Планета в клетке

Напомню, что до войны конфеты, особливо дорогие, заворачивали в два слоя бумаги. Внутренний всегда был серебряным. Некоторые, правда, толкуют даже о трёх слоях, но это уж, пожалуй, слишком. Это уже сказки из толстого, самого старого сборника с затёртым именем на прогоревшей целлофанированной обложке.

Львица медленно повела головой, Фата то ли в шутку, то ли всерьёз увенчала её короной. Свет лун смешался, на опушке замелькали огоньки, до того крохотные и хорошенькие, что их можно было бы счесть розыгрышем нулевого часа.

Лев тоже посмотрел. Движение огоньков сопровождалось еле заметным гулом, как если бы надвигалась армада бражников в поисках виноградных лоз.

Зашевелилась густая трава, гордость заказника – считалось, что её невозможно вытоптать. Во всяком случае, жалованье главного агротеха не уменьшалось ни при каких экономических обстоятельствах – хотя честный малый клялся, что газон просто-напросто заколдован.

Лоснящийся «партер» у самой сетки – место лёжки львов, разглядывающих посетителей – отразил мелькающие огоньки в больших бесстрастных глазах. На открытое место вышла фигурка высотой с огрызок карандаша, тем не менее, излучавшая отнюдь не прозаическое величие. Возле фигурки мягко горел яркий фонарь размером со спичку – его держали высоко поднятым.

Львица, не меняя позы, сложила голову на лапы и задумчиво разглядывала фигурку. Раз, когда фонарик нечаянно пустил луч в зеницу её ока, она смигнула, но не отодвинулась. Фигурка приблизилась и сделала такое движение, будто поклонилась и извинилась одновременно. Впрочем, все жесты странного посетителя были отчётливо сдержанны и отмечены интеллигентностью, что ли.

Следом за монархическим лицом, беспокоя кончики трав, выдвинулись из травяного леса, и вышли на свет со своими фонариками лица неизвестные, но державшиеся чуть в стороне и позади обладающего властью.

Лев сел, простодушно положив хвост с кисточкой наземь, и с видом углублённого внимания уставился на кавалькаду.

Маленькие господа беседовали между собой вполголоса, что и создавало ощущение налёта бражников. Изредка слышался смех, в немыслимой дали на просторах сновидений звенели колокольчики.

А ведь есть же эти просторы, господа… И звенят, вероятно, колокольчики.

Монарх некоторое время находился в раздумьях, в том оцепенелом состоянии духа, когда невозможно оторвать взгляд от хорошо знакомых предметов обстановки, словно всё вокруг обновилось, и суть вещей стала очевидна.

Усилием воли он оборвал свои мысли и обернулся, причём, свет его фонаря, как из душа, обдал придворных, затихших сразу, без всяких остаточных смешков – видать, были дисциплинированы и воспитаны.

Монарх размеренной поступью приблизился к тесному кругу домочадцев. Стоящие впереди и окружавшие толпу гвардейцы еле заметным движением ружей салютовали властителю, вероятно, не любившему помпу.

Расступаясь, придворные кланялись тоже слегка, с достоинством. Монарх рассеянно, но приветливо здоровался со всеми. Львам хорошо был слышен его прекрасный, очень низкий голос – ни игры, ни притворства.

Кивком удостоверив свой дом, что более не намерен докучать им присутствием, монарх, выйдя из толпы – если подобным обидным словечком позволительно обозначать разнообразную общность лиц – вдумчиво пошёл прочь, вокруг гигантского, будто кус тающего иридия, львиного тела, вглубь вольера.

Несколько гвардейцев – точнее, трое, один из которых был очень высок, на голову выше прочих – сопровождали его, следуя в отдалении.

Властитель с военной свитой достиг львиной тропы, ведущей к небольшому озеру, и вскоре их силуэты потерялись во тьме.

Оставшиеся почувствовали себя освобождёнными, как дети, любящие своего учителя, но безмерно счастливые его отлучкой.

Помолчав, круг придворных разразился усиленным гулом голосов, а колокольчики звенели теперь без перерыва.

Разойдясь по двое, по трое, они скоро усыпали светлое местечко, как лунная рассада.

– Какие новости? – Благодушно спрашивал толстяк в куртке с подозрительным капюшоном и в спортивных штанах.

Он пристал к группке из полудюжины молодых и изящнее одетых придворных, затем покинул их и нагнал троих, шедших в стороне неторопливо и обменивающихся короткими репликами совсем уж тихо.

– Новости? – Переспросила черноволосая дама.

Она с лёгкой досадой переглянулась с мужчиной, у которого было ухоженное, но какое-то нечистое лицо. Костюм-тройка очень ладно облегал его фигуру с широкими плечами и длинными ногами.

– Да, да. Новости. – Спокойно повторил толстяк, и на мгновение его сиплый добродушный басок прозвучал так, что исключал всякую мысль о простодушии. – Беглец, мятеж, перемены… что там ещё? Вы об этом что-нибудь слышали? А, Фортунатий? Чего ты молчишь, любимчик?

Мужчина-тройка не выказал и толики того неуютного желания оглянуться через плечо, которое не смогли побороть ни дама с чёрными волосами, ни её спутник – мрачный парень с острым умным лицом.

Правда, проделали они это неприятное движение по-разному: остролицый явно с намерением убедиться, что прочие находятся вне слышимости. Что касается дамы, она откровенно испугалась, хотя трусихой не выглядела.

– Перемены, значит? – Взвешенно и врастяжку повторил Фортунатий. Холодные маленькие глаза его, проделанные наспех уже тогда, когда красивое лицо с совершенно прямой линией высокого лба и сурового носа, с великолепными губами и выступающим подбородком, было закончено, блестели мутными льдинками в луже.

– Да, да. – Невозмутимо проквакал толстяк. – Они самые!

– То есть, мой старый добрый – я надеюсь – недруг Прото, ты разумеешь состояние, при котором верхи не могут управлять по-старому, а низы начинают неудержимо сплетничать о верхах?

Дама и вовсе побледнела и теперь выглядела совсем юной, а её мрачный спутник ещё потемнел лицом. Выставив острый подбородок, он вмешался в становящуюся интересной беседу:

– Если я сообщу тебе, неутомимый собиратель истины, мол, всем уже известно о том, что в войсках великого информационного народа началось брожение и что некий рядовой или даже младший офицер сбежал с бесценной рукописью, важной для будущего и прошлого – ты в таком разе успокоишься и уйдёшь? Ибо смотреть на твою рожу мне не очень.

И остролицый едва заметно кивнул на девушку, показывая нахалу Прото, что у него есть более приятное для зрительного нерва зрелище.

Прото не очень искренне рассмеялся и начал было говорить:

– Я не сотрудничаю с… Как ты можешь такое подумать о толстом Прото? Я всего лишь подхалим и шут при дворе всего лишь наследника.

Львица вскочила и всмотрелась в темноту, куда ушёл король. (Караул был давно отослан и телепался на обочине.) Шлёпающий звук человеческих шагов послышался на тропинке, и следом сдавленный крик испуга.

В лунном свете, выйдя из темноты, пошатывался от волнения молодой помощник при львиной кухне.

Разглядывая происходящее и присутствующих с высоты среднего мужского роста выпученными голубыми глазами, – такие могли бы быть у брата Мен, – он, очевидно, хотел вскрикнуть, но не смог.

– Оп-па. – Заметил Фортунатий-сановник.

Человек закрыл глаза, потом, смешно помаргивая, открыл, огляделся, с силой вцепился ногтями в собственное запястье – словом, не упустил ничего из процедуры распознавания сновидений.

Затем он произнёс неугаданное слово, приличное на слух, но совершенно обморочным голосом.

Он перевёл взгляд на львицу, на льва и произнёс их имена. Казалось, эти привычные приятные звуки должны были уравновесить его разум, как перекосившиеся аптечные весы, которые по преданию, некогда держала над полем сражения Первопричина… держала себе, пока какой-то шалый истребитель не влепился в одну из чаш случайно, или, как говорят иные, не случайно.

Лев равнодушно отвернулся от него, а львица посмотрела, но мельком. Они знали, что юноша тщится выработать смелость характера, для чего приходит сюда, на территорию северо-западного прайда, почти всякую ночь между объездами. Фамильярности он себе не позволял, поэтому ничего нехорошего пока не произошло. Впрочем, если бы к неприятным волнам страха, исходившим от посетителя, не примешивался благоговейный восторг, львы, возможно, не стали бы терпеть нарушителя.

– Что он сказал? – Переспросила дама, заметно развлёкшаяся явлением нового лица.

В её голосе появились ласковые интонации. Она задрала забавный подбородок, размером с самый маленький лепесток.

– Он удивился. – Бросил сановник. – Ему бы глотнуть чего.

– Имеешь ли ты в виду росу на травинках волшебного луга, ты, чванливый обладатель спортивного пиджака?

Фортунатий мельком оглядел егозящего и оскаливающегося толстяка, во всяком случае, часть его, ибо Прото так просто взглядом не окинешь.

– Именно. – Процедил он. И сразу же отвернулся. – А где его величество?

Он винтом повернулся на каблуке, не намереваясь осчастливить пресловутой росой визитёра, но увидел только остролицего, поспешно уходящего в тень и прикладывающего палец к уху.