– Где он?
Он повел рукой и чудно разулыбался.
– Со мною…
Я завертел головой и учтиво молвил:
– Быть может, у солдат его подблаженства что-то со зрением, не спорю… или вы владелец какой-нибудь летающей штучки, которая обрушит нам на головы бомбочку-вонючку?
Медведь неуверенно посмотрел бородой вверх и вбок.
Я потрогал свой карман – не тот, где пришпилена иголка.
– Но нет, я уверен, вы высоко цените двигательные реакции солдат его подблаженства.
Медведь снова влез:
– И если напарник у вас не в вещмешке, хотя бы частично…
– Фу. – Сказал я ему. – И всё же, – снова обратился я к собеседнику, не забывая об устройстве его лицевого угла, – если вы сочтёте не лишним удовлетворить наше любознание…
Человек легонько потрогал вещмешок и позвал:
– Мой друг… идите сюда. Шагом марш!
Медведь немедленно успокоился и с недоумённым состраданием посмотрел на человека.
Вещмешок завозился, и из недр его вышла фигурка в октаву высотой, – если брать октаву детской ручонкой. Фигурка носила военную форму и являлась рядовым.
Я услышал тихий ох, и, глянув косо, узрел то, за что заплатил бы деньги, если
бы время было невоенное.
Медведь под бородой побелел и поднял руку со стволом.
Встревожившись, как бы он не сделал какой невежливости, я привстал, но он, оказывается, всего лишь собрался обвести себя охранным жестом. Только руку перепутал.
– Маленький Народец, спаси и сохрани меня первый медведь…
Наш знакомец, ласково смотревший на солдата, крепко прошагавшего среди травы и вставшего у ботинка озёрного господина, перевёл взгляд на теряющего несгибаемость и оттого помилевшего медведя.
– О право, нет… не беспокойтесь. Я вас представлю…
Он обратился к солдату, поднёсшему два пальца ко лбу и застывшему.
– Ах, мой друг. – С лёгкой досадой возразил ему человек, наклоняя стёклышко пониже. – Оставьте это.
Я понял, что тут требуется.
– А-атставить! – Тихо рявкнул я.
Солдат опустил руку и прищёлкнул каблуками. Будь он в иных масштабах, выглядел бы здоровенным обалдуем, не хуже медведя.
– Вольно.
Человек обратился ко мне и прошептал:
– Никак не уговорю его отказаться от этих церемоний.
– А почему шёпотом? – Спросил я.
Он взглянул на меня с интеллигентным укором.
– Но мне неловко… в третьем лице о присутствующих не говорят.
Я взгрустнул.
– Запомню.
Лицо солдата не выражало обиды, оно вообще мало что выражало. Обыкновенное лицо солдата – я таких повидал.
– А вы книжкой, я вижу, заинтересовались. – Отвлёкся этот, со швом.
– Да, он хорошо про рыбу пишет. – Хрипло высказался медведь, зачем-то взявший книжку и прижимавший её к тому месту, где у него под всеми покровами находится большое, сейчас мощно заработавшее сердце.
Мы оба с владельцем плаща воззрились на него снизу вверх. Я – приподняв бровку (жаль, не выщипал), владелец бушлата – с высочайшей степенью доброжелательности.
– Вы – поклонник… – Проговорил человек-бушлат, и я понял, что медведь к нему в любимцы попал.
Солдат тоже быстро посмотрел на медведя, и того слегка продёрнуло по толстым плечам. Так ему и надо.
– Надеюсь, – сладко предположил я, – вы не будете беседовать о предмете вашего обоюдного увлечения…
И я развёл руки в стороны, держа ладошки дощечками. Плащ рассмеялся и, смеясь, весело успокоил:
– О, нет… нет.
Он предложил нам перекусить, мы предложили ему, и слово за слово, обустроили себе пространство на какой-то газете, сложенной, как я заметил, аккуратно, и служившей скатертью-самобранкой целый сезон.
– Вы в город, я из города. – Отламывая хлеб, говорил он. – Не спрашиваю, разумеется, по каким делам, но страшно жалею, что не смогу сравнить наши впечатления.
Солдат прохаживался у самой воды, и я видел, что он при исполнении. Потом он прилёг и вроде как задремал.
– А что, у вас есть впечатления? – Становясь подозрительным и грозным, спросил медведь.
Поскольку выглядел он при этом так, как если бы пострадал на пасеке, то впечатление оказалось несколько подпорченным, подобно газете, на которой под горбушкой я прочитал два слова из заголовка. Два слова сказали мне много больше, чем чтение целой толстой книги по истории.
– Впечатления всегда бывают. – Уклончиво усмехнулся наш хозяин и мельком глянул на кромку воды, что от меня не укрылось. Вот как.