Формула

– Аркадий Сергеевич?..

– Если можно, доставьте меня домой.

Разумеется, доставиться я могу и сам. И не только домой. Но почему бы не покататься на такой замечательной машине?

Рейхсляйтер сделал мне знак остановить машину. Мы вышли и молчали, пока не отошли достаточно далеко. Два неприметных гражданских – учителя или, скажем, инженеры – прогуливаются в чистом поле, наслаждаясь погожим летним утром.

Вообще говоря, по мне это выглядит крайне подозрительно – если они не гомики, то наверняка что-нибудь затевают. Но у рейхсляйтера свои представления о том, как вести дела, а начальник здесь всё-таки он.

– Что скажешь, Отто?

Борман не смотрел в мою сторону, но я всё равно начал с того, что пожал плечами.

– Похоже, у нас проблемы, шеф.

– И знаешь, какая из них основная?

Он остановился, пожевал сорванную травинку. Это не помогло. Рейхсляйтер сорвался на крик:

– Я совершено не представляю, как доложить об этом фюреру! По сути, нам только что отчётливо сказали, что поражение неизбежно.

М-да, действительно. Обычно профессор говорил так определённо только о победах, – какими бы фантастическими они не казались. Иногда он допускал варианты. И только сегодня, точнее позавчера, мы получили однозначно отрицательный ответ.

– Фюрер возлагает на операцию «Цитадель» большие надежды. Он полностью уверен в успехе. И я сказал бы – да, для этого есть все основания. Если судить по данным разведки…

– …В данных разведки чего-то не хватает! И это «что-то» погубит фюрера, рейх и нас.

Борман отбросил травинку. Помолчал. Заговорил своим обычным голосом, спокойно и негромко.

– Подведём итоги, Отто. Через два месяца мы будем разбиты. Менее чем через два года рейх рухнет. Профессор Бергауз может быть неправ, но я не стал бы на это полагаться. Полагаться имеет смысл только на себя.

– В любом случае, через эти самые два месяца многое для нас прояснится.

– Ты хочешь сказать, станет очевидным?

Я кивнул.

– Скорее так. И у нас останется примерно два года на то, чтобы принять какие-то меры.

Борман посмотрел на небо, потом на меня.

– А теперь скажите, полковник, – что вы думаете о Новой Швабии?

Похоже, в последнее время мне мало что снится. Может, и вовсе ничего.

Тем более странно было проснуться примерно в пять утра, уже сидя на кровати и с относительно открытыми глазами.

Учитывая время года, за окном было почти светло. Я прошлёпал в ванную, плеснул на физиономию холодной водой и задумался.

Вероничка и таинственные звонки. …Набрать её номер? Скорее всего, меня не пошлют, но выглядеть это будет как-то глупо.

Сходить посмотреть? По сути, ещё глупее, но не так очевидно. Само собой, если никому не попадаться на глаза. И я знаю отличный способ, как это сделать.

Ещё в подъезде мне стало ясно – что-то здесь происходит, и хорошим это никак не назовёшь.

Я материализовался перед дверью, распечатал её ровно настолько, чтобы войти и огляделся. Мне приходилось тут бывать раза два от силы, но улучшенная планировка ещё не делает из трёхкомнатной квартиры лабиринта. Справа слышны какие-то звуки – туда и повернём. На данной стадии дверь положено распахивать пинком.

Вероничка стояла раком поперёк кровати со связанными за спиной руками и задранной до шеи ночнушкой. Вот уж не думал, что она их носит.

Компанию ей составляли четверо – три бритоголовых громилы в одинаковых чёрных костюмах и белых рубашках с расстёгнутым воротом, а также дамочка азиатской внешности в ещё более чёрном кожаном комбинезоне.

Скажите на милость, зачем этим уродам такое маркое и приметное обмундирование? Насмотрелись фильмов с Джейсоном Стэтомом?

Один из громил держал в руках некий снаряд, вроде блендера ( именно его жужжание я услышал раньше) и задумчиво целился им Вероничке в то самое, хорошо мне знакомое место. Другой придерживал её за щиколотки. Третий с интересом смотрел на происходящее. Дамочка не делала вообще ничего – то есть стояла, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди и занавесив глаза голубоватыми очками.

При моём появлении троица уродов удивлённо повернулась.

Удивляться было отчего. Я забыл упомянуть, что не хожу на редкие в мой жизни подвиги под собственной личиной. Помните, Бэтман и все прочие парни? В моём случае объяснение, конечно, совсем другое – но сути это не меняет. Вот только с фантазией у меня слабовато. Сплошные голливудские штампы – при этом, зачастую, по три в одном. Так что случайных свидетелей можно тут же везти в психушку.

Итак, наши действия?

В сущности, я могу вырубить их ровно тремя движениями. Но есть ли необходимость марать руки?

Думаю, никакой.

Первый из уродов немедленно развернулся и воткнул своё орудие в промежность второму. Тот издал шипящий звук и рухнул навзничь, обеими руками пытаясь затолкнуть обратно хлынувшую во все стороны вперемешку с кусками брюк и мяса кровь. Третий выхватил из кармана что-то вроде карандаша и сунул её первому в глазницу. Пристукнул сверху ладонью. Посмотрел, как тот падает. Наклонился, вытащил предполагаемый карандаш из затылка и бережно спрятал. Подошёл к стене и ударился об неё головой. Медленно начал оседать, царапая воздух пальцами – кровь, набирая силу, заструилась по голому черепу.

Дамочка не двинулась с места.

Только смотрела с любопытством – и мне стало ясно, что с ней ничего не выйдет.

– Классная работа.

Она трижды беззвучно сложила перед собой ладошки.

О Новой Швабии я знал достаточно, хотя сам там никогда не был. Терпеть не могу холодов.

В те времена, когда мне приходилось больше времени проводить на воздухе, я предпочитал тёплые страны. В крайнем случае, жаркие. Не припомню случая, чтобы пот заливал мне глаза при стрельбе, или нож выскальзывал из руки. С моим приятелем Вилли Шульцем такое однажды случилось в Африке. Он попал в плен, не успев вырезать и полказармы английских танкистов. Понятия не имею, что заставило его действовать так сложно – лично я предпочёл бы взорвать всех сукиных детей разом. Так или иначе, дело закончилось плохо – британцы вспомнили свои древние колониальные традиции и пальнули из крупнокалиберного пулемёта, насадив на ствол его задницу. Не знаю, что за удовольствие они от этого получили – но с тех пор мы стреляли им исключительно в гениталии. И в задний проход – если подворачивался случай.

В общем, считаю, что мне повезло – в том смысле, что к началу русской компании я сменил место службы. Берлин зимой – не самый тёплый город в мире, но примерзать глазницей к оптическому прицелу в белорусских лесах пришлось другим парням. Честь им и вечная память.

Итак, Новая Швабия…

Примерно пять лет назад доблестные лётчики люфтваффе застолбили это Антарктическое побережье, сбросив туда несколько тонн вымпелов со свастикой. Напоминает продажу земельных участков на Луне, не так ли? Только на первый взгляд. Поскольку за ними прибыли подводные лодки. Десятки лодок, которые курсировали туда и сюда, перевозя тысячи людей и тонны оборудования. Гросс-адмирал Дениц курировал операцию лично – надо сказать, без особой охоты. Отвлечение таких ресурсов во время войны не казалось морскому волку правильным – по его мнению, субмарины существовали для того, чтобы топить вражеские транспорты. Бог знает, сколько их за эти годы дошло до места только потому, что на пути не оказалось наших лодок. А лодки бороздили совсем другие воды и совсем с другими целями.

Итак, примерно к началу сорок второго Шангри-Ла был возведён. Или, точнее сказать – «низведён»? Поскольку город находился под землёй – компактный и хорошо укреплённый, причём таким оружием, которое существовало только в прототипах. И уже не имело шансов стать массовым. У наших учёных было много любопытных идей, но ресурсов, а потом и времени на их воплощение не хватало. Приходилось выбирать – и выбор был сделан в пользу более привычных танков. В конце концов, для того, чтобы делать танки, заводы и специалисты уже имелись. Наверно, это был правильный выбор. И он чуть было не принёс нам успех. Чуть было… именно так.

Секретность антарктического строительства была такова, что о нём не знали даже первые лица рейха. Борман, Мюллер… может быть десяток человек рангом пониже, включая меня. Разумеется, сами строители и персонал. Но персонал составлялся из тех, кто не имел родственников. Или, наоборот, из семей в полном составе. Возможно, излишняя предосторожность – возвращение назад не предполагалось изначально. Что касается рабочих, то их поставляли концлагеря, так что вопрос о том, что с ними делать после окончания стройки, не стоял вообще.