НГ (Не говори)

– Пять мину-у-ут, пять мину-у-ут, это мно-ого или мало-о, – дурашливо улыбаясь, запел «Первый», наставляя автомат на Пузанчика, тот готов был сходить под себя от страха, что, собственно, и сделал.

– Ааа!!! – бросился один из сидящих за ближним к сцене столиком молодой человек, надеясь выхватить автомат из рук «Первого».

Раздались автоматные очереди, поразившие отчаянного и задевшие несколько случайных людей.

– Еще добровольцы есть?! – прогремел «Первый».

– Прекрати, Максим, пожалуйста, – взмолилась девушка, – я вернусь к тебе, я всегда буду с тобой, только прекрати, – из ее глаз брызнули слезы, а ужас от происходящего дурманил сознание.

– Поздно, моя дорогая, – «Первый» опять улыбался – по-оздно!

– И чего она его бросила? – продолжал комментировать Ильшат, поглощая свой ужин – ума не приложу. Такой обаятельный молодой человек. А какая харизма. И актерские данные неплохие, вон как хорошо Куранты изображает со своими товарищами. Даже бить через две минуты, по всей видимости, будут как настоящие…

– Ты не человек, – выдавила Полина.

– Скоро мы все не будем людьми, а станем трупами, – дожевывая очередной бутерброд, заключил Принц Филипп. Его возможность трезво мыслить совсем отключилась, рождая неуместные остроты.

Хотя, вполне возможно, он впервые за всю свою жизнь мыслил ясно как никогда.

– Кто хочет быть первым?! – выкрикнул «Первый», видя, что сейчас начнется отсчет, – Пузанчик, эта честь предоставляется тебе!

Он навел автомат на толстяка, который тут же «ожил» и полез под стол, оставив свою подругу жизни.

– Ай-ай-ай, как нехорошо, – покачал головой «Первый», и услышав первый удар Курантов, доносящийся из большой плазмы за спиной, нажал на курок. Еда на столе Пузана разлетелась в стороны, а сам он издал сдавленный крик, получив очередь в свое грузное тело.

– Нееееет!!! – закричала его спутница, выскакивая из-за стола.

Раздался второй удар. Вперед выступил «Второй» и выпустил очередь в случайного мужичка, лоснящегося от пота и жира. С третьим ударом пришел черед «Третьего», и так продолжалось, пока круг не замкнулся, огласив округу нескончаемыми автоматными очередями с наступлением нового года, который должен был быть лучше, чем предыдущий. Что ж, говорят, после смерти попадают в лучший мир… тогда своеобразным способом надежды присутствовавших сбылись…

Когда «Куранты» стихли, зала была наполнена мертвыми, раненными и стенающими людьми.

«Первый» подошел к своей бывшей возлюбленной, разглядев ее среди кровавого месива. Она была жива, но корчилась от боли. Максим приблизился к ее израненному телу, видя, что оно уже никогда не будет прежним:

– Добить тебя или оставить калекой на всю жизнь? – улыбаясь, спросил он.

– Не надо, – еле выдавила девушка, захлебываясь кровью.

– Что именно не надо? – присел на корточки тот.

Девушка закашлялась и зажмурилась от пронзившей каждую клеточку ее тела боли.

– Такая ты никому не будешь нужна, – позлорадствовал Максим, – тем более таким толстосумам, как твой дохлый Пузанчик. Да? Правильно я говорю, а, Пузанчик? – ткнул он неподвижный труп дулом автомата.

Девушка была на грани жизни и смерти, но ни секунды не пожалела о том, что бросила этого человека, начинившего ее тело пулями лишь за то, что она ушла к другому.

– Нам пора, – крикнул «Первый» остальным.

Чувствуя себя победителями, двенадцать людей с номерами на обтянутых черным торсах направились на выход, решив, что представление закончено.

Поля лежала на полу, с трудом делая каждый вдох. Ее изрешетило пулями, и оставались считанные минуты, пока она не сделает последний выдох. Пять минут… это много или мало?

Ильшат лежал неподалеку, сжимая в руке недоеденный бутерброд и думая, почему же они все-таки не встретили этот Новый Год дома в кругу их маленькой ячейки общества, а потащились в этот загородный отель, чтобы встретить свою смерть среди кучи незнакомых людей, чьи жизни были походя отобраны из-за классовой ненависти и слишком восприимчивого бывшего молодого человека одной из собравшихся.

Как встретишь

Город мерцал новогодними огнями, веселился, улыбался по расписанию. Его жители расползались по разным сторонам баррикад и вели вялый бой между любителями и ненавистниками праздничной канители.

Распродажи, ёлочные базары, иллюминация.

Улыбки, нахмуренные брови, безразличие.

В огромном котле предпраздничной суеты нашлось место и тому, кто просто жил очередной день, не зная, доберётся ли до следующего года.

Всего несколько часов и пробьют Куранты, президент произнесёт традиционную, кому-то даже нужную речь, люди наполнят бокалы и по инерции загадают желания. Даже те, кто в это не верит. Даже те, кто отчаялся.

У Ани было одно желание. Банальное и совершенно несбыточное. Любить и быть любимой. Так просто и так невообразимо сложно.

Вместо нарядных снежинок на ресницы опускались капли декабрьского дождя. Суровые российские зимы приказали долго жить и растекались лужами по широким проспектам и узким улочкам. По вязаным шапкам и распущенным волосам. По и без того влажным щекам и иссушенным душам.

Среди мириад сверкающих гирляндами окон кафе и ресторанов ютился маленький бар, будто забывший, что пора нацепить маскарадное убранство.

Аня прошла мимо, остановилась и решила зайти.

Камерное уютное заведение. Столы, диваны, стойка и стулья – ничего лишнего. Включая посетителей.

– Здравствуйте, – поприветствовала барменша и снова уткнулась в телефон.

– Здравствуйте…

Помявшись в растерянности, Аня села у окна лицом к стене. Можно было наблюдать за миром на безопасном расстоянии и притворяться, что никого рядом нет.

– Меню, пожалуйста, – барменша шлёпнула папкой о стол.

Аня вздрогнула и тихо поблагодарила.

Есть не хотелось. Только выпить бокальчик пива. Или два. Сколько душа попросит. Сколько будет нужно, чтобы не думать.

Не чувствовать.

Она заказала бокал индийского эля и уставилась в окно, за которым была настоящая жизнь.

Парочки, весёлые компании, серьёзные дяди и высокомерные дамы в шубках с не по погоде короткими рукавами. Одни торопились, другие просто гуляли, промоутеры в забавных костюмах раздавали листовки. Внутри было тихо. Только фоновая музыка, лёгкий блюз, заунывный, как и скрежет когтей на душе.

После первого же глотка тело расслабилось. «Не пей, не пей, козлёночком станешь». Аня бы и овцой стала, лишь бы избавиться от гнетущих человеческих мыслей.

После второго в голове растеклась волна тишины. На мгновение. Но уже кое-что.

Вскоре музыка стала ласкать истерзанную душу, воздух показался чище, свежее, будто в него добавили кислорода.