– Троллевщина какая-то, – пробормотал Кэолэн.
Он чувствовал досаду. Злился на Пассифлору, так неожиданно и безумно явившуюся им, на товарищей, поверивших сумасшедшей девчонке, на предателя Сеорарса, на Ми, из-за которой всё началось, а больше всего – на себя. Зачем он попёрся в ночной зимний лес? Мог бы сейчас ласкать упругое девичье тело, целоваться и блаженствовать в тепле и страсти. Что за тролль дёрнул его ввязаться в эту авантюру?
Глава 6. Прекрасный рыцарь
Чарна лениво приоткрыла золотисто-карие глаза, растянула вишнёвые губы в томной улыбке.
– Уже уходишь, мой господин?
Её низкий, бархатный голос, её сладострастная поза, её мягкое, ароматное, обнажённое тело – всё манило его и звало остаться. Но принц Ренулф лишь тряхнул гривой золотых волос, отгоняя поднимающееся от паха желание. Из спальни этой женщины можно не выходить вечно, но – не его вариант. Теперь, после того как старшая сестра отступила в сторону, освободив путь к трону, перед сыном короля открывались иные заманчивые перспективы. А отец не торопился делать выбор между братьями-близнецами. Значит, выбор предстоит сделать им самим. Сейчас не время неги и страсти, сейчас время борьбы.
Он натянул ярко-алые штаны, затянул пояс. Чарна смотрела на него и улыбалась, в глазах её танцевали отражения языков каминного пламени. Принц обул сафьяновые сапоги, попрыгал, расправляя голенища, и снова обернулся. Его взгляд упал на её розовые груди с черешенками сосков, и Ренулф потянулся было к поясу, чтобы развязать его, но вовремя спохватился.
– Да, – ответил небрежно, – но я ещё вернусь, милая.
Милыми женщин было называть проще, чем запоминать их имена. Впрочем, имя Чарны он запомнил. Она не была красавицей из красавиц, уступала иным его женщинам и статью, и чертами лица. Но в её облике было столько манящей истомы, что редкий мужчина мог бы удержаться от желания попробовать пышные губы Чарны на вкус. Пальцы Ренулфа дрожали от этих грешных мыслей, пока он зашнуровывал камзол. А ведь он провёл на её ложе три часа! Или четыре? А, неважно. Накинув шерстяной плащ цвета умбры, принц вновь обернулся. Чарна наблюдала за ним, возлежа на лебяжьих подушках. Она никогда не стеснялась своей наготы, и это отчего-то смущало Ренулфа.
– До встречи, милая, – бросил он и вышел.
Чарна откинулась на подушки и лишь сонно улыбнулась.
Ночь встретила принца снегопадом. Снежинки кружились, приземлялись на его плащ и таяли. Принц бодрым шагом пересёк площадь Луны, вышел на набережную реки Кривуши, взошёл на крутой мостик Трёх Убийц и скрылся в длинной улице, которую местные окрестили Верёвкой. Он шёл и насвистывал от удовольствия. Морозный воздух отогнал картины недавней страсти, и мысли в голове маршировали чётко, как дружинники.
Верёвка была самой длинной и извилистой улицей города. Она огибала его полукругом и незаметно вливалась в парадный Королевский бульвар, ведущий к подножию Кривого холма. Можно было бы и короче пройти, но Ренулфу нужно было время остыть и подумать. Всё стало бы, конечно, намного проще, если бы Льялл просто отрёкся от престола. Тогда можно было бы сохранить с ним братские отношения, вместе охотиться, участвовать в турнирах и балах, играть в сруби-голову-магу, и, может, назначить близнеца королевским советником? Не, советником это через чур. Слишком много власти для второго претендента на трон. Да и братские отношения – опасное дело. При любом раскладе, самое надёжное – избавить Льялла от жизни и, соответственно, искушений. Ренулф взгрустнул. Долгие годы совместного противостояния наследнице сблизили близнецов. Принцы даже как-то привязались друг ко другу. С другой стороны, на этом можно ведь и сыграть. Ну, то есть заверить Льялла в своей привязанности, пообещать пост, усыпив бдительность. А что? Неплохой же вариант.
Именно в этот миг Ренулф почувствовал, как нечто впилось в его горло. Глаза принца выпучились, рот открылся, силясь сделать вдох. «Удавка!» – мелькнула догадка в его голове. Чёрт! Проклятый Льялл! Брата! Да как он мог?! Предатель!
Но Ренулф был не таким простым, как казался. Он шагнул назад и резко упал на спину, придавив ночного убийцу к земле. Верёвка отродясь не знала булыжника. Падение позволило несколько освободить захват, и принц мгновенно просунул руку под гарроту ^специальный шнур для удушения), немного оттянул от шеи, а кулаком другой руки ударил нападающего в голову. Убийца попытался затянуть шнур сильнее, но решающая секунда была упущена, а Ренулф стал молотить его рукой по голове, одновременно стягивая удавку наверх через лицо. Нападающий обмяк, и принц смог выбраться.
– Кто? – просипел он, в свою очередь сжимая тонкое горло несостоявшегося убийцы.
Тот молчал, извиваясь. Впрочем, ответ и не был нужен. Ренулф пырнул кинжалом прямо в сердце противника и снял с него маску. Убийцей оказалась девушка. Тонкая, с нежными чертами лица. Принц встал с трупа, потирая шею, пнул сапогом уже мёртвое тело.
Итак, Льялл первый начал игру. Теперь ход Ренулфа.
***
«Ми, Мышка, – прошептал кто-то нежно, любовно, – не бойся, пойдём со мной». Она посмотрела и увидела светловолосую женщину, склонившуюся над ней.
– Мама? – залепетала Ми.
– Дай мне руку, – улыбнулась та.
– Но ты же умерла?
– Это неважно, – уютный голос обволакивал, лаская, – моя девочка! Тебе так плохо в этом мире одной. Все чужие тебе, и ты чужая всем. Идём со мной, я так скучала по тебе!
И тут Ми начала дрожать. Ложь! Мама не могла скучать по ней. Мама ненавидела её. Отец Ми захватил в плен девушку из Аметиста. Белоликая, светлокосая, она кричала всю ночь в его шатре, рыдала и проклинала его. Но и на следующую ночь он предпочёл несчастную остальным своим жёнам. Мышке Ми рассказывали, что мать неоднократно пыталась избавиться от плода насилия, пыталась покончить с собой. Да кто бы ей позволил! «Белую горлицу» стерегли неусыпно, потому что шаман предсказал: сын этой женщины станет великим чародеем. Когда вместо сына «горлица» родила дочь, а родив, прокляла и умерла, истекая родовой кровью, Князь убил шамана. Никто и возражать не стал: хорошие колдуны не ошибаются. А плохой – зачем нужен?
Ми выросла с ощущением, что родная мать ненавидела её, и теперь отчётливо поняла: ласковые слова ложь. Но и женщина увидела, как изменилось выражения лица девушки. Она отстранилась и зло улыбнулась. Взгляд её голубых глаз стал будто тонкий край льда.
– Не хочешь добровольно? – прошипела белокурая женщина. – Всё равно пойдёшь со мной.
И цепко схватила Ми за рукав.
***
Лес молчал. Даже вой волков стих, и ветер улёгся. Казалось, сосны прислушиваются к чему-то. Ребята, размахивая уже начинающими гаснуть факелами, метались по поляне и рыли сугробы сосредоточенно и яростно. Сверху на них смотрела надкусанная луна, и любопытные звёзды, то одна, то другая, подглядывали из-за сизой хвои. Сугробов было много, а конкретное место лес показывать, по словам Пассифлоры, не пожелал. Кэолэн, отбросив промокшие перчатки, рыл снег красными руками, не замечая от азарта, что не чувствует пальцев. Сеорарс пытался вычислить логически, ходил между деревьев, присматривался.
«Ах ты хитрый, гад, – злобно подумал гранатовый княжич, и хотел было последовать примеру друга, но тут его рука коснулась чего-то гладкого. Он смахнул снег и увидел белое лицо. «Замёрзла насмерть?» – деловито предположил Кэолэн, но всё же стал энергично счищать снег с найденной девушки, а затем захлопал её по щекам. Голубые губы двинулись. И он расслышал едва уловимое:
– Отпусти меня.
***
– Отпусти меня! – орала Ми, вырываясь из холодных пальцев, впившихся в её руку. – Я не виновата в твоей смерти! Я ни в чём не виновата! Я жить хочу!
– В тебе течёт кровь твоего отца. – От шипения кровь стыла в жилах, обращаясь в лёд. – Ты не должна была выжить! Ты не должна жить!
Ми поняла, что если мать хотя бы на шаг утащит её в белесый туман, то Мышка умрёт. Она закричала, и вдруг что-то ударило её, мир покраснел, и призрак, воя, растаял. Ми открыла глаза – это было очень тяжело сделать, но она смогла. Над ней склонилось лицо парня. Над его тёмными волосами сиял ореол света, и глаза… От них исходили тёплые лучи. Он что-то говорил, или спрашивал, но Ми не слышала. В ушах её ещё звучал крик матери. Юноша взял девушку на руки. «Мой рыцарь», – подумала девушка и прошептала:
– Ты спас меня.
А затем провалилась в темноту.
*** – Ты дура? – вопил Кэолэн, тормоша полуживую однокурсницу: —Какого тролля ты здесь?! Ты вообще что-нибудь чувствуешь? Руки? Ноги?
Но она лишь смотрела, даже не моргая. Он подхватил её лёгкое тело, словно куклу, вытаскивая из сугроба. Губы девушки дрогнули, но он не услышал её слов, а Ми потеряла сознание.
– Тролль раздери, – выругался княжич. – Эй, объект найден!
Но все уже и так это поняли. Стояли, довольные, раскрасневшиеся. Ещё бы! Искали и нашли, как старшекурсники прям. Во как!
Кэолэн передал бесчувственную девушку на руки Сеорарсу, вытер пот:
– Ну что? На ковёр к ректору?
И будущие ночные убийцы разулыбались, гордые своей шалостью.
***
Тролль шёл по лесу, прислушиваясь. Когда завыл странный волчий голос, Дженни оказалась единственной, кто не ринулся, сломя голову, к Кэолэну. Она, а, вернее, он не испугался. Тролль продолжал идти и, обнаружив себя в одиночестве, потушил факел. Яркий свет во тьме режет глаза, и всё вокруг становится ещё темнее. Он постоял, прикрыв веки и позволяя тьме проникнуть в зрачки, а потом огляделся. Теперь лес был виден настолько отчётливо, насколько позволяла вьюга.
– Ми-и – и! – прогудел тролль.
Отчего-то его звук не упал, как у однокурсников. Напротив, он будто рос и ширился.
– Ми-и-и, – прошептал снег.