Последний знак

Жалеть себя Ким не любила, ей хватило двух минут, чтобы вновь прийти в норму. Она подняла голову, поправила прическу и принялась за работу. Мать Кимберли постоянно повторяла, что нужно быть терпеливее. «Терпение всегда вознаграждается сторицей», – говорила она.

Кимберли снова чувствовала себя ребенком. Она будто была испытуемой на маршмеллоу-тесте: когда перед ребенком кладут маршмеллоу и оставляют его одного в комнате. Если он съест зефирку сразу, то ничего не получит, но если сможет подождать полчаса, то получит еще одну. Кто-то съедал сразу, и эксперимент заканчивался. Кто-то ерзал на стуле, томно вздыхал, но терпел. Другие постоянно трогали зефирку, нюхали ее и сдавались.

Ким умела ждать, но не была терпеливой. А еще никто и никогда не обещал ей, что в итоге она получит два маршмеллоу. Все зависело от Тая.

Кимберли вообще не привыкла получать от судьбы подарков. Даже когда ей что-то доставалось легко, она никогда не забывала о том, что Вселенная забрала у нее намного больше, чем подарила.

Ким была очень близка со своими родителями, их связь была сильнее и крепче, чем во многих других семьях. Так бывает, когда люди переживают большую трагедию – они либо окончательно теряют контакт друг с другом, либо сплочаются в отчаянной попытке сохранить остатки семьи.

Когда Кимберли было тринадцать, ее девятнадцатилетняя сестра Микаэла не вернулась домой с вечеринки. Весь город искал ее, волонтеры и просто неравнодушные люди заглянули в каждую канаву, в каждый канализационный люк, пока ее тело не нашли в мусорном баке на окраине Портленда. Ее выбросили, будто сломанную куклу, красивую, в блестящем синем платье и босоножках, которые они с Кимберли вместе выбирали всего за неделю до вечеринки.

Кими не позволили взглянуть на сестру, но она слышала, как шептались и плакали ночью родители, и точно знала: то, что случилось с Микаэлой, уже случалось с другими. С тех пор Кимберли не расставалась со скетч-буком: он был чем-то вроде дневника и способом общения с сестрой – все, что Ким не могла обсудить с ней, теперь зарисовывала. Сначала выходило так себе и занимало уйму времени, но с каждым днем рука становилась увереннее, пока этот процесс не дошел до автоматизма. Теперь чаще всего Кими даже не задумывалась о том, что рисует, иногда и вовсе делала это не глядя, а результат оценивала лишь после завершения наброска. Порой она не понимала, что рисует, но чаще всего в своих скетчах она находила ответы на волнующие ее вопросы.

Кимберли постоянно мыслями возвращалась к тому дню, когда сестра пропала, и думала, могла ли она что-то изменить. Но чаще всего Ким возвращалась к тому дню, когда дело ее сестры передали в архив.

Полицейские просто пришли к ним домой и сказали, что больше не могут расследовать это дело – слишком мало улик. Кажется, именно тогда Ким приняла решение стать частью системы, чтобы больше никому не приходилось слышать: «Убийцу вашей девочки так и не накажут». И чтобы восстановить справедливость для своей семьи.

Пока патрульные прочесывали берег реки Уилламетт в поисках места преступления, Логан и Тайлер занялись изучением заявлений о пропаже девушек от двадцати пяти до тридцати пяти лет.

Они начали поиски с Портленда: разделили базу в алфавитном порядке – Тайлер с начала списка, а Логан с конца, – поэтому долго ждать не пришлось.

Уже спустя сорок минут они знали имя девушки, которая сейчас находилась на секционном столе. Ее звали Рейчел Смит, три дня назад ее мать Дженис Смит подала заявление о пропаже дочери в отделение полиции Хэппи-Вэлей. Накануне они договорились вместе позавтракать, но Рейчел не пришла на встречу, ее телефон был недоступен, а в квартире никого не оказалось. Дженис открыла дверь запасным ключом, прошлась по квартире и поняла, что дочь не ночевала дома. По утрам Рейчел загружала посудомоечную машину и уходила на работу, а по возвращении расставляла все на полке. Зная привычки дочери, Дженис открыла посудный шкаф – он оказался пуст, а вот посудомойка, напротив, была наполовину заполнена чистой посудой. Конечно, Рейчел могла переночевать у кого-то из подруг или у парня, но пропустить встречу с матерью – вряд ли. Женщины были очень близки, но из-за большой загруженности на работе обеих им редко удавалось проводить время вместе. Поэтому каждая совместная вылазка в кафе или по магазинам – даже на час – приравнивалась к празднику.

В полиции у Дженис сразу приняли заявление, но успокоили, сказав, что такое часто случается с молодыми женщинами: мол, уехала за город, потеряла счет времени, телефон разрядился. Они заверили, что сделают все возможное, чтобы поскорее найти ее дочь. Дженис звонила детективам каждый день, и каждый день они говорили, что новостей нет. Но не сегодня.

Дженис с очками на кончике носа листала новостную ленту, когда телефон в руке завибрировал. Женщина вздрогнула. Она ждала звонка из полиции так же сильно, как теперь не хотела на него отвечать. Глубоко внутри она понимала, что с каждым днем тишины дочь все больше ускользает от нее, что шансов на ее возвращение становится все меньше.

Дрожащей рукой Дженис нажала на кнопку «принять вызов».

– Миссис Смит, здравствуйте. Меня зовут детектив Тайлер Блант. Не могли бы вы подъехать в бюро полиции? Я пришлю вам адрес в эсэмэс.

– Конечно, – прошептала Дженис и выронила телефон, он с треском ударился о кафель и замолчал.

Она сразу поняла, что ее приглашают не на простую беседу, а на опознание. Иначе ее бы пригласили в отделение рядом с домом: туда, где она подавала заявление.

Дженис была сильной женщиной, она тридцать лет отработала в неотложке. Но, как бы ты ни храбрился перед травмами и даже смертью чужих людей, когда несчастье касается твоей семьи, все совсем по-другому. Сохранять спокойствие сложнее стократ.

Дженис опустилась на колени и взяла в руки мобильник. По экрану расползлась сетка трещин. Лучше бы она уронила его до того, как ответила, тогда бы она ничего не узнала и, может быть, ей было бы легче.

Дженис попыталась прочесть сообщение, но нижняя часть экрана потемнела. Чтобы увидеть адрес отделения, которое прислал полицейский, Дженис пришлось отправить ему несколько текстовых сообщений. Когда вверху экрана оказалось окошко с адресом, Дженис переписала его на листочек и вызвала такси с домашнего телефона. В таком состоянии сесть за руль она не могла.

Всю дорогу Дженис молча и без слез плакала. Сухой горький комок сковал горло, плечи вздрагивали, сердце билось чаще обычного, но слез не было. Боль не находила выхода, она оставалась внутри.

Таксист высадил Дженис у парадного входа в бюро, и она, выпрямив спину, вошла внутрь.

Глория работала в приемной уже несколько лет. Этот взгляд она хорошо знала. Ей хотелось как-то облегчить страдания родных, приходящих на опознание, но это было под силу лишь времени. Только время способно притуплять боль, но и оно довольно слабый анальгетик, ведь до конца боль так и не отступит.

– Вы, наверное, Дженис Смит, – Глория мягко улыбнулась, ее предупредили об опознании. – Позвольте, я вас провожу, – после кивка женщины предложила она.

Глория взглядом указала своей стажерке на окно приемной. Поднялась со стула, придерживая округлый живот. До родов оставались каких-то три месяца, и с каждым днем она становилась все сентиментальнее. То и дело начинала плакать. Дела, которые раньше вызывали в ней живой интерес, теперь представляли сплошное расстройство.

– Идемте, – Глория повела женщину к лифту.

Двери кабины открылись, Глория представила Дженис детективам и оставила ее в их надежных руках.

Женщина кивком поздоровалась с полицейскими. Она боялась, что если откроет рот, то тут же расплачется и уже ничто не способно будет ее успокоить.

Логан вышел первым и открыл дверь секционной. На столе лежало тело девушки, скрытое под простыней. Джон сидел за компьютером и готовил отчет. Чарли отправлял чистые инструменты в стерилизатор.

Когда дверь открылась, эксперт и криминалист оторвались от своих дел, чтобы помочь матери пройти процедуру опознания. Каждый из них пережил невосполнимую утрату, которая навсегда объединяла их с родственниками тех, кто попадал на эти столы. Это выходило за рамки простой профессиональной этики, то были настоящие понимание и поддержка.

– Скажите, когда будете готовы, – Джон положил руку на плечо Дженис.

– Никогда, – прошептала женщина, – открывайте, – добавила она чуть громче.

Чарли открыл лицо жертвы, и Дженис тут же узнала дочь. Хоть из-за длительного нахождения в воде ее лицо распухло и поменяло цвет, ошибки быть не могло. Несмотря ни на что, мать всегда узнает своего ребенка.

– Это она, – из последних сил сказала Дженис и обмякла в руках Джона.

Дженис пришла в себя через несколько минут в маленькой светлой комнате, перед ее лицом мелькал ватный тампон, смоченный нашатырем. Сначала она почувствовала запах, а уже позже смогла понять, в чем дело.

– Как вы? – обеспокоенно спросил Джон.

– Бывало и лучше.

– Держитесь. Хоть сейчас и не верится, но со временем станет легче, – Джон прощупал пульс на запястье Дженис: сердцебиение восстановилось. – Сможете поговорить с детективами?

– Наверное.

Джон проводил женщину в переговорную, где ее ждали детективы. Тайлер поставил перед ней стакан воды и присел рядом.

– Знаю, что это тяжело, но мы должны задать вам несколько вопросов.

Дженис кивнула.

– Вы знаете кого-то, кто мог бы желать зла вашей дочери?

– Рейчел работает в газете, – глаза матери наполнились слезами, когда она осознала свою ошибку. – Простите, работала. Каждый, о ком она писала, желал ей зла, – Дженис громко всхлипнула. – Она писала критические статьи для колонки с обзорами… всякого, всего подряд. Господи, как это называется? Черный пиар, который касался личности авторов или актеров. Не про книги и фильмы, про людей, понимаете? – Женщина сделала паузу, чтобы промокнуть глаза салфеткой, протянутой Тайлером. – Люди обожали эту колонку, а вот герои этих статей были недовольны. А кому бы понравилось? Дважды поступали иски, но газете удалось все решить. Несколько раз Рейчел угрожали в интернете, но, если честно, не думаю, что кто-то способен убить человека за приукрашивание или даже клевету, – Дженис опустила лицо в ладони и сквозь рыдания продолжила: – Я была против ее работы в газете. Говорила, что она заслуживает большего и может писать по-настоящему, но Рейчел была упрямой.

– У нее был молодой человек или бывший, который мог держать на нее обиду? – спросил Тайлер.

– Пару месяцев назад она рассталась с парнем, но он сам ушел. Так что скорее это она могла держать на него обиду, – Дженис выпрямилась и постаралась взять себя в руки.

– Разве она не собиралась замуж?

– Исключено. Я бы точно знала об этом. А почему вы спрашиваете? – в покрасневших от слез глазах появилось удивление.

– Дело в том, что мы обнаружили Рейчел в свадебном платье.