Десятое Пространство. Перевертыш

Вновь поднялся ветер. Далекие верхушки некоторых дерев были поддернуты неестественным туманом, словно бы таким незамысловатым образом нечто возжелало скрыться от праздного взора. Треугольник снова бросил взгляд на древко куба, тот будто бы стал чуть красивее и наряднее.

«Наверно дело тут в кратковременной памяти. Тогда мне куб казался неказистой и опасной игрушкой, а теперь вот ветром посдувало предубеждение и предмет превратился в обыкновенную безделицу, которых пруд пруди в лавках у Темы».

Форма таки взяла куб в свои грани и сразу начала ощущать некое тонкое воздействие на живительные структуры. Листочки зашуршали непонятными словесами, с благодарностью поглядывая на Треугольник, а тот, захмелевший от энергетического дива, понемногу открывающегося ему, осел на свеже отросшую траву и пал, мигом заснув.

Ему показывались картины давно ушедших эпох, где он был то властителем, то рабом. Так же в этих снах фигурировали образы детей: Весалисы, Маришека и Велатты, виды которых принимали геометрические формации, схожие с конституцией самого Треугольника.

Звезды горели в масляных лампах, космос тихо перешагивал недоверчивых, останавливаясь у преисполненных верой сознаний. Живые находили в умерших свою суть и становились мертвыми, а те в свою очередь выходили из состояния небытия, обратно в сверкающий мир.

Тут обозначился сфероид правильной формы. Он заметил сновидящего, и казалось, даже сам пригласил его поглядеть на этот «киновращательный» архив. В далекие времена среди правдивых благих шла молва, что Начало придется на время, когда на небе сверкнет яркая вспышка розово-голубоватого цвета.

Двойственность перешагнет порог видимого присутствия и все встанет на свои законные места. Эти говорящие не задумывались о том, что их сознание может не выдержать перепадов плоскостей. Вид реальности на то и рассчитан, чтобы все вмещающие его формы могли взаимодействовать с ним хоть во свете дня, хоть при сумерках ночи.

Двойственность давно преодолена, но в сознаниях, в которых зиждется эта расщипительная форма – вот для них выхода нет, пока они не перестроят свой внутренний взгляд и не выпустят на волю эту двойственность. Пустых мест не бывает в природе, это всем известно.

Глядишь, на освободившееся место встанет желанная общемировая сплоченность или единство, или еще чего из эфемерного и такого желанного. Мистификации Мистицизма стоят в этой иерархии где-то чуть выше, чем таинственная Матерь Основ. О них слагали легенды, их присутствия требовали больше, чем крови и золота вместе взятых. М.М. – порог, чью грань перейдешь – не вернешься обратно.

Треугольник представлял, что он сфера, и он парит над Домом, благословляя всех и каждого, кто в нем бытийствует. Он стал представлять себя на месте Дома, он превратился в его камень и его полы. Давление прошлого и метаморфозы настоящего заставляли треугольную форму подавлять в себе эту родительскую опеку над сущим, и вот теперь он смог вернуть и смог впустить красоту в свое сердце, растаяв в последнем поцелуе со Вселенной».

Рассказ закончился и внутри хозяйской квартиры стало ощутимо свободней. И морская волна и Марика с Весалисой были на месте. Весь привычный обиход никуда не делся. Что-то магическое произошло, и оно возымело в реальности довольно большой вес. Маришек и Велатта неверяще уставились друг на друга, словно бы совершили нечто невообразимое и нечто очень сложное, вовсе не подвластное обыкновенным подросткам.

На потолке вновь заискрилось. Маленькая светящаяся точка быстро превращалась в достаточный для прохода портал. Из его внутренностей выплыл Треугольник. Он, казалось, помолодел на целое тысячелетие. Когда его грани опустились на пол с мягким стуком, Марика наконец освободила от внимания девушку и поглядела на свершившееся чудо.

– Моя королева бы не позволила данному произойти в столь фантастическом ключе! – Радостно вскричала Мадам М.

При этих словах очнулась Весалиса, а треугольная форма радостно впечаталась в хозяйку, сильно по ней соскучившись. Ребята, папирусы которых сочинили историю, приведшую к доброй развязке, с волнением во всем теле подошли к своей подруге и взяли ту под руки, поднимая с упругой волны. Они все трое обнялись. Дом расцвел нежностью и принялся источать во внешний мир благоухание цветочных полей.

– Преобразование завершилось мои дорогие! – Воскликнула Марика, подойдя к счастливой троице. – Миссия на данном этапе завершена, теперь мы можем скрепить нашу книгу в бардовый фолиант и отправить то мастеру в город Десятого Пространства.

Маришек в удивлении произнес, что никогда о таком не слышал, его подруги также зашлись в потрясающее дух изумление. Как нельзя кстати здесь перед молодыми взорами всплыл Треугольник и показав подросткам деревянный кубик с инкрустацией, принялся рассказывать, что ему привиделось во сне.

Велатта хотела было возразить, что повествование все разложило по полочкам, но геометрическая форма приложила палец к губам и девушка затихла. История полилась в красочные сосуды восприятия, а молодые люди принялись завороженно слушать.

Небесное хранилище

Мастер отдыхал на перьевой подушке, имевшей очертания фонтана и кровати одновременно. Полы его красочного одеяния были рассредоточены по коврам и величественным монетам ливров, которые в великом множестве покрывали те самые ковры.

Бытие мастера не обременяло его фигуру каким-то ограничениям, и он мог путешествовать везде, где тому заблагорассудиться, и конечно же только в пределах Десятого Пространства. А вот как раз со внутренними мирами все обстояло куда проще: мастер мог и Вселенной заделаться и на ладони у Бога побывать, и самому стать Звездой, у которой юбки искрятся разноцветными планетами.

Именно в данный момент его мастерство отдыхало от каких-либо дел, и он мог придаться прогулкам, чтению и внутренним путешествиям. «Праздность – не порок и даже не грех, это отдых от напряженного занятия думствованием, свойственным облаченным во власть персонам», – вещал мастер в своей красной книге.

Хоть его персона и не была в полной мере в созависимости от внешней реальности, но что-то ему все же вменялось в обязанности. Например, как вот проверка фолиантов «о преобразовании», который дозволяется проводить разнокалиберным Мадам в присутствии геометрических форм.

Сейчас на его коленях лежала работа молодых людей, чьим свежим сознаниям открылась сила великолепного преобразования. В городе Десятого Пространства то было совсем не в новинку, но для мирян сие относилось к разряду сказочности и небылиц. Оно медленно прорастало через материальные структуры «предопределенного» мироустройства, и когда натыкалось на вот такие вот живительный сосуды с влажной, питательной почвой вдохновения, то заходилось в натуральный экстаз и радовалось сверх меры.

Чутье никогда не подводило мастера и на сей раз, держа в руках эту тонкую, но тяжелую книжицу у него чуть заметно тряслись конечности от предвкушения.

Скорость, с которой ему доставили этот бардовый фолиант, удивляла, но не изумляла. Прошла всего пара мгновений от ментального щелчка Мадам до того, как во владении достопочтенного оказалась свежая драгоценность. В Десятом Пространстве подобные перемещения являлись нормой. Сознательные структуры быстро схватывали и также быстро отпускали.

Труд мастера состоял в том, чтобы расщеплять заложенную природой двойственность на части по два, пристально рассматривать бденствующей там экстракт, записывать в общую книгу информацию об опытных экземплярах, а потом снова сшивать частички, образуя ту самую двойственность, с которой все и началось.

– Двойственность для нашего мира – это тот порог, который является важным, образующим звеном для дальнейшего развития нашей реальности. Общность существует для высших сфер, готовых к ней, а двоякое зеркало нижнего предела наличествует как раз для научения и вдохновения кандидатов на высокое бытие. Без этой «учебы» и порой такого тяжелого «преодоления» не существовало бы никакой высоты или низины. Божественное никогда не ощутило бы свою исключительность, а потом и сцепленность со всем мирозданием.

Мастер почесал переносицу, словно бы желая отмахнуться от только что произнесенных им слов.

– Довольно конструкций. Нужно приниматься за созерцание, нужно очистить свое восприятия для свежего фолианта.

Данная практика стояла на службе внимательности, восприимчивости и емкого победошествия на благо всего облачного города. Как бы там ни было, но их родной край имел под собой одно немаловажное свойство – привлекать светимостью и красотой чувствительных особ, для которых Десятка является вершиной правды и знания.

Они рисуют в своем воображении реальные картины умственных и духовных желаний, из чего и строится весь город. Но не смотря на такую кажущуюся эфемерность и нереальность, материал этот ни в коей мере не рушит гармонику данных мест, а наоборот, эта энергия служит мощным клеящим веществом.

Образование здесь ставится в пример элитным корпусам мирских учреждений. Гладкость подачи информации и гениальная простота, с которой весь процесс обучения похож на поцелуй космоса, налагает на получающих знания некоторые ограничения.

Но о них чуть позже, это еще всплывет при проверке фолианта. Вообще, данную систему сравнивают с хорошо запечатанным в крепкую скорлупу орехом: упадет – не разобьется, схватишь зубами – не разломается. Простота, гений сознания и предупреждение мощи – вот три столпа, на котором находится здание Десятки.

Когда мастер рассматривал книгу из нее внезапно выпала небольшая и тонкая безделица. То была закладка, изукрашенная золотистыми буквами некоего непонятного, инородного смысла и мелкими рисунками с медными рыбками, которые плескались в голубовато-изумрудной воде.

Такой пустяк заставил мужчину отложить чтение на некоторое время. Эти изображения напомнили ему о его же инициации, которая прошла, казалось, целую вечность назад. Среди общей торжественности и восторженного гомона гостей, он, молодой человек, был поглощен созерцанием пруда, что находился на открытом воздухе.

Окруженный низкой растительностью и валунами камней сей пруд вмещал в себя дивные воды с красноватыми рыбками, которые молчаливо плавали, выказывая всем своим существом домашний уют.

Нельзя сказать, что мастер этим действом упивался, желая отмахнуться от всеобщего внимания и напряжения тех суток до церемонии, но в этом маленьком прудике он находил душевное отдохновение и простоту, которого ему так не хватало все те месяцы, которые шли в подготовке к важной ипостаси.

«Важная ипостась оказалась не более чем предлогом, чтобы убрать с драгоценной дороги карьеризма чувствительного человека, отдав того во владение бумажных страниц и вдумчивого чтения», – так думал этот человек на начальном этапе своего бытия в качестве «мастера».

Что вообще значит «мастер» в реалиях Десятки? Не то же что учитель по философии или писатель, и не художник с мыслителем. Мастер выступает как сеялка, как граница, за которой простираются только звездные покрывала глубокого знания. Это собирательный образ для нуждающихся в ответе людей, чей размеренный, жизненный уклад дал сбой и потребовал собой «инициации» о преобразовании.

Для иных сознаний это происходит еще в юношестве, и потому приносимые ими фолианты полны игрушечного эгоцентризма и порой даже наивности. Других нужна о преобразовании настигает уже в довольно зрелом возрасте, когда и зубок нельзя протереть мягкой тряпочкой, но и вывалиться за горизонт бытия еще недозволенно.

У таких персонажей книги-фолианты носят обширный размах, и их содержимое вмещает в себя размышления о собственной дороге в общем космосе и о взаимоотношениях отдельного индивида с другими особями, обладающими подобным складом привычек и убеждений.

Порой все это кажется вовсе лишенным смысла, изжитой формой обуздания человеческого гения и тем сдерживающим фактором, который не позволяет выйти в открытые пространства вселенной.

Но Десятка не просто так создала место «мастера», его главная миссия, как это позже уразумел и настоящий герой, не в сдерживании и ограничивании, а в поэтапном обучении разумов тем «выжидательным» состояниям, которые очень пригодятся для последующих шагов по лестнице светящегося бытия.

Подготовка ума начинается с осознания жизни как всеобъемлющей матрицы, которая неизменно соприкасается с другими подобными формами. Потом приходит понимание того, что преобразование им необходимо, чтобы перейти на новую грань существования, облечься в свежие одежды и разбросать вокруг себя новые смысловые игрища, которые привлекут «нужных» и желанных, и в силу своего высокого места в иерархии подымут преображенных туда, где обитают сами.

– Кто сказал, что наверху одиноко? – Вымолвил ушедший в размышление мастер. – Одиноко только в саркофаге, да и то весьма недолгое время.

«Подобное притягивает подобное» – то была довольно распространенная присказка и в мире Десятки, только имела она чуть другое значение в хрустальных сосудах умов тамошних жителей.

Мастер снова взял в руки фолиант. Теперь он вдыхал аромат бардовой обложки, который напоминал ему сэндвич из вишни, винограда и клубники.

– Подобное ранее вызывало во мне бурю эмоций, но теперь мои структуры словно механически этажируют значение данного запаха. Он для меня не полон тайны, а раскрыт наподобие распахнутых разворотов книги.

Он снова принюхался, поднося обложку чуть ближе к носу. На сей раз на его лице обозначилась искорка удивления, словно бы рецепторы нашли нечто свежее и новое в этом прозаическом духе.

– А это уже куда интереснее! Я услыхал слабую, но настойчивую к жизни нотку ванильного стручка.