Планета в клетке

– А… – Заметил, как бы про себя, лощёный Фортунатий. – Лис, ты видела… Лис?

Но молодая брюнетка его покинула. Она подошла поближе к человеку, без усилий поднялась в воздух, поджав зачем-то левую ножку и вертя каблучком, и ласково сказала что-то прямо в голубые глаза мальчишки.

Парень повёл головой, коснулся виска и, повернувшись, пошёл прочь.

Лев неодобрительно разглядывал его спину. Хвост льва шевельнулся.

– Клавдий, – заметила, не поворачиваясь, но спускаясь на землю, черноволосая дама, – не стоит тебе раздражаться по пустякам.

Львица тихонько заурчала, будто смеялась. Так оно и было.

Король, которого тщетно искал Фортунатий, был найден ни кем иным, как остролицым мрачным молодым господином.

Впрочем, стоило лунному свету вклиниться на правах третьего между собеседниками, как молодость остролицего оказалась под вопросом, хотя мрачности не утратилось ни чуточки. Скулы его, нос и подбородок мог бы оценить поклонник готических шрифтов, а пергаментная кожа, хотя и обтягивала брутальный каркас, свидетельствовала о десятилетиях небрежения ветрами и сухим климатом.

Внимательному его слушателю, напротив, освещение только убавило годы. (Речь, конечно, не о яррогодах, а об этих местных, коротеньких.) То ли общение с занимательным приятелем, то ли ещё имелась причина – но лицо короля, круглое и простодушное с фасада и драматичное рыцарское в профиль – заметно посвежело. Уголки губ приподнялись, а глаза засветились в ответ милой Мен.

Его величество, сбросив груз монаршего величия, оказался просто славным парнем, из тех, кого барышни именуют «симпотными» и «милягами». Создавалось впечатление, что он рад передышке и это самое величие для него вроде неудобного костюма, в котором не присесть, не повернуться. Это впечатление было верным, но остролицего такие нежности мало интересовали.

Он тихо говорил, склонив острый нос и башмак подбородка, так, что между ним и королём пространство оставалось короче вытянутой руки. Это всегда свидетельствует и о короткости отношений, тем паче что ни миляга-король, ни суровый остролицый не походили на тех джентри, которые подпускают к себе ближнего на расстояние ближе вытянутой руки с пистолетом (выдуманным).

Пистолета и в самом деле луна не увидела. Король слушал приятеля внимательно, но невольно отзывался на вольности лунной ночи и короткий нос его раздувал крылья.

Остролицый и это приметил.

– Ветер с Белого острова. Там сейчас вылупляются лебеди, а запах, так сказать, лебединых пелёнок создаёт эффект пролитого дорогого одеколона.

– Хорошо.

– Рад, что тебе нравится.

– Дружище, ты так говоришь, будто ты причастен.

– К этому я не причастен.

– А…

– Не вертись, впрочем. Пока нас не подслушивает эта осинка, я хочу узнать, что ты думаешь.

Король повиновался, и остролицый продолжил тихо рассказывать. Речь шла об одном из джентри Простейших Времён.

– Этакий жабёночек, неспешно выбиравшийся из кармана по зову хозяина и владыки.

По словам остролицего, случился казус – в башке джентри оказалась заперта информация, но и кликовый код оказался там же.

– Ну, надо же. – Отозвался король. – Оплошность, каша слиплась.

И всё бы ничего, но и сам джентри – или его так вообще называть некорректно? – оказался потерян. (Тогда они ещё не начали сбегать. Просто – потерян.) Как вскрыть комнату, если ключ внутри?

– Это ты меня спрашиваешь?

– Ну, не осинку же. Давай, ты же король, в конце концов.

– Вот за это спасибо.

Король шмыгнул с глубокомысленным видом.

– Когда это произошло?

– Ты слушаешь, как обыватель. Я же сказал – в Простые Времена.

– В Простейшие.

– А, всё же слушаешь. Когда они путались в проводах, даже волнового Внемира не было. А в свои твёрдые Внемиры они засовывали наших предков в виде безголовых коробочек. Тогда ещё начали для забавы делать их в виде фигурок. В основном, для детей.

– А потом из-за детей и перестали. – Добавил король.

Остролицый, слегка раздражённый тем, что его перебивают, ухмыльнулся.

– Приучение к рабству, так это звучало. И они оказались правы. Этот жабёнок…

– Маленький жаб.

Остролицый не обратил внимания на филологические игры владыки. Он сделал жест нетерпения. Король Джонатан послушно заткнулся, тем паче, почуял уже – дела, и впрямь, припахивают тревогой. Не часто приятель его и глава разведки позволял себе дёргать плечом, вроде барышни, у которой финансовый отчёт не сошёлся со второго раза. Если честно – то совсем не часто. А по правде уж вовсе полуночной, то король мог бы припомнить только один такой случай.

(Хотя с финансовыми отчётами в королевстве джентри постоянно проблемы.)

– Этот родоначальник всех беглецов, оказался вещью в себе. – Проговорил остролицый мягко и спокойно.

И король ответил в тон:

– Что это значит?

Остролицый помедлил.

– Такая оплошность произошла только раз за всю историю, ваше величество. Даже и вы, и я, по нашей благоуханной юности, не можем помнить. И даже в Покорных нельзя отыскать сколько-нибудь приличных ссылок. Разве что открыть мифологический словарь. Сохранилось несколько разбросанных источников, и в них, пожалуй, можно разглядеть намёки на то, что произошло.

– Говори яснее, шпион.

– Ясности хочешь? Не дождаться ли нам светоносного Ярру? Или тебя устраивает призрачный и неверный свет, который так полюбился нашему народу?

Джонатан молчал. Понял, что следует подержать паузу, если он хочет добиться вразумительного текста. И он правильно сделал.

– Эпоха, когда появились «те», Джонатан, твоё величество.

Король ничего не сказал.

– Король ничего не сказал. – Задумчиво прошептал остролицый. – И он правильно сделал, клянусь первым безголовым Джентри.