Немир

Это невинное замечание, сопровождаемое беззаботной улыбкой, не обмануло Ленни. Пусть себе угадывают его мысли! На здоровье! Его обострённое чутьё говорило, что Нандоло очень зол на своего напарника и даже может перейти к рукоприкладству, но опасается за свою жизнь, беспечно вверенную уродливой колымаге на колёсах. Поняв это, Ленни немного расслабился и устроился поудобнее, созерцая окружающую природу.

Ни до, ни после этой ночи ему не приходилось видеть такой красоты. Заходящее солнце повисло над океаном, не решаясь окунуться, а туча быстро настигала его, обволакивая со всех сторон, и виделось, будто сквозь морщинистый старый лик проглядывает свежая кровь. Залив пламенел; смотреть на воду было больно. Море выбрасывало волны, точно руки, приветствуя дикую стихию. Над ним носились чайки и буревестники, и чьи-то тоскливые голоса слышались в завывании ветра.

Чёрные скалы приближались – почти в буквальном смысле, потому что скорость их приближения была явно выше той, с которой двигался фаэтон. Будто чья-то воля толкала их прямо в центр разорванного кольца, и Ленни еле справлялся с внутренним трепетом. Но где-то на самом дне его подавленной страхом души пробудился столь знакомый ему интерес, присущий человеку с неутолённой жаждой знаний. Ленни не успел задать свой вопрос, как Нандоло произнёс тоном, в котором сквозило удовольствие:

– Есть кое-что, чего ты не знаешь, правда? Существует целая легенда о том, как возникли Чёрные Скалы. Они – полностью искусственного происхождения. Однажды наш древний предок решил соорудить самую высокую в Немире башню. Но только постройка была закончена, как все окна в башне в одночасье стали непроницаемо чёрными – такими их сделала первая же песчаная буря. Тогда решили строить башни без окон, но сильные ветры остужали их стены, и жить в таких условиях оказалось невозможно. Не спасал даже солнечный свет, потому что солнце часто исчезало в облаках всё той же чёрной пыли. Поэтому все перебрались под землю. Там, по крайней мере, не дует.

– Ему это неинтересно, – заметил Сантариал.

– Нет, интересно, очень даже интересно. Ведь правда?

Ленни виновато опустил глаза, разглядывая свои руки, чинно сложенные на коленях.

– Раз интересно, то смотри, – сказал Сантариал каким-то странным голосом. Ленни насторожился, но Нандоло не дал ему размышлять.

– И не только смотри, а участвуй! – пригласил он.

Близилась ночь. Вокруг них чёрными рваными хлопьями оседала тьма. Маленькая и беспомощная игрушка в руках космических стихий, планета погружалась во мрак. Сначала помрачнело море, скоро и горы приняли монашеский обет, тёмное покрывало заволокло небо и землю, затушив прощальные блики тлеющего солнца. Не успел Ленни ахнуть, как двое перед ним перекинулись в персонажи театра теней, безликие и безголосые. Рука Нандоло протянулась вперёд, коснувшись его плеча; прикосновение было мимолётным, почти неощутимым. И тем не менее тому показалось, что его ухватили за позвоночник и сильно вздёрнули вверх, встряхнув обвисшие гирлянды внутренних органов. Ленни машинально пригладил волосы, вставшие дыбом.

– Вы хотите показать мне что-то необычное? – уточнил он, делая паузы после каждого слова, чтобы унять дрожь в голосе.

– Более необычное, чем ты? – отозвался Нандоло. – Не думаю. Я не встречал в Немире ничего подобного тебе. Хотя, конечно, это дело вкуса и вопрос времени, потому что вкусы меняются.

Нандоло пожал плечами, как неудачливый фокусник, разоблачённый зрителем.

– Скорее это демонстрация сАмого что ни на есть тривиального факта, который имеет место в любом мире, где есть существа, наделённые душой, – продолжал он, широко улыбаясь, но улыбка быстро погасла. – Механизм деструктивного поведения с детства заложен в каждом. Едва успев появиться на свет, ребёнок начинает швырять на пол игрушки. Он проверяет мир на прочность.

Ленни захлестнуло отвращение. А если сейчас взять и дать этому типу в ухо, будет ли это проверкой Немира на прочность? На всякий случай он весь подобрался, готовясь доставить архаикам как можно больше проблем, если они снова захотят нарушить границы его личного пространства.

И тут началось. Только что он перемещался в фаэтоне на приличной скорости, и вдруг увидел себя в гробу. Сомневаться не приходилось: он лежал на дне деревянного ящика с чёрными стенками, настолько просторного, что там мог улечься с десяток таких же Ленни, и кто-то в его голове внушал ему: сюда поместится всё, что Ленни захочет забрать из этой жизни в неведомое грядущее. В общем, это очень хороший гроб, убеждал невидимый голос, повторяя вновь и вновь, и его мантру вскоре подхватили другие голоса. Странные звуки множились, разрастались и переплетались между собой, образовывая непрерывную мелодию, подчинённую повторяющейся ритмической конструкции. Смысл пришёл неожиданно, и был ужасен настолько, насколько Ленни ещё мог поддаться ужасу: его отпевали…

Он не видел их; только небо – серое, отягощённое тучами, – неслось над ним в обрамлении чёрных стен, будто бесконечный кадр старого фильма. Потом стены начали смыкаться, его отгораживали от внешнего мира, пытались замкнуть в тёмный контур и захлопнуть крышку. Он понимал: это надо прекратить, сию же секунду, пока не поздно, но почему-то продолжал лежать и смотреть. Крышка нависала над ним, но не могла опуститься, словно что-то её удерживало. Ленни чувствовал, как тянутся к ней десятки призрачных рук, как они давят на неё не в силах закрыть. Голоса возвысились, стали тоньше, и слились в один, который перерос в оглушительный визг, а затем оборвался и упал до шёпота – шелестящего и сухого, как шуршание камушков, завершающее обвал:

Ну, что же ты… давай… помоги нам…

«Чего?!» – мысленно заорал Ленни. И вспомнил…

Один приятель-эзотерик как-то сказал ему: в такие состояния нельзя погружаться, иначе тебе конец… «Они не посмеют ничего мне сделать, пока я им не позволю, – догадался Ленни. – Как же просто!» Он рванулся изо всех сил, работая локтями, саданул по носу Нандоло и вернулся в реальность. Тьма отступила, и воссиял свет.

Какое-то время Ленни ошарашенно взирал на спутников, которые едва не отправили его в мир иной. Фрагменты головоломки из всего того, что он когда-либо слышал или читал в последние месяцы, сошлись в одно. Только теперь ему открылся весь смысл их действий – и неудивительно, ведь до такого надо было ещё додуматься! Его испытывали… как сказал Нандоло, «проверяли на прочность», а потому спровоцировали внутренний конфликт, настолько сильный, что он вызвал временное помрачение рассудка. Он сидел в фаэтоне с двумя винтиками системы, посвятившей себя без остатка великому научному эксперименту, суть которого была в выявлении предела выносливости людей, их психической тренированности, короче, всего того, что могло понадобиться архаикам в случае «крайней необходимости». Показать людям самих себя – этому они посвятили огромное количество теоретических изысканий, и теперь дело стояло за практикой, а пророчества Принцессы Тайны лишь открыли всему этому путь. Что до философской категории «крайней необходимости» – здесь всё было ещё впереди, а потому они могли творить что хотели… будто дети.

«Вот как они работают. Ну что ж… но неужели я действительно желал умереть?!»

Фаэтон остановился посередине огромной пустоши в центре кольца скал, мотор опять заглох, на этот раз неясно, на время или навсегда. Ни разу в жизни у Ленни не было такой кошмарной поездки.

– Нормальный был гроб, – недовольно пробурчал Нандоло. – Сам бы попробовал! Забыл, что бывает с теми, кто сваливает с процесса?

На миг настала тишина, и тогда Ленни впервые услышал, как тяжко, прерывисто дышат горы.

Потом Сантариал устало произнёс:

– Он отмирок. С ним всё не так.

Вспоминая обо всём позже, Ленни понял, что только после этого страх окончательно отпустил его. И кто-то чужой, поселившийся в его голове и взявший в осаду мозг, оставил свои позиции и поспешно ретировался.

– А я-то думал, он как все… – выдал Нандоло до боли знакомую фразу.

В окружающее пространство вернулись звуки, до того словно похищенные невидимой, но очень могучей силой; обычные ночные звуки, приглушённые, знакомые и мирные. Фаэтон, тронувшись с места, легко и плавно набирал скорость и впервые за весь вечер Ленни почувствовал, что ему всё равно, куда и зачем они едут.

– Как же ты сюда попал? – заботливо поинтересовался Нандоло.

Ленни глубоко вздохнул, подавляя естественное желание укротить это неуместное сочувствие. За месяц, проведённый в Немире, собственная история уже успела навязнуть у Ленни в зубах, столь часто ему приходилось пересказывать её многочисленным клиентам и разным знакомым Амбера. Начиналась она, как правило, одинаково: «Понимаете, я наступил в покрышку, и вот…»

– Он наступил в покрышку, – сказал Сантариал. – Амбер рассказывал. Отстань от него.

– Да ну? – недоверчиво переспросил Нандоло. – Прямо вот так жёстко?

Он быстро переполз по сиденью, и, снова оказавшись за креслом напарника, прокричал в затылок Сантариала:

– У него, наверно, имеются какие-нибудь волшебные способности. Давайте проверим!

Сантариал отмалчивался. Ветер поигрывал его волосами, отбрасывая их назад в лицо Нандоло, но тот даже не отстранился.

– Давай смоделируем ему портал. А что? Запасная покрышка есть – не жалко… Главное – начать, а там видно будет. Зато если он перенесётся, ты отработаешь за меня смену.

– А если нет? – поинтересовался Сантариал.

– Если нет, тогда он отсюда живым не выберется.

Услышав такое, Ленни испытал изумление, граничившее с шоком. Он посмотрел на архаиков, надеясь, что кто-нибудь из них опротестует это заявление, но оба молчали. В молчании Нандоло, правда, было что-то требовательное. Он ждал ответа на своё предложение, но отнюдь не от Ленни.

И Ленни понял, что ему придётся выкручиваться самому. Он не видел в происходящем никакой логики, поэтому ляпнул первое, что пришло в голову:

– А Вашему фаэтону понравится, если я начну его оскорблять, называя разными нехорошими словами?

– Забудь, – быстро сказал Нандоло. Его лицо сделалось каким-то напряжённым, а сам он нахохлился, будто мокрая курица. Ленни почувствовал себя так неловко, словно по незнанию нанёс страшное оскорбление местным обычаям – по меньшей мере.

– Впрочем, я не отказываюсь, – поспешно проговорил он. – Если, например, не ставить вопрос, что дело жизни и смерти и всё такое, я, пожалуй, даже согласен.

– Они что, всегда так выражаются? – подозрительно спросил Нандоло у напарника, полностью игнорируя Ленни.

Сантариал рассмеялся, но смех напоминал болтание ледяных кубиков в бокале с коктейлем. Обстановку он не разрядил.

Нандоло забился в угол и сидел неподвижно; со стороны могло показаться, что он пребывает в праздности или просто спит. На самом деле он усиленно думал. Ленни догадался об этом, почувствовав, как сидящий рядом Нандоло словно переместился на недосягаемое расстояние. Ленни представил, как архаик решает в уме уравнения со многими неизвестными, один за другим подбирая и отвергая возможные варианты, так что пространство вокруг него чуть ли не вибрирует.

– «В небе, расправив крылья, летает мечта, и даже бескрылых зовёт за собой высота», – продекламировал Нандоло в задумчивости. – С одной стороны, всё, что не делается, не делается к лучшему. С другой стороны, шнурков на переправе не завязывают…

– А как насчет третьей стороны в качестве независимого эксперта? – вдруг спросил Сантариал.