Дивная ночь на Ивана Купалу

– Толоконников! – прикрикнула Мария на него, как на близкого знакомого. – Правда, хватит кормить собаку!

– Он есть хочет!

– Не хочет!

– Ладно, пойду барахло заброшу, – сообщил Паша, поворачиваясь к ним спиной. Мол, а вы тут спорьте, сколько хотите. Закрыв за собой дверь каюты, Паша уронил на пол вещмешок, отпустил спиннинг, и тот приткнулся в угол между шкафом и стенкой. Лишь отцовский фотоаппарат аккуратно снял с плеча и положил на стол рядом с «мыльницей», после чего рухнул на кровать.

Павельев был уничтожен, раздавлен, убит! Все хладнокровие его мгновенно улетучилось, едва он остался наедине с собой. Дураку было ясно, что у него шансов против рыжего хлюста в джинсе – никаких. Видно, что он из этих. Самоуверенный нахал, золотая молодежь. Он ей – ровня, у них свой круг, а Паша – кто? Сын простой парикмахерши и пенсионера? Что он может? Даже если бы Мария Верескова, в виде причуды, согласилась с ним встретиться в городе? Полтора раза сводить ее в бар «Огонек»? На большее у него денег не хватит. Просить же у матери, чтобы развлекать великосветскую козу, совесть не позволит.

Паша впервые подумал о Ней без благоговения, посмотрел не с подножия того пьедестала, на который сам же ее поставил, а – так.

Ну и наплевать! Он переживет. Обойдется без ее внимания, которого, к тому же и не было. Духу больше не будет его на корме, пока они там. Главное, никто из них ни под каким видом не должен догадаться, что он переживает. Как та лошадь, что, по мнению Павельева, улыбается про себя, он страдать будет про себя. С улыбкой на лице.

К тому моменту как катер отчалил, Паша немного успокоился. Тимофей Сергеевич, как в прошлый раз, пригласил его на учебу. К своей досаде, Паша увидел в кают-компании помимо Артема, с которым поздоровался за руку, еще Рыжего.

– Ну, вас теперь двое, практикантов! – сказал во вступительном слове бугор. – Один из водного, другой из политеха, с корфака. – Сделав это сенсационное обобщение, Тузьев задумался. Паша пожалел, что нет тут еще одного-двоих из водного. Он бросил бы кличь: «Бей политех!» – и отвел душу.

Михаил осклабился на первой фразе шефа, но, тот замолчал так надолго, что улыбка стала сходить с лица корфаковца, сменяясь недоумением.

– Ты заполняй отчет по прошлым испытаниям, – сказал, наконец, Паше бугор. – А тебе, Михаил, я объясню, как индицировать дизель. Он уже знает, – Тузьев кивнул на Пашу.

Артем достал Павлу старый отчет:

– Вот тебе образец. Начинай заполнять, я подскажу.

Паша занялся нудной «бюрократией», стараясь сосредоточиться. Кто же этого Рыжего прислал сюда? Наверняка, сам напросился к зазнобе!

Когда Паша покончил с отчетом, Артем пригласил покурить. На палубе он выдвинул предложение:

– В Нурове на ночевку встанем. Утром, рано, пойдешь на рыбалку? Там подлещик идет, да и лещ может попасться хороший на кольцовку. Я спущу шлюпку, а тебе свою резинку отдам. Только накачаешь?

– Хорошо, конечно!

– Значит, договорились. Если в три начнем, часа четыре лова наши будут.

Паша пошел вязать снасть. Рыжий, кажется, ждал окончания лекции только затем, чтобы вытащить Марию на палубу. Стиснув зубы, Паша привязывал восьмеркой крючки к поводкам, слыша их смех с кормы. «Врешь, не возьмешь! – мысленно твердил он Рыжему. – Мы, пролетарии, вас, буржуев, еще в семнадцатом душили!»

В душе Павельева разгоралась классовая ненависть ко всем фарцовщикам, спекулянтам, тем более – детишкам обеспеченных папочек и мамочек.

Когда-то в доме отца собиралась богема. Паша тогда еще был маленький, мало что помнил. Такова участь позднего ребенка, что поделаешь?

Если бы его мать, девочка из многодетной семьи, имела возможность в свое время получить образование, она наверняка далеко б пошла! Хотя ничто не помешало отцу в рабочей девчонке сразу разглядеть утонченную натуру, мать всю жизнь мечтала, чтобы сын получил то, что не дано было ей. Так что, выпустить синицу из рук Паша не имел морального права.

В дверь кто-то поскребся. Паша приоткрыл ее. Дружок, увидев юношу, радостно заскулил.

– Иди сюда, – поманил собаку Павельев. – Что, там и не до тебя тоже?

Покончив со снастями, несчастный влюбленный, назло врагам, уснул и проспал обед. А на ужин его разбудил Артем:

– Ты что, голодовку объявил? – спросил он, когда Паша открыл дверь своей каюты.

– Нет, спячку, – ответил Павельев. – Сейчас иду.

Когда он спустился в пищеблок, Мария и Рыжий поднимались из-за стола, закончив ужин.

«Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой – санитары», – подумал Павельев, глядя на своих мучителей.

– Привет! – пропела ему Мария.

– Привет, —ответил Павел, стараясь, чтобы в его голосе эмоций было не больше, чем воды в вяленой астраханской вобле. Рыжий смотрел только на Марию и Пашу, кажется, не замечал вовсе.

Вера Никитична улыбнулась ему, выставляя блюдо с макаронной запеканкой. Паша подумал, для того, чтобы не обидеть повариху, ему сейчас придется совершить над собой насилие! К счастью, Вера не стояла у него над душой, поэтому половину запеканки он стряхнул с тарелки себе в руку, чтобы отнести Дружку.

Дружок осторожно брал с его раскрытой ладони угощение и пережевывал, глядя Павельеву в глаза. «Я рад, что не ошибся в тебе, – казалось, говорил собачий взгляд. – Можешь тоже положиться на меня если что».

Помыв руки, Паша хотел незаметно просочиться к себе, но не успел, его окликнули с кормы:

– Эй, Водный! Пошли козла забьем! – крикнул ему рыжий Миша, уж явно не по своей воле, его Мария попросила. Ничего особенного, обычная вежливость.

Они уже выставили на корме раскладной стол и походные табуреты.

«Козла, это тебя, что ли?» – хотелось спросить Паше, но он сдержался и присоединился к парочке.

– На что играем? – заложила азартное начало Мария.

– На раздевание, – не моргнув глазом, заявил ее кавалер. Она отстранилась от него, сделав квадратные глаза, мол, в своем ли ты уме?

– Вы так всегда играете? – поинтересовался Павельев равнодушным голосом.

– Не слушай его, он бредит, – попросила Мария.

– Сама ты бредишь! – фамильярно возразил ей Миша. Нет, Павел ни за что не позволил бы себе так разговаривать с «королевой».

– На раздевание не стоит, – сказал Павельев. – Если проиграю я, ничего интересного вы не увидите.

– Ха! – согласно усмехнулся Толоконников, мол, и правда, что у тебя смотреть?

– Я недавно свел все татуировки, – объяснил Павельев. – Осталась лишь одна: «Не забуду мать родную».

Мария посмотрела на него, не понимая, шутит он, или нет.

– А какие еще были? – прищурился на него Рыжий и цыкнул зубом. Того и гляди, добавит: «В натуре, на зоне».

– Разные, – сообщил Паша. Он завладел домино, вывалил костяшки на стол, намешал базар. – «Пусть всегда будет солнце!», «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!», «Вместе весело шагать по просторам!»

– Гы-гы! – развеселился Корфак. – Да ты просто песенник ходячий!

– Так и есть, – согласился Павельев, раздавая фишки. – Душа поет. А ты кто? – спросил он вдруг, глядя в глаза Толоконникову. Но нахал ничуть не смутился: