Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи

– А ты, я вижу, предмет изучил. Сказка глупая, как все сказки. Наши товарищи уже давно бы полуночных этих… тово. Нету таких на небе и на земле, чтобы солдаты цезаря не справились.

– Сказка, кстати, не старая. Её в книгах нету.

Вихрастый покусывал свои круглые губы. Картофельное лицо жило своей жизнью, как маска, под которой шевелится мышь. Настроение у начальника учреждения повысилось, будто в него налили, как в простой стакан, отличного винишки.

Он подобрел и взглянул на сотрудника чуть ли не ласково.

– Ну, не будем этих жутких красавчиков приглашать. Мы и сами ничего себе…

Вихрастый засмеялся тугими чистыми щеками.

Грохот прокатился за окном. Завибрировала лампочка, на которую спешно закатили глаза оба.

– Обвал недалеко. – Пояснил разоблачённый знаток сказок, поглядев на старый шкаф, задрожавший так, словно стоял на полустанке.

– А чего ты побледнел?

– Думал, землетрус.

– А.

Вихрастый подошёл к шкафу и размахнулся. Удержал руку и приложил кулак к замку. Признался, подкупающе блеснув глазами:

– И мне помстилось.

Он вернулся, низко наклонился над чёрной головой и, приникнув губами к уху товарища, влажно зашептал:

– Я тоже было задумался, а не… и с концами в нижний ящик. Авось, не спросят. А всё ж таки…

Он выпрямился. Патриций потянулся к уху и сделал обтирающее движение, которого напарник его не приметил.

– Читал я, друган, как-то про какой-то средний век. Это не твои сказки. Так там завсегда товарищи хорошо работу проводили. На совесть. Всякую нечисть, как мы с тобою, испытывали. Вредителей. Скот, понимаешь, заражали, мосты портили. Ну, и всякое такое, стыдно молвить. Ну, так вот, коль уж не было факта признания, то так и писали.

Патриций кивнул.

– Хорошо.

Вихрастый покривил губы.

– Только их, видать, не проверяли.

– А с кем они проводили работу? С каким элементом?

Тот улыбнулся.

– С бабами, в основном. Вишь ты, слабый элемент тогда был – бабы.

Патриций понимающе выдвинул челюсть.

– Да… всякое бывает. А всё же… у нас баб не бывает.

Вихрастый повёл плечом.

– Жаль… тут есть, я бы провёл работу… имеются всякие слабые элементы. Вот знаю я… как мы вчерась копошились с тем, я припомнил. Дюже даже схоже: крепость этакая… но уж она бы покричала.

– Почему?

Тот недоумённо улыбнулся.

– Баба всё ж.

Он стукнул товарища по плечу.

– А ты не морщись. Вижу, ты чистоплюй. Я дело ведаю. Будет какая зацепка…

Он вздрогнул, припомнив, что это слово сегодня уже звучало.

– Семейство этакое. – Твёрдо подытожил. – Указаний ещё не поступило.

Он потёр затылок.

– Может, ждут творческого подхода.

Патриций широко раскрыл глаза, хотя до этого равнодушно смотрел на шкаф. По выцветшему смуглому лбу провели вертикальную черту. Он произнёс, как будто думая о другом:

– Цезарю, полагаю, лучше знать. Сказано, не трогать. Сын, понимаешь, разве виноват…

– И дочка тоже. – Подхватил вихрастый. – Н-да, дочечка. Ну, подождём.

Он снова подошёл к окну и заметил сквозь зубы, провожая взглядом скоро шедшего по двору военного:

– Эт-та что за явление столь яркое?

Патриций поднялся, издалека глянул.

– Верно, в военкомат пошёл отметиться… новоприбывший. А его отослали сюда, по ошибке, как всегда.

– У местного, видать, спросил. – Осклабя зубы, проговорил вихрастый, глядя, как голова шедшего скрылась у воротец заходящего солнца. – Местным всё одно, не разбирают.

Патриций весело попросил:

– Полегче насчёт местных.

Вихрастый пренебрежительно глянул и кашлянул.

– Да, я что… ты не гоношись, кирюнечка.

– Служу небу и земле. – Сухо вымолвил тот. Внезапно на его лице проступило на короткий миг выражение крайней злобы, смелые черты исказились.