– Верно.
– Спрашивайте.
– Мы не встречались прежде?
Она моргнула и отвела взор. Задумалась. Потом снова посмотрела на океанида. Разномастные глаза, прорезанные вертикальными зрачками, глядели на нее почти в упор, отражая свет.
Эсфирь вдруг увидела, как от её запястья к Глену протянулась чёрная нить. Но видение тут же сгинуло.
Показалось? Нет! Вряд ли.
С тобой я тоже чувствую связь, – поняла Эсфирь, глядя на океанида.
– Я ничего не помню. – Она тряхнула головой. – Но… нет, не думаю. Мне кажется, вас я не забыла бы.
– Истинно, я тоже, – прошептал Глен, и печаль льдинками притаилась на дне его зрачков.
Почему он задал столь странный вопрос? Тоже увидел чёрную нить? Что-то ощутил? Эсфирь не посмела прояснить всё ни тогда, ни позже. Душа Глендауэра дышала болью, подавленной, сжатой-пережатой. Но все равно до того сильной, что по коже бегали мурашки.
Что-то тревожило его, выгрызало изнутри, отравляя и подавляя силу духа.
– Отпусти всё, что можешь отпустить. – Белесый огонек чар вспыхнул на ладони, и Эсфирь сдула его к океаниду. – Помоги всем, кому можешь помочь. Держись, пока можешь держаться. Дыши, пока можешь дышать. Не ведаю, какие тяготы тебя гложут. Но не смей сдаваться, слышишь?
Целительный свет впитался в его грудь, и он сглотнул. Зачерпнул ртом воздух и облегченно выдохнул.
Глендауэр взирал на Эсфирь в молчаливой тревоге. Взирал – и в уголках его век скатывалась влага. В ускользающем свете среди бродящих теней чудилось, будто он снова обернулся бесчувственной оболочкой.
Но нет. Ныне в нём теплилась жизнь, проступившая на устах улыбкой, сползшая по щеке капелькой слез.
– Мне нужно поспать, – пискнула Эсфирь, и океанид снова ей поклонился.
– Да. Мне тоже.
***
Проснувшись утром, Эсфирь выглянула в окно. Громыхая, последние повозки катились по улочке – катились в облаках пыльцы и топоте копыт и терялись в дорожной пыли. Детей, женщин и юнцов, не познавших хлада оружия, Олеандр уже спровадил в Вальтос – клан лимнад, откликнувшийся на призыв о помощи и направивший в Барклей вооруженный отряд стражников.
В лесу остались только старцы. Но теперь и они пропали из виду – вестимо, скоро главные врата минуют.
Наследник и Эсфирь хотел загнать к лимнадам, но она уперлась рогами: не уйдет – и всё! Еще чего! Разве она настолько бесполезна? Разве не она вылечила отравленных дриад и Фрезию?
– Старайся не высовываться, – в конце концов сдался Олеандр, и Эсфирь победно захихикала.
Через пару дней он вдруг спросил, чего она страшится? И она, поразмыслив, ответила, что боится озлобиться.
– До кровожадности опуститься? – уточнил он. – До беспричинных убийств?
– Угу, – подтвердила Эсфирь и даже не соврала.
Двукровным ведь так просто пасть до жестокости. Так просто решить, что иные существа – грязь на пути.
– Незаурядный ответ, удивила, – хмыкнул Олеандр и, подмигнув ей, в который раз выскользнул из лекарни.
– Да уж…
Только дверь хлопнула, Эсфирь упала на ложе и заворчала, ругая себя и используя хлесткие словечки, которые подхватила от Зефа. В голове вспухали темные мысли. Они толстели, прыгали туда-сюда, опутывая мозг. А когда тот перестал думать, в груди вспыхнуло пламя гнева.
Удивила! Ведал бы Олеандр, что она двукровная, наверное, прикончил бы её.
Интересно, исказится ли его лицо, мелькнет ли в глазах ненависть, когда он поймет, что она вырожденка?
– Нет-нет-нет! – Эсфирь зажмурилась.
И отмела пугающие думы. Зарылась умом в лежавшие у окна фолианты – всяко лучше, чем злиться и размышлять, как ты звереешь и превращаешься в чудовище.
Часть книг уцелела в пожаре, и наследник завалил ими лекарню. Теперь они выстраивались у стен стопками, наваливались друг на друга на полках, теснились на подоконниках. Чтобы пробраться на второй этаж, приходилось ступать по раскиданным по ступенькам фолиантам – можно сказать, они второй лестницей строились, уложенной поверх первой.
Эсфирь не жаловалась. Книги отвлекали, даруя почти воздушное облегчение. Правда, с десяток она отложила, едва открыв – уж больно мудрено выражались сочинители. Но фолиант со сказками прочла от корки до корки. Одна история рассказывала о девушке-цветке. День ото дня она раздаривала свои лепестки приятелю-сорняку, который не мог похвастаться красочной шляпкой. Сперва они ладили. Но когда она облысела, он бросил её и отыскал другую спутницу, покрасивее, с нераспустившимся бутоном.
Полудурок! И она дурочка! На кой она пожертвовала лепестками ради тупого сорняка?!
Другая книга, которую вечером доставил наследнику посыльный, тоже оказалась страшно интересной. Сперва Эсфирь не решалась её трогать. Во-первых, принесли её Олеандру. Во-вторых, она едва ли не рассыпалась в руках – настолько долго, видимо, жила на свете. Все страницы были разрезаны на три части. Они переворачивались отдельно друг от друга. С каждого листка на мир глядели различные существа, населяющие землю.
Так Эсфирь собрала неведомое создание с алыми крыльями, рыжей чешуей на предплечьях и мшистыми ногами.
– Феникс, дракайн, лимнад, – прочитала она приписки к каждому из кусочков и усмехнулась. – Интересно.
Задор вдруг охватил разум. Пыль страницы укрывала до того плотно, что от пальцев оставались следы. Уголки листков едва ли не крошились, но Эсфирь неотрывно листала книгу, складывая все новых и новых существ. Листала до тех пор, пока не собрала существо, заставившее сердце подпрыгнуть к горлу. На голове его красовались угольные рога-волны, затерянные в смоляной шевелюре. За спиной стелились белоснежные крылья – её крылья!
– Кто это? – Руки и губы Эсфирь дрожали, когда она сощурилась и вгляделась в подписи на обрезках страниц. – Ой-ой-ой! Кто это… Кто?!
Рога-волны украшали существо, нарекаемое эребом. Внизу шла сноска, подсказывающая, что он древний исчезнувший. На втором обрывке листа, где художник нарисовал крылья, темнела иная сноска – они украшали гемера, тоже древнего исчезнувшего.
– Гемер. – Эсфирь нашла все его «кусочки». Помимо перьевых крыльев, он ничем по сути не выделялся.
Тогда она собрала эреба. Рога-волны, кожистые крылья, копыта, увенчанный грузным лезвием хвост. Такое существо она видела. Она сама лепила из чар схожих созданий и пускала их в бой, приказывая навлекать боль.
Перед глазами, как наяву, встала драка с Аспарагусом и Каладиумом. Встали хороводом эребы – эребы!
В тот миг Эсфирь не понимала, что творит. Думала, что воплотила первую картинку, нарисовавшуюся в уме. Но ныне… Боги, картинка-то, как видно, неспроста в голове возникла!
Хлопок двери чуть не подбросил Эсфирь к потолку. Она сунула книгу под плед, для надежности еще и уселась на неё, уложила ногу на ногу и судорожно выдохнула, уловив запах серы.
– Мрак! – Друг проник в лекарню вместе с рыжеватой пыльцой и дымным ветром. – Иди сюда!
Она вызволила книгу из заточения. Перелистнула нужные листки, складывая эреба-гемера. Ткнула когтем в рисунок. И костяной череп хина – невероятно! – склонился в кивке, подтверждая выводы.
– Погоди-ка, – вымолвила она, повернувшись к приятелю. – Хины! Олеандр говорил, что вы тоже древние. Еще он упоминал, что звери чувствуют близкие сущности. Чувствую тех, с кем дружили или соседствовали. Он говорил, что раз-два в год твоя стая подступает к Морионовым скалам. Зачем, Мрак? Твои предки дружили с эребами? Это ведь они там жили, верно? Поэтому вы навещаете эти места, верно? Поэтому твои сородичи помогают мне! Ох!..