Аметист: танец волчицы

– Сеорарс, ты слева, Нэос, между мной и Сеорарсом.

Коротышка Нэос, над губой которого только-только начал появляться пушок, такой же белесый, как и его макушка, молча кивнул. Никто не оспаривал право гранатового княжича на роль командира. Никто из тех, что пошли с ним. Их было шестеро. Ну и Дженни, но девчонка, даже гигантская, не в счёт. Мрачные, а точнее угрюмые, ребята отправились искать одноклассницу потому, что уважали его. И Кэолэн почувствовал вкус авторитета и власти. Нет, он с самого начала верховодил в классе, именно он придумывал проказы, порой не безобидные, подбивал одноклассников на проделки, его снисхождением, похожим на дружбу, дорожили, его мнение уважали, его идеи поддерживали. Но это всё было не то, а вот сейчас – настоящее.

Кэолэн родился третьим сыном, а потому ни наследство, ни титул, ни заманчивая придворная должность не светили ему. И отец решил отправить младшего в Академию. У Кэолэна практически ни на грош не было магии, крючкотворство и хитросплетения не пришлись ему по душе, ну а вора в сыновьях Алмазный князь, разумеется, видеть не желал. Оставалось лишь одно. Ну, либо Светлая Академия, но Кэолэн от Светлой отказался наотрез. «Надеюсь, тебя больше никогда не увидеть», – пошутил отец. Это была не самая умная из его шуток: жертва чаще всего не видела лица своего убийцы.

Вспыхнули факелы, развеивая искристые хвосты по ветру. Кэолэн гордо оглядел свою команду. Они найдут эту девочку, тролль её задери, куда бы эта дурёха ни забрела. Найдут не потому, что жалеют, или считают это важным, а потому что они великолепны и могучи. Самый лучший факультет лучшей из двух Академий!

***

Сеорарс шёл, аккуратно ставя ноги в сугроб. Лес ему не нравился, лес был подл и коварен. Он скрывал что-то своими тенями, молчал и наблюдал. Лес был врагом. Кочевник, привыкший к просторам до горизонта, к бесконечному небу, страдал от того, что не мог видеть и на метр впереди себя. Как будто взяли и бросили прямо в деревянный колодец.

А вот снег Сеорарс любил. Не в лицо, конечно.

Завыли волки. «Совсем рядом, – определил бериллец, – стая двадцати-двадцати пяти голов. На нас вряд ли набросятся, а вот Ми, если она тут, пожалуй, найдут раньше нас».

Он знал волков, относился к ним как к умным врагам: с интересом, уважением и без пощады. Зимой хищники нападали на кочевья, таскали овец, а то и детей, могли загрызть одинокого всадника. Но Сеорарсу нравились эти безжалостные животные. Они напоминали ему его самого.

***

Ми казалось, что вой становится ближе. Почуяли? Но – как? Как можно почувствовать что-либо сквозь эту плотную снежную пелену? Она сидела, обняв колени, и сонно думала о чём-то. Мысли перескакивали, тяжело распадались, мельтешили. Уже не было холодно. Снег заметал, превращая девушку в сугроб, и она больше не чувствовала озноба. «Смерть равняет всех», – вдруг вспомнила Ми. И ещё: «Отчисляет жизнь. Кто-то сбежит домой, а кто-то сбежит из этого мира. Совсем.». Вот и её, Мышку, похоже отчислили. Зато больше не будет унижений, не будет презрения однокурсниц, высокомерия однокурсников. Не будет снисходительных взглядов тётушек и жалости дядюшек… Вот только, если она умрёт здесь, в лесу, сможет ли её душа выбраться в Верхнюю Степь, к небесным табунам? Или застрянет навеки среди спутанных ветвей?

Она вздрогнула: ей показалось, что среди привычного воя раздался новый голос. Мощный, жуткий. И отчего-то Ми снова зазнобило.

***

Пассифлоре не спалось. Она встала и открыла окно, впуская ветер и снег. Вслушалась. В бору что-то происходило. Что-то тревожное, что пугало лес. Началось уже давно, и ему это не нравилось. Но сейчас случилось нечто особенное. Пассифлора слышала, как сосны спорят друг с другом, а ели скрипят, жалуясь. Это был другой лес, более тёмный, чем дома, но он сразу признал её. И хризолитовая княжна, конечно, не могла остаться равнодушной к его страхам.

Она оделась, накинула плащ с меховым воротником, сунула изящные ноги в меховые сапожки. Пассифлора должна разобраться, что напугало лес, должна выслушать сосны не из-за стены, должна коснуться их морщинистой коры, успокоить.

Лес – это дом. Живой дом для всего сущего. Он не даст в обиду её, а она защитит его.

***

– Это вожак, – уверенно проорал Кэолэн, прислушавшись к новому соло в волчьей партитуре.

Сеорарс не был согласен, но возражать не стал. Хочешь возразить – приведи свой вариант. А у Сеорарса своего варианта не было. Вот только этот новый голос не был похож на прежние, он был – иной. Более мощный, более жуткий, более… Да всё – более.

Они шли цепью на таком расстоянии, чтобы только слышать друг друга, и кричали: «Эге-гей!». Сначала пробовали звать «Ми-и!», но это не звучало, быстро пресекалось и падало в густую метель, как подстреленная птица. «Эге-гей» было более звучным. Но если ты заблудился в лесу, не всё ли равно что кричат человеческие голоса? А потом раздался вой, и они остановились. Невольно все поддались к Кэолэну, интуитивно чувствуя в нём лидера. Все, кроме Дженни.

– Сеорарс, – крикнул гранатовый княжич, – готовь лук!

И бериллец скинул с плеча оружие, натянул двойную тетиву и замер, прислушиваясь. Отчего-то ему казалось, что против хозяина этого воя стрелы бессильны. Да и как, куда стрелять в лесу?

Остальные вытащили ножи и кинжалы. Деревья гудели от ветра.

***

Пассифлора шла мимо сосен и елей, чуть касаясь пальцами их древесных тел. «Тихо, тихо, мои хорошие», – шептала она, и они прислушивались, верили. Что могло разбудить уже уснувший, уже зимний лес? Они звали её, шелестели, скрипели, стонали, и, повинуясь их шёпоту, она повернула на оленью тропу.

Раздался протяжный вой. Это перекликивались волки, серые странники. Пассифлора не боялась волков. Дома они позволяли ей играться с их щенками. Здешние волки тоже не могут не почуять в ней свою хозяйку. Но и в вое было что-то тревожное. Они не были голодны, эти волки. Они утром поймали кого-то крупного, и теперь могли бы отсыпаться. Что-то подняло их, что-то угрожало их подросшим щенкам. И волки выли, оповещая лес об опасности.

Кто-то был в лесу.

***

– Кучнее, мы должны видеть факелы, тех, кто идёт справа и слева, – распорядился Кэолэн, – и волки должны видеть, что нас много.

– Но тогда нам сложно будет найти Ми, – гундосо возразил Нэос. У него был расплющенный нос, видимо, этот факт повлиял и на голос.

– Плевать, – отмахнулся княжич. Шапка его съехала набекрень, синие, мокрые волосы выбились. – Но, если мы рассредоточимся, то можем потерять друг друга, можем не успеть поспешить на помощь.

И они двинулись в ночь, всё так же – цепью, но соблюдая дистанцию в двадцать шагов. Буря улеглась, и адепты могли видеть отблески факелов товарищей.

***

Пассифлора шла, и ветер стихал, лес успокаивался. Ветки нежно касались её, подталкивая в нужную сторону. «Доверяет, – улыбнулась девушка. – Ну же, хороший мой, не бойся. Я с тобою, вы не одни». Она раздвинула очередные ветви и замерла. Впереди мелькали огоньки. Костры? Нет, движутся. Люди.

«Это твой страх?» – спросила она беззвучно. «Нет», – шепнули сосны. Лес боялся не этих людей. Те, кто нёс факелы, воспринимались лесом, как зайчата. Сосны не были против них, но они и не собирались помогать им. Деревья видели миллионы рождений и миллионы смертей. Они не стали равнодушными, они просто научились принимать всё. Кто-то из зайчат должен выжить, а кто-то – погибнуть, чтобы жили волки.

***

– Надо возвращаться, – сказал Сеорарс.

Кэолэну стало досадно. Возвращаться, не найдя то, что искали? Признать своё поражение? Свою беспомощность? Они не должны были вообще идти ночью одни, не оповестив профессоров, не известив ректора, раз уж нет декана, но одно дело, если бы вернулись с Ми – кто ж судит победителей? – и совсем иное – с пустыми руками. Это было невозможно.

– Нам не найти её в этой тьме и…

– Мы должны это сделать, – мрачно ответил Кэолэн, – мы знали, на что идём.

Сеорарс отвёл глаза. И тут кто-то вскрикнул. Княжичи обернулись и увидели однокурсницу в зелёном плаще, опушённом мехом. Она спокойно подходила к ним.

– Вы не там ищете, – сказала, не здороваясь. Её малахитовые глаза смотрели прямо, без удивления и испуга.

– А ты что тут делаешь? – Кэолэн разозлился. – Кто тебя сюда звал, и как ты нас нашла, тролль тебя возьми?!

– Это важно? – девушка наклонила голову, тень от её ресниц упала на щеки.

– Нет, – вмешался Сеорарс, – ты знаешь, где Ми?

да.

– Откуда? – Кэолэн схватил её за руку. В голосе его читалась плохо скрытая ярость.

– Отведи нас, – тихо, но настойчиво попросил Сеорарс.

Княжна Пассифлора, девушка, которая молчала почти все полгода, что они её знали, которая ни с кем не общалась и просто записывала лекции, сейчас казалась ему лесным духом. А бериллец верил в духов.

– Ну, попробуй, – хмыкнул Кэолэн, и Пассифлора молча пошла, отклоняясь от их направления влево.