– Добро.
Через два часа друзья, хлюпая болотными сапогами по холодным водам Днепра, толкали полную снаряжения и провианта лодку навстречу новым событиям.
– Нам надо держаться правого берега, – внимательно оглядываясь по сторонам, произнес Максим. – Боюсь, что время может изменить ландшафт до неузнаваемости.
– Макс, скажи: ведь все, о чем мы говорили в машине, – это целый пласт психологии личности, – продолжил оставленный было разговор Дима, все еще находясь под властью темы, поднятой другом. – Почему же это до сих пор не изучено наукой, не познано психологами?
– Наука не желает опускаться в нематериальные сферы. Потом, ученые мира сего не желают вступать в конфликт с церковью. Между тем учение о реинкарнации было неотъемлемой частью христианства до правления императора Юстиниана в VI веке, который и убрал лишнее в интересах правящей элиты. Власть и церковники все время использовали веру в своих интересах. Поэтому учение Христа о любви продолжило свой путь огнем и мечом. Власть и церковь паразитируют на умах и душах людей. Между человеком и Богом не должно быть посредника, но он обязательно придет к тебе сам и скажет: «Давай-ка я тебе растолкую». А психологи все время ходят вокруг да около. Существует множество ученых с мировым именем, которые в своих трудах близко подходят к открытию этого феномена, так и не решаясь сказать прямо о нем. Тем не менее в последнее время появилась масса психотехник, которые прямо доказывают существование законы кармы и реинкарнации. Без понимания этих законов будущее психологии ожидает тупик. Скорее, область психологии плавно перетечет в область фармакологии: я имею в виду, что психологи, игнорируя глубинные законы человеческой природы, в подавляющем большинстве случаев обращаются тупо к антидепрессантам.
Дима Смехов явно чувствовал прилив сил и эмоций. Жизнь наполнялась новизной, сердце – весенней, пьянящей радостью, а ум – каким-то новым смыслом и чувством новой реальности. Он, не торопясь, явно наслаждаясь моментом, разливал из термоса горячий кофе с коньяком, смакуя ароматы, восходящие с горячим паром. Лес вокруг Днепра уже покрылся густой зеленью, и солнце приятно прогревало тело, но от вод Днепра еще веяло накопленным за зиму холодом. Дима подумал о том, как необыкновенно хорошо в его сердце. И даже если бы это был не весенний Днепр, а Клондайк, скованный зимней стужей, ему все равно было бы хорошо. «Человеку, которому не за что умереть, не для чего и жить», – вспомнил он фабулу, сотворенную кем-то из продвинутых в поисках смысла жизни.
– Часа через два будет смеркаться. Если мы не найдем наше место, придется делать вынужденный привал. Мить, добавь-ка газку, чувствую, мы где-то рядом.
Глава 16. Милана
Солнце уже цеплялось за горизонт, меняя краски прежде голубого неба на оранжево-багряные тона. Максим, насупившись, сидел как филин, подавляя овладевшую им растерянность. Ландшафт реки совершенно изменился. Днепр замедлил свое течение, берега покрылись густой растительностью, и Смыслов совершенно не узнавал этих мест.
– Как бы ни изменился ландшафт реки, но гора не могла же рассосаться?! – вглядываясь в сумерки, зло проскрипел Максим.
Они плыли, наблюдая достаточно однообразный ландшафт реки, и ничего не подсказывало Максиму о расположении искомого места. Смыслов корил себя за то, что был невнимателен и больше смотрел на Божену, чем на окрестности. Но, ругая себя, он отдавал себе отчет в том, что, знал бы, где упасть, соломку бы подстелил. Да и Дедята задействовал все его внимание, пытаясь обучить Максима волхованию, чувствуя, что время его уходит. Максим тяжело вздохнул и посмотрел в сумеречную даль.
– Это она! – завопил Максим. – Это она, Демон!
– Слава Богу, – вздохнул Дмитрий, – а то я уже начал сомневаться…
– Не сомневайся! Ты-то, во что ты веришь?! Так говорил Дедята.
Через пятнадцать минут друзья поднялись на кряж. Уже стемнело.
– Хорошо, что прихватили с собой дрова. Похоже, здесь даже хворост весь туристы употребили, – сказал Дима, глядя на следы от костров.
– Что ж, место приметное. Думаю, народу здесь много отдыхает. И это усложняет нашу задачу. Надо разбить лагерь ближе к краю кряжа. Во-первых, туристам будет видно, что место занято. Во-вторых, мы перегородим от посторонних взглядов место раскопок.
– Логично, – согласился Дима, поджигая сухую «горючку». Языки пламени охватили березовые поленца, так удачно захваченные друзьями в последний момент. Пространство наполнилось светом, теплом и запахом березового дымка, который так узнаваем, когда топят русскую баню.
Максим уселся на спальный мешок и уныло подбросил поленце в бурно разыгравшийся костер. Все здесь напоминало о ней. И она была недавно, а не тысячу лет назад. Сознание расщеплялось, не в силах найти компромисс между желаемым и возможным, между безвозвратно ушедшим прошлым, цепляющим душу своей яркостью чувств, накалом борьбы, страсти, и настоящим, в котором этого не было. И не было ее. И с этим надо как-то жить.
– Скучаешь по ней? – осторожно спросил Дима.
– Да, – ответил Максим и уткнулся глазами в костер. Блики пламени освещали его суровое лицо, за маской которого скрывалась подавленность и пустота. Максим набросил на себя армейский бушлат и незаметно для себя и Димы уснул.
Проснулся Максим от жуткого холода и постороннего шума. Открыв глаза, Смыслов увидел синего от холода Диму, который трясущимися руками пытался разжечь костер.
Максим вскочил, энергично делая махи руками.
– Да, не май месяц, как говорится. Но время не ждет. В работе и согреемся. Макс бросил пару поленьев в кострище и пошел разведывать обстановку. Он долго вымерял размеры плато, бороздя его вдоль и поперек, подсчитывая шаги. Потом прошел еще несколько раз, но уже с произвольно согнутой из медной проволоки рамкой.
– Где-то здесь, – решительно воткнув лопату, сказал он и протянул ладони к земле. Максим сидел минут пять, закрыв глаза и прислушиваясь к себе. – Можно начинать, – уже без колебаний произнес Максим.
Порода, как и ожидалось, была каменистой и неподатливой. Работали в основном кирками, и к вечеру кладоискатели, изрядно выбившись из сил, сдались. Надо сказать, что продвинулись они ненамного.
– Ничего. Вода камень точит, – обнадеживающе сказал Дима, жадно глотая воду из фляги. – Надо приготовить ужин и ночлег, иначе я второй такой ночи не переживу.
Максим разбил палатку, пока Дима готовил ужин из говяжьей тушенки с гречневой кашей. В котелке, на ровных языках пламени, кипела вода, и бренному телу уже хотелось отведать горячего чая, по которому кладоискатели успели истосковаться. Максим сел на край кряжа, устало затянулся «Парламентом» и, отхлебнув сладкого чая, наслаждался открывшейся панорамой. Вдали виднелся уходящий теплоход, а слева, вверх по реке, проплывали две байдарки, издали пока похожие на спички. Солнышко щурило глаза и наполняло сердце Максима верой в успех предприятия. На противоположном берегу туристы тоже разбили лагерь, и это место уже не казалось таким диким и необитаемым, как вчера.
Тело ныло от непривычной нагрузки, а Максим и Дима трепались о всякой ерунде, добавив в кружки немного коньяка. Сигареты в пачке быстро заканчивались, и Максим удовлетворенно заметил, что они хорошо запаслись провизией и сигаретами, потому как предстояла работа, учитывая взятый темп, не менее чем на неделю или две-три, в зависимости от того, на какую глубину Божене удалось поместить схрон. Трудно было представить, как это смогла сделать хрупкая девушка. Или не смогла? Локация местности подсказала Максиму присутствие искомого материала, но стопроцентно он утверждать это не мог. Тем временем проходящие было мимо байдарки вдруг начали чалить к берегу. А так как рядом и в помине никого не было, друзья поняли, что к ним пожаловали гости.
– Какого лешего им надо? – недовольно пробурчал Максим.
Из одной из причаливших байдарок нерешительно вышел курчавый долговязый парень. Его тщедушно вогнутая грудь обгорела на весеннем солнце, впрочем, и его лицо напоминало физиономию сварщика, работающего без маски. Парламентер поднялся на кряж и недвусмысленно, хотя и крайне деликатно изложил, что они каждый год в это время останавливаются на этом кряжу. И если бы ранее прибывшие персоналии были бы не против, они с удовольствием разместились бы тут.
– Еще чего! – вспылил Максим. – Места, что ли, на реке больше нет?
Парламентер безропотно, но с явным сожалением, удалился, и ситуация, казалось бы, разрешилась. Но все оказалось не так просто. Когда долговязый парень спустился к байдаркам и изложил содержание переговоров, из байдарки пулей вылетела девушка и стремительно поднялась на кряж.
– Вы полагаете, что место, на котором вам посчастливилось остановиться раньше нас, теперь вами приватизировано?! И вы осмеливаетесь думать, что можете нам разрешать или нет останавливаться на этом месте? Я в течение последних семи лет каждый год останавливаюсь здесь. А в этот наткнулась на каких-то хамов, которые просто не способны на человеческое понимание! – яростно речитативила девушка, и лицо ее заливала краска праведного гнева.
– Позвольте, сударыня, – вмешался Дима, видя, что дело принимает нежелательный оборот. Непрошеных гостей нельзя было пускать на кряж под любым предлогом, даже если бы они были здесь прописаны, – вы ведь сами говорите, что останавливались здесь на протяжении семи лет. Вас же отсюда никто не гнал, хотя наверняка были желающие расположиться на этом месте, но, видя, что место занято, не стали лезть, как дикие звери.
– Это я дикий зверь?! – возмутилась девушка. – Я просто рассчитывала на ваше понимание и человечность. А вы оказались просто какими-то моральными уродами!
– Девушка, мы не одни. У нас в палатке девчата, – соврал Дима. – Они очень у нас эпатажные и, бывает, по ночам голышом бегают, да и днем бывает, – продолжал врать Дима первое, что придет на ум, и только сейчас он заметил, что Максим, стоя за его спиной, совершенно не принимает участия в споре. Смехов повернулся и нашел своего друга совершенно потерянным, как истукана одеревенело застывшего без проявления малейших реакций. Максим смотрел на девушку, и взгляд его был абсолютно придурковатый. Девушка заметила неадекватное поведение Максима и его безумный взгляд. Она вдруг перестала спорить и, внимательно обведя взглядом Максима, произнесла:
– И дружок Ваш такой же чокнутый, как и Вы, – она решительно развернулась и пошла прочь.
– Что с тобой, черт возьми?! – стиснув кулаки от негодования, возопил Дима. – Что, опять любовь?!
– Дима. Это она.
– Кто «она», черт побери? – не унимался Смехов.
– Божена.
– Кино и немцы, – изумленно произнес Дима. – Что, и такое может быть?
– Я полагал, что не может. Но есть же! – ответил Максим, медленно выходя из ступора. – Есть же! – повторил он и устремился вниз по склону.
– Стой, дубина! – Дмитрий схватил помешанного влюбленного за руку. – Что ты ей скажешь? И что предложишь? Заночевать здесь? Заодно расскажешь про алмаз? Про то, как вы спасали князя Ярополка от его брата Владимира? Ты слышал, что она о тебе сказала? Что ты чокнутый! Ты ее совсем перепугаешь, и она будет шарахаться от тебя, как от умалишенного. Впрочем, так и есть.
– Извини. Не подумал, – сконфуженно ответил Максим.
– Я рад за тебя и все понимаю, но для начала выкури сигаретку и приведи мысли и чувства в порядок.
– А если они уплывут, и я ее больше никогда не найду? – тревога исказила лицо Максима до неузнаваемости.
– Насколько я вижу, они правят на противоположный берег. Поэтому времени у тебя будет много.
Сердце бешено колотилось в груди Максима, и он не заметил, как, топчась, залез в костер ногой. Максим отдернул ногу, когда почувствовал боль и запах паленой резины. Кроссовок оплавился и противно дымил, наполняя весенний воздух неприятным запахом.