Больная

– Долго уходишь, – усмехнулся замурованный. На слёзы не стало и намёка. От резкой перемены эмоций мороз прошёл по коже. – Миша я. Миша.

– И что мне это дало?

– Я в магазине работал. На первом этаже.

Перед глазами возник образ тени, окружённой вредными вкусностями. Представились коробки в чужих руках. Как ребёнок царапает картон изнутри. Теряясь в лабиринте фантазий, Вера прибегла к тактике дурочки, чтобы, в том числе, замаскировать испуг.

– Дядя Миша? Продавец?

– И только? – утробно хохотнул тот. – Обо мне больше не слагают легенд?

– И чего тут делаешь, Миш? – ловила она его на лжи.

– Под замком сижу. За то, что детей воровал.

Сквозь тонкую, как бумажный лист, дверную щель просочился резкий полу-визг, полу-рык, какой выдаёшь, ударившись мизинцем ноги. Вера вцепилась в торчащие во все стороны ножки столов. Ссадины щипало, места ушиба пекло.

Давая себе фору, чтобы подобрать слова, она поскребла пыльное железо. Эффект возымело.

– Ты чего? – очнулся пленник.

– Я помогу тебе.

– Правда?! – воскликнул дядя Миша. Всё яснее казалось, что его там, взаперти, в количестве не меньше трёх. Встревают, сводя с ума разномастностью.

– Правда. Ребята из милиции любой замок вскроют. Примут с распростёртыми объятиями.

– Чего это?

Дала слабину:

– Я тебя не боюсь. Чтоб ты знал.

Преступник рассмеялся. Безудержно. Кашляя и похрюкивая. Неоправданно грубо оборвал хохот ледяным:

– Милиция? Ну, попробуй.

– Думаешь, я шучу? Тебе кранты!

– Кому кранты, девочка, так это тебе. Смелая. Такие им нужны. У каждого десятого есть это.

Шарахнула кулаком по двери:

– Чтоб тебя, да что это?!

– Уже брали кровь повторно? Обрадовали?

Вера кожей чувствовала, что он улыбается. Холодела от макушки до пят. Будто и нет никакой преграды между ними. Будто этот общительный глядит на неё в упор из темноты. Видит её будущее, прошлое и саму душу.

Злость прошила каждый нерв, взбодрила. Девчачий голос огрубел до хрипотцы.

– Кто ты такой?

– Миша.

– Нет. Ты просто очередной псих этой проклятой больницы. Правильно вас закрывают. Как зверей.

– Очередной? – оживился пуще прежнего пленник. – Закры… Что ты знаешь?!

– Миш, давай по-хорошему? Объясни толком, а я тебя выручу.

– Себя выручай. Уезжай! Ты такая, как им надо. Лезешь на рожон, на стол лезешь. У хулиганов, выскочек то, что они ищут.

– Отвечай нормально!

– Нормально спрашивай! Или проваливай!

Опешив от неслыханной наглости, Вера растеряла весь запал. Почувствовала себя осмеянной, хотя тому, стало быть, более не до шуток. Ушла в сухую рациональность. В самом деле, хоть какой-то источник информации. Хоть кто-то, кто, вроде как, даже может разрешить её сомнения. Интересно попробовать себя в роли интервьюера.

– Слишком много болтаешь, как для продавца.

– В первую очередь я – племянник своего дяди. Главврача. Оно не спасло меня. Я далеко не единственный, кто в курсе. Но, стало быть, один, кто тебя предупредит. Всё расскажу. Пообещай мне.

– Чего?

– Прихвати с собой кого-нибудь. А лучше двоих.

Вера устало выдохнула. Голова наливалась чугуном.

– Зачем тебе понадобились дети, ты..?

– А я-то посчитал тебя сообразительной! Затем, что влез, куда не следовало! Не медик. Торговец. Дядя разрешил открыть киоск. Без конкуренции хорошо. Кажется, я один был таким, несведущим. От меня их тайные дела не ушли. Я наткнулся. Нечаянно. Потом нарочно искал. Нашёл. Но куда мне против них всех? Куда?! Стал втихую вывозить ребят. Как повезёт. Передавал их родителям в Москве. Я знал, что долго не смогу. Медсёстры вычислили уже через пару недель. Дядя… На племянника рука не поднялась. Потому придержал здесь, под боком. Чтоб не шумел.

Вера думала так быстро, будто от этого зависела её жизнь. Кто хороший, кто плохой? Огляделась.

– Тебя заживо похоронили? Тут баррикада.

– Есть другая дверь. Через неё навещают. А эта – запасная.

Замотав головой, чтобы утрамбовать мысли, уточнила:

– Передавал детей родителям? У них не было вопросов?

– Нет, разумеется! Им же Филин мозги промыл своим «липовым» чаем. Всё ведь по-прежнему? Первичный осмотр проводит Филин?

Нога Веры провалилась в деревянно-железное месиво. Вера ойкнула. Воображение закричало что-то про капкан, так громко, что не поверить ему невозможно. Рвалась из плена, а собеседник, не видя происходящего, всё накидывал:

– Просил тебя выйти? Остался наедине с твоими папой-мамой?