– А как же Арина? Ты ее не хочешь увидеть? Она с ума сойдет, узнав, что ты уехал в Киев, так и не повидавшись с ней.
– Да, конечно, – неохотно согласился Максим.
Друзья заказали разного фастфуда, роллов, суши и бутылочку легкого белого вина. Максим оживал на глазах. Из палаты доносился оживленный разговор и раскатистый смех, отчего дежурная медсестра Катя не преминула воспользоваться случаем заглянуть в палату по надуманному поводу. Мужчины пригласили ее к столу, и ее присутствие еще больше украсило трапезу друзей.
***
Утром Дмитрий резво шагал по больничным коридорам, как будто за плечами не было бессонной ночи. Катя сидела за столом дежурной медсестры, положив голову на край стола. Она дремала, и казалось, что одно неловкое движение во сне – и ее голова может скатиться со стола, как футбольный мяч.
– Катя, проснитесь, – потряс ее за плечо Дима. Катя открыла вдруг ставшие узкими «китайские» глазки и непонимающе посмотрела на Дмитрия. – Мы уходим, у нас куча неотложных мероприятий, а завтра у нас самолет.
– Какой самолет? Максим Павлович еще вчера был без сознания. Ему необходим покой и тщательное медицинское обследование…
– Тсс, не кричите. Мы все равно уйдем, и ничего нас здесь не удержит. А обследования не надо. Все уже хорошо…
Из палаты вышел уже одетый Максим. Мужчины на прощание обняли ошарашенно хлопающую глазами Катю.
– Подождите, Максим Павлович, я хоть рану Вашу обработаю напоследок. Катя залезла в шкафчик за ватой и раствором, но, подняв рубашку Максима, вскрикнула и выронила раствор, разбив при этом флакон.
– У Вас нет ничего. Никаких следов даже…
Дмитрий развернул к себе Максима, осмотрел спину и после некоторой паузы сказал:
– Ну, ты даешь, Калиостро! Ни одного следа…
Друзья энергичной поступью направились к выходу, оставив за спиной медсестру Катю с раскрытым от удивления ртом.
Новенький черный «Land Rover» гнал по переполненной Москве. Максим скучно смотрел на улицу. Набитая людьми, как селедками банка, Москва, вечно торопящаяся, деловая, мещанская, резко отличалась от той жизни, в которую Максим был погружен последние десять дней. И сейчас он отчетливо понимал, что скучает по той жизни, по Божене, по Дедяте, по реальности, полной событиями, чувствами, смыслом жизни. Максим тяжело вздохнул и произнес, все так же безучастно глядя в форточку:
– Я встретил там женщину, которую по-настоящему полюбил. Первый раз в жизни. А сейчас я еду к Арине и даже не знаю, что ей сказать…
– Та женщина осталась в далеком прошлом, а здесь тебя ждет женщина, которая любит тебя и которая беременна от тебя. Поэтому брось свои никому не нужные сентиментальности, иди к Арине и сделай так, чтобы эта женщина почувствовала, что любима тобой и у вас все в порядке, – Дмитрий достал сотовый.
– Аришечка, да, мы едем… с Максимом. Все хорошо. Скоро будем.
Максим молча затянулся долгожданным «Парламентом». Голова закружилась с непривычки, но стало легче на сердце, и дурман, окутавший сознание, отвлек от тяжелых мыслей на некоторое время.
Прихватив нежный букет в розово-белых тонах, со вкусом сложенный из гербер, альстромерий, лизиантусов и разной экзотической зелени со сложным, не залегающим в память названием, Максим стоял перед дверью Ариши, не решаясь нажать на звонок. За него это сделал Дима. Дверь сразу же отворилась, как будто хозяйка стояла за дверью и держалась за ручку.
– Родной! – Арина упала в объятия Максима, и из ее глаз покатились слезы. Она плакала и смеялась, радовалась и боялась одновременно. Смятение чувств было очевидным. – Господи, да ты исключительно хорошо выглядишь, как будто ты не в больнице лежал, а в санатории. Максим, – продолжила она после того, как усадила мужчин за стол, подав чай, сладости и толстые бутерброды с красной икрой, – я очень хочу, чтобы ты бросил свои занятия. Я хочу, чтобы мы жили нормальной жизнью. К тому же, Стас говорит, что это небезопасно для тебя.
– По-моему, Стас много знает, что несколько удивляет меня, – холодно ответил Максим. – Все будет когда-то хорошо, дорогая, но завтра мы вылетаем с Димой в Киев. У нас еще есть дела.
Арина в один момент переменилась в лице, закрыла лицо ладонями и заплакала. На несколько минут в комнате повисла тяжелая пауза. Были слышны только всхлипывания страдающей женщины.
– Хорошо, Смыслов, делай, как считаешь нужным, – собравшись, твердо произнесла Арина, – у меня только одно условие: мы сегодня распишемся. Я тебя очень редко вижу между твоими великими делами, а нашему будущему ребенку нужен какой-никакой отец.
– Да кто же вас распишет за один день? – скептически улыбнувшись, развел руками Дмитрий.
– У меня все договорено. Есть люди. Помогут, – чеканя фразы, без лишних слов, пояснила Арина.
– Хорошо, но нужно успеть сегодня, – ответил Максим.
– Я фигею, – совершенно очумело, как маленький мальчик, увидевший цирковой номер, удивился Дима. – Смыслов, приключения просто ходят по твоим следам.
– Не будем терять время, – сказала Арина и вышла в соседнюю комнату переодеваться.
Арина вышла из комнаты минут через десять в коротком белом облегающем платье, совершенно потрясающая и счастливая. Всего несколько минут преобразили эту женщину до неузнаваемости. Расстроенная, заплаканная, сломленная жизнью женщина за несколько минут перевоплотилась в счастливую, блистательную красавицу.
– Ну и везет же тебе, Смыслов! – прищелкивая языком, искренне оценил женскую красоту Дима, – только жених-то у нас не фактурно как-то выглядит.
– Мне все равно. Я выхожу за него замуж, а не за костюм.
Процедура в ЗАГСе заняла не более часа.
– Вы же не можете такое событие оставить в тайне, не сообщив никому? – широко раскрыв глаза, спросил Дима тоном, требующим вполне однозначного ответа.
– Звони всем. Через два часа в «Мехико». Я забронирую столы и закажу кухню. Ариша, звони девчонкам, – распорядился Максим.
Гости собрались не через два часа, как хотелось бы Максиму, а через три, и даже четыре. Приглашенные, совершенно не готовые к такому повороту событий друзья, недоумевали, охали и ахали, но все радовались, как и положено в данном случае. Особенно ошарашенными оказались родители молодоженов. Мама укоризненно посмотрела на Максима, но тот обнял ее и утешил.
– Обстоятельства распорядились таким образом, мам, – ничего не поделаешь.
– Незаметно ты повзрослел, сынок, – пустила слезу Вера Сергеевна.
Торжество проходило шумно и весело. Обалдевший от алкоголя, народ пустился в пляс. После традиционных: «Горько!» и «Совет да любовь» пошли более современные перлы типа: «В индустрии развлечений самой удачной было разделение людей на два пола» или «Никто не умирает от недостатка секса, умирают от недостатка любви». Креативная молодежь сыпала свежими анекдотами, особенно преуспевал Шурик. Для него жизнь представлялась большим и захватывающим приключением, в котором не было места унынию, сложностям и проблемам, впрочем, как и высоким целям и достижениям. Шурик просто жил, как цветок на альпийском лужке, и, по обыкновению своему, полагал, что и окружающие воспринимали жизнь так же, как он. Опровержением этому тезису являлся Стас, не менее острый на язык, но с гораздо более сложно устроенным внутренним миром. На общем фоне улюлюкающей и выплясывающей толпы его холодная сдержанность сильно диссонировала с фоном всеобщего ликования.
– Как здоровье? – поинтересовался он у Максима, когда они оказались вместе в курилке.
– Неплохо. Спасибо, дружище, что интересуешься, – обтекаемо ответил Максим.
– Интересуюсь потому, что полагаю, что не в свое дело ты залез, Макс. В следующий раз можешь не вылезти, – Стас глубоко затянулся и многозначительно посмотрел в глаза товарища.
– Ребёфинг. Неправильно осваивал дыхательную технику. Да ну ее. Не понравилось мне что-то, – не моргнув глазом, соврал Максим, но по глазам Стаса было понятно, что он раскусил, что Максим делает из себя дурака. Да и врать-то Максим никогда не умел.
– Ну-ну, не болей только больше, – деланно позаботившись о здоровье товарища, Стас затушил окурок и удалился.
Гости разошлись глубокой ночью, обнявшись парами, тройками и четверками. Распевая песни, душа друг друга в объятиях, они клялись друг другу если не в вечной любви, то в искренней дружбе и глубоком уважении. И в своих пьяных, но очень человеческих проявлениях чувств были милы и смешны. Максиму на секунду показалось, что столь редкие для нашего времени проявления искренних человеческих чувств он видел и чувствовал совсем недавно, в Полоцке на дне бога Купалы. Сердце тоскливо заныло.
– На посошок! – вылетел Шурик с холодненькой бутылочкой и отвлек Максима от грустных мыслей.
Когда молодые остались дома наконец-то одни, Арина зажгла в спальне свечи и, оставшись лишь в ночном пеньюаре, с легкой иронией сказала:
– Дорогой, сегодня первая брачная ночь. Не оплошай, – и скользнула в его объятия.
Арина, с ее природной красотой, грацией и обаянием, могла свернуть мозги любому мужчине, в том числе и Максиму. Но боль, сидящая в сердце, не отступала, и только, проходя через разные ситуации, множилась и набирала палитру оттенков.
Глава 15. Поиски арефакта