Планета в клетке

Отдышавшись, я промяукал:

– Не раньше, чем вы, вашество, передадите мне инструктаж.

Я снова увидел метаморфозу – пасть срослась в симпатичные мужские уста, и уста снова улыбались. Он погладил местечко на плече, куда я взглянул – клок рыжей шерсти торчал из небесной прорехи.

Я понял – он смотрит на арку входа, к которой довольно элегантно прислонилась дубоватая фигура медведя.

– О чём ты, чадо? – Спросил он, распрямляясь во весь рост, вроде колонны, выросшей не на месте. (Вот бесстыдник! Он ничуточки не смутился, что на глазах у прихожан отжимался от пола). – Объясни…

– А чадо вот о чём. – Пробубнил из душной теплоты медведь.

Он отлепился от арки и притопал к нам, я попутно попытался кой-что ему внушить, позже узнаем, получилось ли.

– Нам нужно, ваше э-э… благородие, то самое…

И пальцами показал. Мы со служителем посмотрели на эти толстые пальцы, пытавшиеся изобразить нечто утончённое.

Не оборачиваясь ко мне, златокудрый красавец с удивлением спросил:

– Он что, в деле?

Услышать от аристократа специфическое выражение – впечатление, способное окрасить жизнь в новые тона. В общем, я сделал свой день.

Я кивнул, и служитель культа, не поворачиваясь, выгнул губы.

– Новые кадры.

Я картинно раскинул руки.

– Разве мы знаем друг друга, ваше благородие.

Он вдруг цепко посмотрел.

– Хочешь сказать, солдат, что не видал Блаженного?

Я выгнул губы.

– А вы, ваше благородие?

Он подумал.

– Видал, а как же. – Протянул он.

Медведь, который, кажется, слегка обиделся нашим интимом, грубо буркнул:

– Ну? Есть у вас…

Служитель кивнул и, обычным человеческим способом переместившись к подставке для свечей, пошарил в центре круга, несколько раз сунув руки в огонь. Возвращаясь, он выглядел озадаченным.

Медведь снова завёлся.

– Вы, уважаемый, с нами шутки не шутите…

Львиноголовый весело отозвался:

– Ни, ни.

– Так вы отдадите?

– Уже отдал. – Игриво сказал он.

Я поднял руку и взглянул за манжет – оттуда высовывалась мятая бумажечка, вроде тех, на которых пишут имена для поминания.

– Блестяще. – Пробормотал я. И мы с отражателем обменялись понимающими взглядами. Медведь осёкся.

– А…

Потом отвернулся, сказав тихо что-то вроде «шуточки…»

Я откланялся, деликатно удерживая винтовку двумя пальцами.

Когда мы покинули гостеприимного вызывателя дождя, медведь не сразу заговорил. Я видел, что он умирает от нетерпения, и решил было его помурыжить, но вспомнил драку в пригороде и передумал. Вот что с волком делают долги.

– Это.

Я протянул ему листок, и он не сразу и с подавленной опаской принял. Повертел.

– Имена…

Он поднял на меня вопросительный взгляд.

– Да. – Ответил я. – И, как ты уже сосчитал, их – немного. Это те, у кого может быть важная вещь. Ты когда-нибудь слышал про Клетку?

Он поборолся со своей нижней челюстью и почти сразу одержал верх.

– Ну, слыхал.

– В незапамятные времена, когда люди ещё жили в парке развлечений, то есть, в лагере Единица, Клетка была повреждена мятежниками. Вроде как они считали Клетку бякой…

Он слушал.

– Ну, букой. Такие глупые были эти мятежники. И они её повредили, а кусок Клетки – совсем махонький – припрятали, в залог того, что они когда-нибудь уничтожат всё сооружение.

– А…

– А добрые отцы-основатели должны вернуть этот кусочек. Потому как сделать новый невозможно. Клетка вроде как цельное живое существо и отторгнет новую ткань.

– Натянуто как-то… – Протянул он, и я подивился его мудрости.