– Ты могла не заходить туда. Я же просил, Боги! Предупреждал! Мои просьбы для тебя имеют хоть какую-то ценность?
– Конечно, имеют! – воскликнула Фрез. Ветерок, прорывавшийся сквозь приоткрытые ставни, трепал подол её платья. – Я просто…
– Нет-нет, погоди!
Олеандр вскинул ладони, прерывая суженую. Выдохнул, собираясь с мыслями и подбирая слова.
– Давай-ка разберёмся. – И сцепил пальцы в замок. – Ты ревнуешь, не доверяешь мне. Я давал повод? Что-то не припомню. Фрез, я не привлекаю девушек! Они видят меня излишне резким. Излишне порывистым, инакомыслящим. Вдобавок я выгляжу не так, как должно выглядеть супругу – опоре и защитнику. Посмотрим правде в глаза, меня нередко нарекали хилым и похожим на мать. Дриадам иные мужчины приходятся по нраву. Внешне такие, как Зеф, например. Да и никогда я не заглядывался на других девушек!
– Они заглядываются на тебя! – с нажимом вымолвила Фрез. – Не замечал? Ты наследник клана! Поверь, девушки готовы со многим примириться ради шанса назвать себя женой будущего правителя. Ради шанса породниться с потомком Примы и Аканта! Мужчину несложно очаровать, Олеандр. Несложно подсыпать ему что-нибудь… Что-нибудь! И разделить с ним ложе!
– По себе судишь?
Фрез отвела взор и уставилась в окно, подтверждая догадку. Олеандр уткнулся лбом в сцепленные ладони. Удивительно, но он даже не разозлился. Давно подозревал, что от той ночи, когда они разделили ложе, попахивало дурманящими травами. Ну не мог он устать и забыться! Не мог потерять связь с реальностью настолько, чтобы бездумно лишить Фрез невинности.
Но мог не заметить, как в чашу с нектаром подсыпали лишнего. Тут да.
– Кто эта девушка, Олеандр? – донёсся до ушей сдавленный голос.
– Какая девушка?
– Которая меня излечила. Это ведь за ней ты бегал по лесу в моей накидке? Что вас связывает?
Боги! Олеандр не поверил ушам. Сознаться, переваривая достаточно разумную беседу и доводы, он подумал было, что Фрез отринет ревность. Даже проникся к ней некоторым состраданием.
Но без толку! Воспоминания о былых ссорах обрушились на Олеандра волной, подтягивая желание сбежать. Одно утешало – впервые недоверчивость Фрез пустила корни на подкормленной почве.
Эсфирь ведь и правда заинтересовала Олеандра. И ей не пришлось прибегать к гадким уловкам. Она ничего не подмешивала ему в нектар – он разделил с ней ложе по доброй воле.
Потому что хотел. Потому что… Влюбился?..
– …Прости. – Фрезия посмотрела на него искоса, а следом уронила взгляд на ладони.
Щеки обожгло, и Олеандр стиснул челюсти, загрызая рвавшиеся наружу ругательства.
– Я задыхаюсь с тобой. – Странно, но голос его всё еще звучал тихо, даже немного смиренно. – Вечно нас трое: ты, я и твоя воображаемая соперница. Заглядываются на меня дриады или нет – не столь важно. Иногда мне кажется, будто ты не видишь дальше своего носа, будто только и ждешь повода, чтобы поругаться со мной. Ты хоть поняла, что лес смута постигла? Когда ты превратилась в ревнивую королеву, Фрез? Право, от дриады, которая меня привлекала, уже ничего не осталось.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты очень красива, – Олеандр поднялся с лавки. – Но я уже давно не гоняюсь за красотой, веришь? Куда важнее для меня то, что здесь… – Он постучал пальцем по виску. – А еще здесь. – И ударил кулаком в грудь, вслушиваясь в стук сердца. – Подумай об этом, прошу.
– Ты уходишь? – Глаза Фрез, наполненные влагой, блестели в лучах солнца. – Скажи, Азалия в самом деле жива?
– Да, – Олеандр кивнул.
– Ты ожидаешь нападения?
– Предвосхищаю.
– Я помогу.
– Нет, – отрезал Олеандр.
И задумался, как поступить с Фрезией. Оправить её к лимнадам? Да. Наверное, это лучший выбор.
– Ты отступишь с поселенцами в Вальтос, – возвестил он, растирая затекшие плечи. – Ты только от забытья отошла. Какое сражение? Вдобавок… Неужели ты не понимаешь, как дриады ныне к тебе относятся? Ты дочь смутьяна!
– Я докажу, что не поддерживаю отца! – вскрикнула Фрез. – Я не совершила ничего дурного!
Она обратила к нему взор и сжала кулаки, будто готовясь вступить в схватку с армией врагов.
– А вторжение в дом правителя? – Олеандр улыбнулся уголком губ. – Это благое деяние?
Разговор шел по кругу и заходил в тупик. Поэтому, не дождавшись ответа, он развернулся, бросил напоследок:
– Сперва мне докажи, что у тебя голова на плечах имеется. – И быстро покинул лекарню.
Чёрная нить
Редко Эсфирь теперь встречалась с Олеандром. Но точно знала: где бы он ни был, куда бы ни ступал, везде и всюду его сопровождали разноцветные глаза, цепкие и холодные, как острия стилетов. Глендауэр, его названный брат, бродил за ним бесшумной, а порой и незримой тенью.
Сознаться, океанид пугал Эсфирь. Он странно ходил. Странно говорил. Странно смотрел – она знала, ведь когда он не глядел на Олеандра, он глядел на неё. И от взглядов тех, подёрнутых морозной дымкой, в жилах стыла кровь. Она долго наблюдала за тем, как Глендауэр наблюдает за ней. И вдруг поняла, что он оценивает её с той же дотошностью, с какой следит за братом.
Верно, тоже думает, что я выродок, – решила тогда она и повела себя умно, как показалось – перестала обращать на океанида внимание. Все равно он не горел желанием вести с ней беседы. Только смотрел. Странно смотрел. Бр-р!
Дни сменяли друг друга, словно спицы в колесах. И вот лесные земли, где еще недавно суетились поселенцы, омертвели. Парились в серой духоте покинутые дома, хозяйственные постройки и лавки торговцев. Качались на лозах брошенные шаровары и рубахи – оглядев их, можно было угадать, сколько дриад жило в семье. Непрерывно отражался в ушах шелест металла: у Вечного Древа хранители проверяли и обтачивали мечи и копья для земляных ям.
Неподалеку от лекарни, где спала Эсфирь, за листвой и крышами тут и там виднелись коконы-качели – лиственные шарики, сплетенные из прутьев, полые внутри, с дверцей. Они висели на длинных веревках, привязанных к ветвям. Изредка покачивались, толкаемые ветром.
Той ночью Эсфирь выпорхнула во двор. Заползла в ближайший кокон и прикрыла дверцу. Вперед-назад, вперед-назад: она раскачивалась, попутно расшатывая укрытие, силясь развеять скуку и тревоги.
Эсфирь хватило дурости вернуться к дриадам. В кого она превратилась? Не считая океанида, больше никто не оглядывал её с толикой подозрения. Для дриад она стала доброй девочкой, призывающей целительные чары. Доброй девочкой, которая всегда поможет. Она и правда помогала. Помогала и надеялась, что браслеты не разрушатся. Она отжимала у жизни мгновения покоя и только во тьме ночи, томясь в одиночестве, возрождала в памяти картину боя – того самого, у курганов, когда внутри бушевало пламя неодолимости.
Стрела зелёных чар пролетела над деревьями, и Эсфирь вздрогнула. Ворох искр с щелчками пронесся следом, и всё стихло. Остались только погруженная в полумрак улочка и бредущий по ней юноша, белокожий, словно неживой. Вокруг него прыгали крохотные кристаллики льда.
Глендауэр ступал к коконам и казался куда менее настоящим, чем все вокруг. Он не растворялся в воздухе. Просто выглядел, как призрак. Как светлое пятно на цветастой картине, которое хочется залить красками.
– Хм-м… – Эсфирь открыла дверцу кокона, спустила ноги на землю.
В тот же миг перед ней застыл океанид. Левую руку он отвел за спину, правую приложил к груди и учтиво поклонился.
– Прошу прощения, милая Эсфирь, – произнес он тихо, но четко. – Я потревожил ваш покой.
– Нестрашно, – с запинкой отозвалась она. – Как вы там говорите… М-м… Чем обязана?
– Клинки помыслов моих яд злокозненных умыслов не оскверняет, – нараспев вымолвил Глендауэр. – Как воды рек, намерения мои чисты. Бродил я по лесу, снедаемым вопросом странным. Он рвался с уст моих, оковы плоти сокрушая. И вот я перед вами. Стою. Гляжу на звезды, ожидая, что леди до ответа снизойдет.
– Красиво. – Эсфирь не могла не заметить, что за поясом у него висит изогнутое лезвие. – Вы хотите что-то спросить? Я верно вас поняла?