Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи

– А у нас есть ад? – Спросила Олюшка. – Где, вот законный вопрос.

Каля ушла с ребёнком в спальню, и там, переодевая его, прислушивалась к разговору на террасе. Малыш схватился за шнурок, вылезший из-под его рубашечки и, скосив огромные глаза, принялся рассматривать стеклянный шарик, в ноготок размером, с чем-то пересыпающимся внутри. Калерия нахмурилась, отобрала шарик, несильно хлопнула кончиками пальцев по его ладошке. Мальчик заворчал, показывая блестящие зубки, тут же утешился и пополз по ковру. Поймав за рубашонку, Калерия усадила его в кровать за сетку и приложила палец к губам.

Мальчик старательно кивнул, но жеста не повторил.

Она подошла к двери гостиной и, взявшись за ручку, услышала, как Оля говорит:

– …А я ему – законы квантовой физики допускают превращение, амиго. Это вам не сказочки и не буржуазные предрассудки. Если бы я увеличила расстояние между вашими протонами, вы бы увеличились в сотню раз и смогли бы прикуривать от нашей телебашни.

Вмешался резкий от сдерживаемого смеха голос Ильи:

– А он только что бросил курить?

– Нет, спорить не стал. Но переспросил про законы.

– Смотри, как бы ему не приснилось чего.

Хихиканье Поленьки перекрыло разговор. Каля подобрала со стула платье сестры милосердия, встряхнула, оглядев. Содрав с себя разом халат и сорочку, она натянула платье. Тройное зеркало отразило движение. Взлетающая ткань, свет и тень на гладкой коже, метались, превратив зазеркалье в бальный зал, где вальсировала чёртова дюжина красавиц.

– Нет, честно. Вот вам благородное слово. Пахголь унэтт, как папенька маменьке говаривал, когда… ну, не важно. Это такая наука. Вот увидите, она преподнесёт сюрпризище. Берутся такие мельчайшие частички из нашего тела… ах, Полина, это не больно, и вы бы могли это сделать. И соединяются с частичками из, к примеру, картошки. Ну, да. Вот поверьте, когда-нибудь учёный сумеет соединить картошку высшего сорта, скажем, с акулой-молотом. – Говорил Илья под непрерывный смех Поленьки и одобрительную беззвучную ухмылку Ольги, когда она вошла.

– Фу, ты. – Прервал он себя, глядя, как сестра идёт к своему месту, хотя стол ещё не был накрыт.

– О чём это ты так интересно рассказывал?

– О лженауке. – Поспешила Поля. – Средневековые суеверия… стыдно слушать. Но смешно ужасно.

И она подтвердила свои слова, закатив глаза и откинув голову в новом приступе сладкого смеха, который только Илья и мог вызвать. Так и говорили – Илюшкина зубодробилка.

Сей специалист сузил глаза в чёрных ободках.

– Вот мне интересно, что символизирует твой наряд? Не предрекаешь ли ты мне перемену участи?

– Милосердие. – Предположила Оленька.

– Ой, у тебя оно сзади… сзади… – Заворковала, давясь остаточными нотами Поля.

– Попробуй, застегни его. – Буркнула Калерия, шевеля плечами.

Она сидела, закинув ногу на ногу, так что платье туго обтянуло её от плеча к щиколотке.

Оля доброжелательно присвистнула. Поленька кинулась устранять недочёты.

– Калерия, ты не ответила на поставленный мною вопрос.

– А почему я должна отвечать?

– Потому что на вопросы надо отвечать. Это тебе, кто угодно скажет.

– Всегда и везде. – Тишком подтвердила Анастасия

Илья продолжал, осёдлывая креслице и выставляя остроносые туфли:

– Даже если к вам пришёл страшный призрак, надо его спросить: «Кто ты и откуда?» Это тебе и папенька бы сказал.

– Это сказал не папенька. – Нелюбезно возразила Каля, отмахиваясь от Полиных снующих рук.

Она поёжилась.

– Но то был человек одной с папенькой профессии. Уж он знал, как разговаривать со страшными и неразумными явлениями.

– Ага.

– Обводя языком зубы, – огрызнулась Калерия. – Полька, поди к своим страшным привидениям. И руки у тебя холодные.

– Ой, не надо про привидений.– Взмолилась Поля. – Дело к ночи. Я потом бояться буду.

Оля подтвердила:

– Верно, не надо. Придётся тебе потом, Илья, провожать её в известное место по ту сторону двора и ждать там, причём петь при этом из официального репертуара.

Поля задумалась.

– Лучше пусть поёт «Ты не ангел, но для меня, но для меня…»

Увидев напряжённые заинтересованные лица, она обиделась, уронила нож, встрепенулась и сердито попросила:

– Ну, будет вам. Её же все этой весной поют.

Но отзвук её голоска блуждал по террасе, почему-то встревожив и опечалив присутствующих.

Прошло несколько секунд, прежде чем они поняли, что психологический эффект, каким бы сильным он не был, давно закончился, и они имеют дело со звуком вполне реальным.

Они переглянулись.

Звук доносился из комнат, нежный… похоже, где-то вода приподнимала крышку кастрюли. Или шёл неутомимый весенний дождь, после которого невесть что прорасти может. Позвольте, в спальне?

Оля вполне твёрдым голосом осведомилась:

– Кто-то включал волшебный ящик?

Каля повела головой, воротник платья стеснил её длинную, но отнюдь не тоненькую шею. Илья поднялся, Оля тоже – упираясь восковыми игрушечными пальчиками в край стола. Калерия уставилась на эти совершенно спокойные пальчики.

Поленька пока ничего не сообразила, не в обиду ей будь сказано. Каля вскочила и метнулась в комнату.

Она сразу увидела, что ящик работает, но промчалась в спальню. Ребёнок спал. На выпуклом лбу билась жилка, река сновидений. Он неудобно вывернул локоток. Калерия уложила его, как яйцо в гнёздышке.

Она вернулась в гостиную, где проём двери на террасу заслонял Илья, под его локтем просочилась Оля.