Планета в клетке

Почему «вопреки»? ну, видите ли… Пить и говорить разом могут только великие люди, если они достаточно невоспитанны. Я не велик, не человек и, как всякий убийца, считаю себя достаточно воспитанным.

– Барышня где? – Опять спросил он, уже через некоторое время. Видимо, осознал, что события должны иметь последовательность.

Собрав языком с губ остатки влаги, я изложил ему подходящую версию. Вечная тьма изображала раннее утро. Мой приятель, желая быть деликатным, едва выждал, как стало светлеть. Ему хотелось поделиться сентиментальными впечатлениями о канувшей ночи. Когда он увидел меня с перевязанным запястьем, слова и жесты – сплошь округляющего характера – угасли в воздухе.

Он выслушал – то, что я ему рассказал. Долго смотрел на покачивающиеся перед его крупным носом часы на грязной от моей крови цепочке. Историю, – как часы ни с того, ни с сего были отторгнуты моим телом, – принял безропотно.

Его это особенно – ежли честно – и не заинтересовало. Думал он о другом, и это хорошо о нём говорило.

– Странно. Я думал…

Он замялся. На такое больно смотреть – в буквальном смысле: смех разбирал меня по косточкам, а они давали о себе знать.

– Ты думал – сладилось у нас. – Подсказал я.

Он обрадовался найденным словам, а я – его целомудрию…

– Вступи на дорогу, а дорога поведёт. – Ни к селу ни к городу мудро проговорил он.

Жизнепоток не прекратился. А славно, что у моего брутального приятеля богатая интуиция – ведь прискакал чертяка вовремя. Я уж совсем загибался – не от раны, о нет, конечно. От одиночества, видите ли. Сероглазая барышня всадила в меня вместе с пулькой изрядную порцию обиды. Я обижался на весь мир, что мир, меня, такого славненького, не хочет баюкать на ручках. Может, у меня гормональное расстройство?

Где-то в районе сапог?

Может, мне конфет хочется?

Мы выбрались наружу, предусмотрительно обойдя дверь. Улица, видная из-за плетня, где мы угнездились, оставалась на месте.

В конце улицы свистело.

– А говорят, у Древних были железные птицы.

На соседней крыше забренчала черепица.

– Эти, что ль?

Я, не оборачиваясь, указал на большую тварь, оседлавшую конёк.

– Да нет.

– Так да или нет? В смысле – что они, их седлали и приручили?

Красава на крыше вгрызлась в черепицу. Он, знаете, что делал? Он думал.

– Нет, руками сделали.

– Самолёты, что ли?

– Сказано, птицы. Значит, птицы.

Я грустно засмеялся.

– Шаман сходит с ума, если не шаманит. А солдатик его подблаженства пить молоко начинает…

Он помял пальцами брови и зевнул как плюшевое животное, которое девочка перекормила.

– Даже мудрить не буду, чего ты плетёшь, цуцик. Ты, в смысле, поубивать кого хочешь?

Я в который раз умилился его детской манере обнародовать концы пословиц.

– Ты девочку искать хочешь, что ли? Тебя задело, да?

Я подавил желание сообщить ему, чтобы он зевал потише – птичка железная вылетит, и с досадой возразил:

– Глупец, у меня нет на это времени. Я буду это делать в следующей жизни.

С удовольствием я заметил, что он смутился – ибо он явно не составил расписание в этом смысле. С полминутки я полюбовался его румяной от предрассветных поцелуев славной рожей и изрёк, отворачиваясь и поправляя на себе свои военные приспособления, засовывая то сюда, а это туда, ну вы представили, если уж нам нужна реалистичная картина происходящего:

– Ты, вероятно, не для войны рождён.

Он мрачно молчал, и тремя резкими движениями сунув свою крохотную винтовочку за плечо, большой нож за пояс, фляжку на грудь под куртку, сухо проговорил:

– Если ты поправил бретельки, можем идти.

Я обернулся, и мы посмотрели друг другу в глаза. Он взгляда не отвёл – а я-то знаю, как это непросто, когда имеешь дело со мной. Нет, у меня не комплекс величия, просто в моих небольших и не самых прельстительных зеркальцах имеется кое-что нехорошее. Вроде вторая пара органов зрения.

Поэтому я оценил те серые окна очень высоко.

Тут ветром снесло пару черепичных шелушинок – бронированное существо решило покинуть крышу.

– Ты смеяться надо мной будешь… – Начал я.

Он ковырнул в зубе когтем.

– Может, буду. – Задушевно пообещал он. – Может, не буду.

– …украла у меня.

Он всполошился.

– Чего? Я не расслышал.

– А ты бы почаще издевался над людьми, которым спас жизнь.

Он рассердился.

– Толком скажи.

– Девушка… та, светленькая… которая, по твоему предположению, меня задела… она украла у меня кое-что.