Из-за позднего звонка отца я стал переживать.
«Витя, ты где?» – спросил он.
«В обсерватории, пап» – ответил я, пытаясь понять, не показалось ли мне, что голос у него какой-то странный. Отец говорил медленно и тихо.
«Приходи домой» – громко дышал он в трубку, и я почувствовал, как немеют мои ноги…
«Пап?… что случилось?»
«Давай… – он запнулся, – …к дому. Тут поговорим».
Я сказал отцу, что скоро приду и, накинув на себя куртку, выбежал из кабинета, оставив одного Алексей.
«Надо срочно бежать. Приходи завтра» – сказал я, закрывая за собой дверь.
К дому я прибежал, тяжело дыша; почувствовал резкий запах гари…
«Пап!» – крикнул я, заметив в толпе около подъезда отца. Рядом с ним на снегу стояла большая спортивная сумка. Кругом толпились соседи, стояли машины скорой и пожарной службы.
«Что случилось?»
Лицо отца было красным, а волосы – взъерошенными.
«Подойди, – подозвал отец и положил руку мне на плечо. – Пожар, – сказал он одно единственное слово, и я почувствовал, как закружилась голова, а сердце заколотилось быстро-быстро».
«Где мама? – спросил я, глотая морозный воздух.
Отец ответил не сразу.
«Увезли в больницу…».
«Что с ней?» – застыл я на месте парализованный страхом.
«Наглоталась дыма… но врачи сказали, что все будет хорошо» – поспешил отец меня успокоить.
Мы стояли рядом и не знали, что друг другу сказать. Что теперь делать? Куда идти? Все эти вопросы невозможно было не то что бы решить, но и сразу осознать. Даже когда я стал более-менее понимать, что на самом деле произошло – а понимание этого пришло не сразу – появившиеся у нас теперь проблемы не казались мне такими большими, какой казалась неопределенность в состоянии моей матери.
«Почему ты не поехал с ней?» – спросил я.
«Хотел дождаться тебя. Сейчас вместе поедем».
Отец запустил руку в карман и достал оттуда деньги.
«Нужно вызвать такси, – сообщил он и достал из бокового кармана спортивной сумки мобильный телефон. – Все, что удалось с собой взять, – кивнул он на находившуюся на снегу сумку. – Сразу как увидел, что маме плохо, бросил собирать вещи и вынес ее на улицу, – продолжал рассказывать отец, держа в руке мобильный телефон.
Через секунду в трубке кто-то ответил, и отец стал расспрашивать о состоянии матери и том, как добраться до больницы, где она находится.
Через несколько минут мы были у нее…
– Теперь ты готов к тому, чтобы еще раз пережить самые последние в своей жизни воспоминания. Эти воспоминания расскажут, как все произошло – почему ты здесь и из-за кого, – снова слышу я голос Коли.
– Последние воспоминания? – неуверенно спрашиваю его я, чувствуя себя очень странно, ведь брат только что сказал, что впереди у меня осталось не так-то и много времени… – Значит, ты знаешь все, что происходит сейчас в моей голове? Все мои мысли и воспоминания знаешь?
– Нет, – отвечает Коля, – конечно, нет. Просто знаю, чем все это для тебя закончилось… И поверь, от этого мне больно так же, как и тебе. Ведь я всегда был рядом с тобой.
Тишина.
– Послушай, – говорю я.
– Да?
– Перед тем как я опять уйду…
– Я слушаю тебя.
Звуки кардиомонитора учащаются – это бьется мое сердце.
– Ведь ты здесь не по своей воле?… Ты бы не смог вернуться сам. Никто не смог бы!
Коля не отвечает.
– Почему ты молчишь?
Слышу его дыхание…
– Я… я не знаю, – отвечает он, и я ощущаю его присутствие совсем рядом. – Если ты хочешь услышать от меня, есть ли кто-то там, по ту сторону… то я ничего не смогу тебе на это ответить. Просто знаю, что должен тебе помочь. Потом тоже уйду…
– Помочь? Но в чем? Ты ведь так ничего мне и не рассказал!
Но брат меня уже не слышит. Я проваливаюсь все глубже, туда, где притаились самые последние, как он сказал, в моей жизни воспоминания…
Когда мама была в больнице, мы с отцом жили в недорогой съемной квартире на окраине города. У нас было немного денег и по мере того как нам приходилось покупать вещи первой необходимости, денег этих становилось все меньше. Каждый день мы задумывались о том, что ждет нас в будущем и задавались вопросом, как справиться со всеми внезапно свалившимися на нас проблемами? К сожалению, мы не придумали ничего лучше простой экономии. Теперь у нас не было квартиры и больше всего тревожило то, что всю оставшуюся жизнь придется скитаться по съемному жилью. Все мои надежды на победу в конкурсе, что проводил университет, угасли и по большому счету не имели теперь для меня никакого значения. Не о них я теперь думал. На учебу я продолжал ходить, но теперь лишь для того, чтобы просто через полгода получить диплом. Обидно было бы, если бы и с этим я обломался.
Учиться я стал хуже – не успевал. Да и желания не было. Иногда вместо университета ходил в больницу к матери; она чувствовала себя лучше, но врачи по-прежнему предписывали ей постельный режим, чтобы восстановились силы. В тот день, когда случился пожар, она сильно перенервничала, и на то, чтобы прийти в себя, теперь требовалось время.
Я не хотел, чтобы Света видела меня в том состоянии, в каком я находился, но признаться, что боюсь с ней встречи, тоже не мог. Она звонила почти каждый день, узнавала как дела и спрашивала, может ли чем-нибудь мне помочь. Я отвечал, что на самом деле у меня все не так плохо – что, конечно, было неправдой, ведь я совершенно не представлял, как жить дальше. Наверное, тогда, когда чувство безнадежности достигло своего предела, я подумал о Сане… Точнее, о нашем с ним последнем разговоре, когда он сказал, что теперь у него полно денег и ровно половину из них он готов отдать мне. Мысль о том, что теперь придется его об этом просить, была мне неприятна, но другого выхода не было.
С того дня в обсерватории мы с ним так больше и не общались. Я не знал где он, а также – как живет и что между нами теперь за дружба. Интересно, она все еще существует, дружба? Один раз я пытался ему позвонить, но телефон не отвечал.
Сейчас от безысходности я решил зайти к нему домой и рассказать обо всем, что случилось. Чего я хотел этим добиться? Не стану скрывать, что в первую очередь я надеялся на денежную помощь с его стороны. Ведь он сказал, что у него есть деньги. Если он не успел истратить их за пару недель и если, не дай Бог, с ним чего-нибудь не случилось, то, возможно, сейчас он согласился бы мне помочь.
Постучав в дверь и простояв в ожидании, что мне откроют минут пять я, было, подумал, что в квартире никого нет…
…но щелкнул замок…
Дверь открыла мать Сани – уставшая, не выспавшаяся и не похожая сама на себя прежнюю женщина. Под ее глазами были черные круги, а взгляд показался мне каким-то обреченным.
Я спросил, дома ли ее сын.