Вырожденки расступились по щелчку пальцев. Азалия шагнула вперед, и рукава её алой рубахи, стянутой на талии кожаным поясом, на миг раздулись. Слухи и портреты не лгали – уродилась она красавицей. Хотя ныне лицо её несло печать отчуждения, словно взирала она на чужака – не на родного брата.
– Здравствуй, Антуриум. – Она тоже покосилась на Эсфирь и усмехнулась уголком губ. – Думаю, ты понимаешь, чего я хочу? Думаю, сознаешь, что долгие беседы меня не возрадуют?
Олеандр посмотрел на отца. Тот не повёл и бровью. Его черная накидка отчетливо выделялась среди зелёных – двое хранителей стиснули его с боков.
– Уверен, переубедить тебя мне неподвластно, – вымолвил он, изучая то сестру, то Аспарагуса. – Ненависть твоя глубока. Но разрушения и жертвы ни тебе, ни мне чести не сделают.
– Дозволив нам войти, ты поступил разумно, – произнесла Азалия и сомкнула зубы, будто запирая рвавшиеся на волю проклятия. – Но что дальше? Возвратишь меня в род, вверишь бразды правления?
– Истинно.
Тишина грозила растянуться на целую вечность. Нечасто владыка раскидывался пустыми словами. Да что там! Он никогда не выпускал в мир решения, прежде не взвесив «за» и «против». Перешептывания стёрлись – мало кто предвосхищал столь дрянное развитие событий.
– Я не вчера родилась, Антуриум. – Голос Азалии заскрежетал, как клинок по металлу. – Где подвох?
– Нет подвоха. – Отец пожал плечами. – Я просто хочу разрешить спор малой кровью. Ужель это тебя изумляет?
Олеандр едва дышал. Отец что, и правда хочет передать сестре правление? Это не сон? Не шутка?
– Докажи, – бросила Азалия.
Отец мазнул ладонью по воздуху. Зеленая дымка соскользнула с его пальцев. Закружилась и развеялась, являя взорам собравшихся посох правителя. Его древесную рукоять венчал опутанный лианами стеклянный шар. Внутри шара качал ветвями миниатюрный близнец Древа.
– Изволь. – Отец подхватил посох и прижал к стволу.
Не прошло и мгновения, как Древо начисто его поглотило. Каждую ветвь охватило свечение, тут же погасшее.
Вечное Древо признало нынешнего владыку, поняло, кто посмел воззвать и обратиться к нему.
– Что он творит, Боги?! – прохрипел Олеандр, чувствуя, как трясутся пальцы и поджилки.
– Сердце наше, – между тем бормотал отец. – Защитник наш и прародитель, я взываю к тебе и молю: прими в род старшее дитя моего отца. Доверь ему бразды правления, напитай силой…
Невзрачная тень отделилась от отца, нырнула в ствол. Древо вспыхнуло пуще прежнего. Замахало ветвями, рассыпая листву. Корни дрогнули, извиваясь и раскачивая почву.
Старшее дитя! Азалию! Нет-нет-нет! Олеандр пожелал остановить это безумие. Но изо рта вырвался невнятный писк. Он поглядел на Аспарагуса. Бывший архихранитель скрестил пальцы у бедра и улыбнулся в усы.
Молчать просит? А не пойти бы ему!.. В груди разгорелся пожар. Но Олеандр умолк, сам не ведая почему.
Желанный дар преподнесли Азалии на блюдечке. По её лицу пробежала тень сомнения. И все же жажда власти победила. Она тронула свисавший у щеки прут.
Аспарагус вдруг отступил от неё и скрылся за спинами вырожденцев, взвихряя пыль.
Свечение растеклось по коре Вечного Древа. Загуляло по ветвистой крыше, стелясь к Азалии, будущей владычице Барклей.
Влево-вправо, влево-вправо. Олеандр не верил. Отказывался верить узримому. Он снова открыл рот, намереваясь окликнуть отца – прокричать, что тот, верно, с ума сошел. Как вдруг свечение, подлетев к Азалии совсем близко, резко устремился вбок, приковывая взоры.
Сотни существ синхронно повернули головы, следя за чарами. Огонёк метнулся вниз по скрученной лозе, угодил за вздымающийся корень и сгинул. Кровь загромыхала в ушах, когда Олеандр понял, кто ступил к ним, охваченный светом, кого правитель принял в род.
Аспарагус?! Серьезно?! Он сорвал с запястья лозу и размял шею. Распахнул залитые зеленым глаза. Волосы его превратились в травяные нити. Посох выскочил из ствола и угодил в поднятую ладонь.
Волна потрясения захлестнула всех, кроме Аспарагуса. Олеандр и пискнуть не успел, как тот ударил посохом о землю.
Древо издало пронзительный гул. Вспыхнуло, испуская искры, разгораясь все ярче и ярче.
– Убирайтесь из поселения! – не восклик – рык сорвался с губ Аспарагуса и прокатился по округе.
Мир затопило зеленью чар. Неведомые силы подняли Олеандра в воздух, толкнули в грудь. В ушах засвистел ветер. Перед взором все закружилось. Он не сумел бы сказать, как долго летел. Но вскоре его вышвырнуло в лес, и он прокатился по траве. Моргнул, силясь осмыслить произошедшее.
Аспарагус – сын Эониума? Старший?!
Рядом прозвенел голос отца:
– В бой!
Пекло
Рубина вымело из поселения. Он и пальцем не успел пошевелить, как зеленая вспышка ударила в грудь, и он рухнул далеко за оградой. Проехался, срывая колосья и сорняки, и ударился головой о камень.
Говнище! В ушах загудело, мир вокруг расплылся пятнами. Расколупывая когтями землю, Рубин встал на корточки. Дернул лопатками – и крылья распахнулись, алые перья посыпались.
Последствия удара еще долго давали о себе знать, сотрясали видимое. Ребра саднило, бок тоже – в миг падения рукоять клинка врезалась Рубину чуть повыше тазовой кости, и теперь там наливался синяк.
– Спокойно, – Рубин смахнул с плеча грязь и огляделся.
Он очутился на поляне. Чуть левее валялись две девицы с кожистыми крыльями, на их шеях стянулись лианы. Впереди, нанизанный на стоящий колом корень, висел еще один вырожденец.
Вдали сверкала над кронами шапка зеленого купола – поселение защищал колдовской кокон.
Что ж, знатно Аспарагус ударил. Подумать только, сын Стального Шипа!
Сперва Рубин хотел поджарить пару деревьев и сбежать, но мысли о побеге выветрились. Боковым зрением он выцепил бледное тело того, чьи кишки с радостью намотал бы на ветви.
Глендауэр! Рубин сощурился, следя за деревьями, обступавшими поляну, и белой тенью, которая прыгала по ветвям. В просветах листвы снова мелькнул хвост меловых волос.
Рубин по-птичьи заклекотал. Искра гнева вмиг обернулась потоком звериного бешенства.
– Ты! – Струи пламени сорвались с пальцев, ударили в ствол раз, второй, третий, четвертый…
Огонь разгорелся мгновенно. Охватил деревья, пуская по ветру жженую листву, рассеивая запах гари. Как и ожидалось, убийца Азера спрыгнул, сошел на землю в длинном кувырке.
– Ну здравствуй, падаль! – прокричал Рубин, когда разномастные зенки уставились на него.
Глендауэр разогнул спину под сумасшедших хор голосов и лязг металла, доносившийся издали. Нити белых чар вспыхнули между его ладоней. Рубин снова ударил огнем. Пламенный шар ринулся к Глендауэру и врезался в ледяной щит, выросший из почвы.
Щит ухнулся на траву, рассыпая брызги. Взметнулась волна. Она понеслась на Рубина искрящимся капюшоном. Клятые океаниды! Он ушел в сторону. Хлопнул крыльями, поднимаясь в воздух. Не рассчитал маневра – вода ударила по крылу.
Рубин покачнулся. Воззвал к чарам, и пламя окутало его защитной оболочкой. С высоты он видел, как на поляне вьются десятки белых существ. Видел, как между ними вырастают ледяные копья. Понял, что его пытаются надурить. Запутать и рассеять внимание на морозных двойников.