Планета в клетке

Возможно, я романтичен. Но вообще-то властители дум просто так не являются простым людям.

Медведь терпеливо переминался, сапоги скрипели. Я ощущал его как пространство, занятое глупыми честными мыслями. То, что надо, для такого пройдохи, как я.

Но я ещё не знал, позволю я ему идти со мной или нет.

Из летописи тьмы.

Властителей дум было девятеро за всю Настоящую историю. На дисках с черновыми Историями для отработки лучшего рабского варианта кое-кто из них встречался в розницу, но вся девятка оптом – ни разу.

Первый был из номера один – большой боевой слон. Второй был мангуст, быстрый, как мангуст и почти такой же быстрый, как молния. Третий – ловчий сокол с высоким полётом и холодными глазами. Далее появился гигантский тур с обманчиво добродушными глазами и ленивой повадкой. Почти тотчас – чудовищных размеров и страшно свирепый медведь, боявшийся только крыс и никого и ничего больше ни на небе, ни на земле.

Он ещё жил, когда на сломе эпох сообщил о себе единственный из номера семь – заметьте, этот номер гуманистов дал только одного Властителя дум. Властитель был печальный и превосходно воспитанный лев, с замечательным чувством юмора, стыдившийся своей природы, само благородство.

Он умер перед войной, и так странно умер, что много говорили об этом и подозревали всякое.

Затем – Белый Волк, о котором уже сказано.

За Волком – из номера шесть мудрее и спокойнее всех длиннолицый змей с крыльями, рассудительный и настойчивый.

И вот не стало и его, а последний из Властителей был заточён в любимую тюрьму Блаженного. Властитель опять был дракон, похоже, пришло время драконов. И хоть я вовсе не понимаю всякой болтовни об аристократах, памятуя рассуждение того смуглого о дереве с засохшими ветвями, и особенно то, что в этой стране часто спутаешь князя и раба – всё же, то, что он был чистокровный дракон, было ясно с самого первого взгляда.

Племя, храня извечные традиции, проводило посвящение мальчиков в статус взрослого. Семилетние отнимались от матери и запирались отдельно, их потчевали священным средством, полученным от сотворения мира. На самом деле, средство было поспешно доработано неделю назад по реальному времени, причём, учёный (из расы номер один, до крайности неторопливой) получил нарекание от других номеров.

Предполагалось дальнейшее использование этого средства каждое семилетие с помощью массовых технологий обработки населения.

На полуострове Луо свобода была забыта через час реального времени и через сто лет времени, вмонтированного в затылки граждан-подопытных. Сто лет аккуратных небольших решений, касающихся всяческих мелочишек, чтобы обеспечить плавный, практически незаметный переход. Создание нового человека потребовало коллективной памяти о причинах ограничения свобод, дабы само слово свобода приобрело совершенно новый оттенок, а затем и смысл.

Оказывается, всё должно иметь причину. Так и сделали. Там – пугающая вспышка памяти о теракте в адмиральской ратуше – а следом просто необходимый для мирной жизни свод правил въезда-выезда, проверок на дорогах, новых ассигнований на дополнительный контингент патрулей; сям – угроза иноземного государства (которое, натурально, существовало), а следом – новая система паспортизации, камеры на уличных перекрёстках… ну и прочее.

Ромбик Луо трижды перекрашивали на карте в зависимости от того, что показывала кривая тревожности в мозжечке испытуемых. Всякий раз это происходило совершенно естественно, по желанию самих испытуемых.

Так из карнавального охлократического айсберга на последних трёх минутах эксперимента территория стала неотъемлемой частью демократической империи, где карнавалы имели сугубо прикладное назначение.

Тут же была приложена к правому полушарию мозга геополитическая карта планеты. Планета была вполне реальна – записана на одном из дисков Слойки. По мере того, как вращался диск, запись ежесекундно претворялась в бытие.

Жёлтая и зелёная из-за раскраски двух гигантских клоков суши, планета грела в лучах дневной звезды два обитаемых основными разумными видами материка.

Правый – если смотреть, встав на флагманский камень в поясе астероидов – всю историческую дорогу целиком занят страной, чьё название менялось, а суть оставалась.

За тридцать тысяч лет она воевала трижды в освободительных войнах, трижды в завоевательных.

На другом материке раньше тоже была одна страна, но она распалась на девяносто девять.

В океане плавали четыре больших острова, на каждом страна – Лёд, Другая, Олово, Трёхэтажная.

Также за двумя крупными полуостровами был закреплён статус так называемых заповедных территорий – там некогда высаживались колонисты «со звёзд». Так записано в коллективной памяти, со словом «якобы», всплывающим как-то неуверенно.

Имелся кочующий ледовый щит с общей тюрьмой, не отмеченный на картах для широкого пользования (из соображений безопасности) и выстроенный под литосферой в огнезащитной капсуле город.

Что касается милейшего Луо (а он был славненький, в окоёме небрежно срезанных ледником низеньких тёплых гор, с кастрюльками прибрежных городков, в которых Мен заваривает густую кашу из тьмы и света в ночи своего торжества) – то именно здесь предполагалось собраться Первопредкам, чтобы решить досадную проблемку. При всём их соборном могуществе, требовались людишки вроде меня – помеси номеров с неожиданно заявленным генетическом преимуществом в искусстве наблюдения, выслеживания и соответственно хватания.

Кроме того, дамы и господа из противоположного лагеря – как та, что навестила меня в гостинице – изрядно укрепили свои силы. Из горстки гордых замарашек с гаснущим на устах «я вам ничего не скажу» они выработались в организацию холодных и остроумных профессионалов. Цель у них была – отнять кой-что. И, как видите, они в этом преуспели.

Ваш покорный слуга, увы, оплошал. То есть, по правде, мне следовало плакать и кататься по земле – до того оплошал. Но в том-то и дело, что я был – помесь, я был ценностью во всех отношениях. Именно поэтому я плакать не собирался и телодвижения совершал самые умеренные. Я знал, и пославшие меня знали – если уж оплошал этот… словом, замены мне не было.

Что ж, по крайней мере, мы теперь понимали, насколько возросло могущество сопротивления. Очевидно, для таких успехов пришлось кое-чем и пожертвовать. Ради благой – с их точки зрения – цели, они сами сделались в некотором роде злом.

Ничего, ничего. Я найду леди и ласково попрошу её вернуть украденное. Я даже найду время полюбоваться ею – думаю, нескольких секунд мне хватит.

А пока следует добраться до городка, и, хотя он пребывает в другом времени и даже измерении, присмотреться – готова ли местность для высадки. Именно здесь, в одном из слоёв, проводились – виноват, проводятся – опыты по внедрению готовой Истории в память горожан.

На этом же полуострове, только на другом диске военнообязанное лицо из гвардии его подблаженства отпускало шуточки по поводу закона о заключении… не пугайтесь раньше времени – о заключении брака. Брошюра с упомянутым текстом была найдена в вещмешке властителя дум, который покинул двух приятелей пару минут назад.

– Не понимаю, что тут смешного. – Возмутился медведь. – Кстати, не забывай, что ты дал обещание влюбиться из чувства долга.

– Друг должен быть закрытой книгой. – Возразил я, закрывая брошюру после слов «Любовь делает человека нравственнее и побуждает к переменам».

– Чего это?

– Тут и требования хорошего тона, да и приятно что-нибудь узнать о нём этак вдруг.

Медведь улыбнулся с милым коварством.

– Я и так о тебе кое-что узнал.

– Правда – не то что, что произошло, а то, что произнесено. – Изрёк я с таким видом, будто произвёл эту мысль с некоторым усилием.

Присвоив собственность властителя дум, ибо, как согласился даже совестливый медведь, она ему не понадобится там, куда он удалился, мы обнаружили к нашему совместному удовольствию большой красивый пистолет в боковом кармане вещмешка.

– Почему же он его в кармане не держал?

– Да штатский, что с него возьмёшь.

Медведь весь покачался в знак несогласия, перебрасывая доп. груз через плечо и пряча пистолет, который мы разыграли на хоп:

– Эге, штатский. – Протянул он. – Не видал ты, что ли, как этот штатский возле танка в погончиках стоял. А на мундире копоть и дырка от пули… – Задумчиво добавил он.

Шоссе погрузилось в тишину, как верёвочка в воду. Так бывает после появления властителей. Время вроде бы теряет ориентир и может поплыть в другую сторону. Над облаками загудело, и мы, сомнамбулически задрав башки, увидели – за стеклом мира летит что-то.

Мерно взмахивая крыльями, предмет тем не менее к птицам отношения не имел. Мы обменялись парой предположений, в частности, не очень приличных. Потом всё отмерло окончательно и мы потопали по шоссе к городу.

Мы уже увидели хрустальный акулий плавник в двигающейся к нам дымке города. Знаменитая адмиральская ратуша являлась одним из стариннейших строений побережья, с того самого года, когда удивительный доктор изобрёл лекарство от всех болезней разом. Принимаемое в измельчённом виде, оно оказывало на редкость успокоительное действие.

Об этом я толковал медведю, и тот, представьте, догадался.

– Порох, что ль.

Проворчал мрачно и этак скосил недурной свой ротик в бороде, будто принял помянутое средство в слабеньком растворе.