Преступления против жизни в странах общего права

В связи с этим возникал вполне понятный и закономерный вопрос: какой из этих периодов считать началом физиологических родов – первый, когда плод находится полностью в утробе матери, или все же второй?

В частности, С. Бояров писал: «начальным моментом жизни человека считается момент появления из организма роженицы части тела младенца, имеющего сердцебиение»[229 - Бояров С. Проблемы определения начала жизни человека в уголовном праве // Уголовное право. 2004. № 4. С. 14.].

Аналогичного мнения придерживался и Э.Ф. Побегайло: «Под началом жизни человека следует понимать начало физиологических родов»[230 - Побегайло Э.Ф. Преступления против жизни и здоровья / Избранные труды. СПб., 2008. С. 613.].

Г.Н. Борзенков, называя начальным моментом человеческой жизни начало физиологических родов, в то же время ограничивал его прорезыванием головки ребенка из тела матери[231 - Борзенков Г.Н. Указ. соч. С. 19.].

А.Н. Красиков предлагал исходить из положений Приказа и Постановления Минздрава РФ и Госкомстата РФ от 4 декабря 1992 г. № 318/190 «О переходе на рекомендованные Всемирной организацией здравоохранения критерии живорождения и мертворождения», который связал живорождение с «полным изгнанием или извлечением продукта зачатия из организма матери»[232 - Красиков А.Н. Преступления против права человека на жизнь: в аспектах de lege lata и de lege ferenda. Саратов, 1999. С. 43–44.].

Г.А. Есаков предлагал вовсе не отталкиваться от оговорки ст. 106 «во время родов», поскольку, по его мнению, «данная оговорка не имеет ничего общего с уяснением момента начала человеческой жизни и менее всего предназначена законодателем для этой цели»[233 - Есаков Г.А. Начало жизни человека при преступном причинении смерти: сравнительно-правовой анализ уголовного права России и Англии // «Черные дыры» в Российском законодательстве. Юридический журнал. 2004. № 2. С. 202.]. Рассматривая «во время родов» исключительно как описание времени совершения преступления, он предлагал согласиться с позицией М.Д. Шаргородского, в соответствии с которой начало жизни – это либо «начало дыхания», либо «момент отделения пуповины»[234 - Шаргородский М.Д. Преступления против жизни и здоровья / Избранные работы по уголовному праву. СПб., 2003. С. 422.]. Как причинение смерти живому человеку следовало рассматривать также причинение смерти появляющемуся на свет и пока не дышащему ребенку.

Если исходить из названия и диспозиции ст. 106 «Убийство матерью новорожденного ребенка», отталкиваться стоит именно от «новорожденности», а это понятие в медицине всегда связывалось с отделением плода, его полным изгнанием из тела матери и первым вздохом[235 - Если обратиться к терминам ВОЗ, то новорожденный ребенок – ребенок с момента рождения до 28 дня своей жизни (http://www.who.int/topics/infant_newborn/ru/ (2016. 2 нояб.)). В данном случае мы обращаем внимание на момент начала новорожденности, поскольку временные границы этого периода в неонатологии, акушерстве и судебной медицине будут разными.].

Видимо, по этой причине законодатель связал момент рождения, а соответственно, момент появления у субъекта прав на охрану его жизни от посягательств, с отделением от тела матери. De jure это должно означать, что причинение вреда плоду, который все еще находится в теле женщины, даже если процесс физиологических родов уже начался, нельзя квалифицировать как убийство. Однако не совсем понятно, как в этом свете трактовать положение ст. 106 «убийство матерью новорожденного ребенка во время родов», поскольку этот временный промежуток имеет место до момента рождения. А уголовный закон, согласно положению ч. 1 ст. 106 УК РФ, охраняет жизнь человека уже в этот момент.

В отечественной юридической литературе также получила распространение точка зрения, согласно которой «уголовно-правовая охрана человеческой жизни должна начинаться с момента зачатия»[236 - Попов А.Н. Умышленные преступления против жизни (проблемы законодательной регламентации и квалификации): Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2003. С. 25, 45.]. Последовательным сторонником подобной позиции выступает А.Н. Попов, который отстаивает необходимость расширения временны?х границ начала жизни. В другой работе он предлагает сместить их на тот срок, когда «ребенок уже готов продолжить свое существование вне материнского организма»[237 - Попов А.Н. О начале уголовно-правовой охраны жизни в новом тысячелетии // Уголовное право в XXI веке. М., 2002. С. 201.]. Он полагает, что, исходя из новейших медицинских нормативных актов, можно утверждать, что убийством следует признавать прерывание беременности на сроках свыше 22 недель, если, конечно, речь не идет о состоянии крайней необходимости, когда прерывание беременности производится для сохранения жизни беременной.

На наш взгляд, проблема уголовно-правового регулирования внутриутробного развития представляет собой сложное явление, в котором можно выделить несколько аспектов.

Прежде всего, принципиальное значение имеет защита эмбриона[238 - В данной работе под эмбрионом (embryo) понимается зародыш человека на стадии развития до восьми недель, что соответствует существующему медицинскому определению и находит отражение в международных актах и законодательстве различных государств, в том числе Федеральном законе от 20 мая 2002 г. № 54-ФЗ «О временном запрете на клонирование человека» (СЗ РФ. 2002. № 21. Ст. 1917; 2010. № 14. Ст. 1550). Соответственно, к плоду (fetus) относится развивающийся в материнской утробе человеческий организм с 8-й недели развития и до момента рождения. См. также предложенный ВОЗ словарь терминов ВРТ 2009 г., в котором эмбрионом назван «продукт деления зиготы до окончания эмбриональной стадии развития, восемь недель после оплодотворения», плод – «продукт оплодотворения от момента завершения эмбрионального развития через полные восемь недель после оплодотворения до аборта или родов» (http://www.who.int/reproductivehealth/publications/infertility/art_terminology2_ ru.pdf (2016. 2 нояб.)).] на ранних сроках беременности. Определение статуса человеческого организма на ранней, эмбриональной стадии развития, необходимо в первую очередь для ответа на вопрос о том, как следует к нему относиться: как к «предмету правоотношений (тогда его можно будет покупать, продавать, уничтожать и т. д.) или как к части человека (про-человеку), нуждающейся в особой защите»[239 - Рубанова Н.А. Право на жизнь // СПС «Гарант» (Научные труды II Всероссийского съезда (Национального конгресса) по медицинскому праву, Россия, Москва, 13– 15 апреля 2005 г. / Под ред. Ю.Д. Сергеева. М., 2005).].

Если обратиться к нормам международного права, то важным документом, регламентирующим правовой статус эмбриона, является Конвенция о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины 1996 г.,[240 - Принята Комитетом министров Совета Европы 19 ноября 1996 г., вступила в силу 1 декабря 1999 г. Российская Федерация в настоящей Конвенции не участвует. Текст Конвенции опубликован в «Московском журнале международного права» (1999. № 35).] нормы которой носят обязательный характер для стран, которые ее подписали и ратифицировали. В соответствии со ст. 18 Конвенции, «если закон разрешает проводить исследования на эмбрионах in vitro, он обеспечивает надлежащую защиту эмбриону. Создание эмбрионов человека для целей исследования запрещается». Норма данной статьи позволяет сделать два важных вывода: во-первых, отношения, складывающиеся в сфере создания, обращения, хранения и прочих действий, производимых над эмбрионами, требуют обязательной законодательной регламентации; во-вторых, эмбрион обладает социальной ценностью и значимостью, предполагающей всестороннюю защиту[241 - Среди других норм данной Конвенции можно привести, в частности, ст. 12–13, согласно которым прогностическое генетическое тестирование, а также вмешательство в геном человека могут осуществляться исключительно в медицинских целях или в целях медицинской науки и лишь в профилактических, диагностических или терапевтических целях. Статья 14 вводит запрет на выбор пола ребенка, за исключением случаев, когда это делается с тем, чтобы предотвратить наследование будущим ребенком заболевания, связанного с полом.].

В 1998 г. Совет Европы снабдил Конвенцию Дополнительным протоколом о запрете на клонирование человека, ст. 1 которого гласит: «Любое вмешательство, направленное на создание человека, генетически идентичного другому человеку, неважно живому или мертвому, запрещается»[242 - См. подробнее: Калиниченко П.А. Запрет клонирования человека в европейском праве // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 2002. № 4. С. 45–48. В данной работе автор приводит нормы и других актов Совета Европы и Европейского союза, в частности Хартии Европейского союза об основных правах 2000 г. (Charter of Fundamental Rights of the European Union, 2000/C364/01 // http://www.europarl.europa. eu/charter/pdf/text_en.pdf (2016. 2 нояб.)), ст. 3 которой провозглашает право на личную неприкосновенность, выражающуюся, в частности, в запрете репродуктивного клонирования человека.].

Среди других международных актов, направленных на защиту эмбриона, можно назвать носящие рекомендательный характер документы, принятые Всемирной медицинской ассоциацией (ВМА): Резолюцию о некоммерческом использовании репродуктивного материала человека 2003 г. и Заявление об исследовании эмбриональных стволовых клеток 2009 г.[243 - См. на сайте ВМА: http://www.wma.net/en/30publications/10policies/r1/index.ht-ml (2016. 2 нояб.); http://www.wma.net/en/30 publications/10policies/s1/index.html (2012. 19 июля).] Эти акты призывают к бережному отношению к эмбриону с самых первых дней его жизни; к соблюдению при проведении исследований этических норм, которые, в частности, выражаются в получении согласия доноров репродуктивного материала на проведение манипуляций; к созданию механизмов, исключающих потенциальную возможность обогащения лиц, занятых в получении, хранении, исследовании, подготовке и доставке зародышевой ткани, и других мер, направленных на недопущение неэтичного поведения со стороны профессионалов и предотвращение совершения противоправных деяний.

Следует также обратить внимание на Директиву парламента Европейского союза «О правовой защите изобретений в области биотехнологии» 1998 г.[244 - Directive 98/44/EC of the European Parliament and of the Council of 6 July 1998 on the Legal Protection of Biotechnological Inventions // OJL 213, 30.07.98. P. 13–21.] Названный документ устанавливает запрет на выдачу патентов на изобретения, связанные с «человеческим телом на разных стадиях его развития», по причине противоречия нормам морали (ст. 5) и содержит важную норму, согласно которой вводится запрет на использование эмбрионов человека в промышленных или коммерческих целях (ст. 6 (2)(c)). Будучи принятой Европейским парламентом, данная Директива является обязательной для всех стран – членов Европейского союза.

Развитие вспомогательных репродуктивных и иных медицинских технологий, в том числе по клонированию человека и клеточной терапии, привело к тому, что появились новые отношения, объектом которых прямо или косвенно выступает эмбрион человека. И в свете появления этих новых общественных отношений правовое отставание России в их регулировании становится очевидным. Так, в настоящее время среди нормативных актов, так или иначе регламентирующих данную сферу, можно назвать ст. 51, 52 Семейного кодекса РФ[245 - СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 16.], Федеральный закон от 20 мая 2002 г. № 54-ФЗ «О временном запрете на клонирование человека»[246 - СЗ РФ. 2002. № 21. Ст. 1917; 2010. № 14. Ст. 1550.], ст. 55 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской федерации»[247 - Парламентская газета. 2011. 23 нояб.], Федеральный закон от 23 июня 2016 г. № 180-ФЗ «О биомедицинских клеточных продуктах»[248 - Российская газета. 2006. 28 июня.], Приказ Минздрава России от 30 августа 2012 г. № 107н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению»[249 - С принятием названного акта утратил силу Приказ Минздрава России от 26 февраля 2003 г. № 67 «О применении репродуктивных технологий (ВРТ) в терапии женского и мужского бесплодия» (Бюллетень нормативных актов федеральных органов исполнительной власти. 2003. № 32).].

При этом первый из названных актов является временным и фрагментарным по характеру[250 - До изменений, внесенных Федеральным законом от 29 марта 2010 г. № 30-ФЗ, запрет на клонирование человека устанавливался на пятилетний срок. Теперь, в соответствии со ст. 1 закона, вводится временный запрет на клонирование человека «впредь до дня вступления в силу федерального закона, устанавливающего порядок использования технологий клонирования организмов в целях клонирования человека».], регулирование применения вспомогательных технологий осуществляется на уровне подзаконного акта.

Статья 55 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» с точки зрения регулируемых отношений и юридической техники безусловно является более совершенной, нежели ст. 35 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан[251 - Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. № 33. Ст. 1318.]. Часть 1 ст. 55 данного Закона определяет вспомогательные репродуктивные технологии как «методы лечения бесплодия, при применении которых отдельные или все этапы зачатия и раннего развития эмбрионов осуществляются вне материнского организма (в том числе с использованием донорских и (или) крио-консервированных половых клеток, тканей репродуктивных органов и эмбрионов, а также суррогатного материнства)». Статья, в отличие от ранее действовавшего законодательства, наделяет равными репродуктивными правами как мужчин, так и женщин (ч. 3 ст. 55), закрепляет право на криоконсервацию и хранение своих половых клеток, тканей репродуктивных органов и эмбрионов (ч. 5 ст. 55), право быть донорами половых клеток (ч. 7 ст. 55), при использовании донорских половых клеток и эмбрионов – право на получение информации о результатах медицинского, медико-генетического обследования донора, о его расе и национальности, а также о внешних данных (п. 8 ст. 55).

Части 9 и 10 ст. 55 Закона содержат определение суррогатного материнства и закрепляют критерии, которым должна соответствовать женщина, желающая стать суррогатной матерью. Так, под суррогатным материнством следует понимать «вынашивание и рождение ребенка (в том числе преждевременные роды) по договору, заключаемому между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям». Соответственно, суррогатной матерью может быть женщина «в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет, имеющая не менее одного здорового собственного ребенка, получившая медицинское заключение о собственном состоянии здоровья, давшая письменное информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство». При этом в законе отсутствует определение договора об оказании услуг суррогатного материнства, требования, предъявляемые к его форме, существенным условиям и содержанию, однако на практике нет единства мнения о правовой природе данного договора и, соответственно, условиям его действительности.

К запрещенным деяниям отнесены выбор пола будущего ребенка при использовании вспомогательных репродуктивных технологий, за исключением случаев возможности наследования заболеваний, связанных с полом (ч. 4 ст. 55), а также использование половых клеток, тканей репродуктивных органов, эмбрионов человека для промышленных целей (ч. 6 ст. 55).

Вместе с тем закон не зря носит название «основ охраны здоровья граждан», поскольку затрагивает исключительно базовые аспекты применения вспомогательных репродуктивных технологий, и по «злому умыслу» ли законодателя либо по банальной неосмотрительности из сферы регулирования закона выпал целый круг важных проблем, связанных с репродукцией человека.

Статья 3 (п. 4, 5) Федерального закона «О биомедицинских клеточных продуктах» говорит о недопустимости создания эмбриона человека в целях производства биомедицинских клеточных продуктов[252 - В соответствии со ст. 1 биомедицинский клеточный продукт – это комплекс, состоящий из клеточной линии (клеточных линий) и вспомогательных веществ либо из клеточной линии (клеточных линий) и вспомогательных веществ в сочетании с прошедшими государственную регистрацию лекарственными препаратами для медицинского применения и (или) медицинскими изделиями.], а также о недопустимости использования для разработки, производства и применения биомедицинских клеточных продуктов биологического материала, полученного путем прерывания процесса развития эмбриона или плода человека или нарушения такого процесса.

Приказ Минздрава России «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению» подробно описывает основные методы и программы ВРТ – экстракорпоральное оплодотворение и перенос эмбрионов в полость матки, инъекцию сперматозоида в цитоплазму ооцита (ИКСИ)[253 - Инъекция сперматозоида в цитоплазму – это процедура, при которой единичный сперматозоид инъецируют в цитоплазму ооцита.], донорство спермы, донорство ооцитов, суррогатное материнство, искусственную инсеминацию спермой мужа (партнера) или донора, криоконсервацию половых клеток, тканей репродуктивных органов и эмбрионов, и порядок их осуществления.

В отношении метода экстракорпорального оплодотворения, который назван базовой программой ВРТ, например, Приказ устанавливает показания для его проведения (п. 20), этапы (п. 24), противопоказания (Приложение № 2), объем обследования пары перед проведением ЭКО (п. 11–16), возможные осложнения при проведении ЭКО. Так, процедура ЭКО состоит из следующих этапов: стимуляция суперовуляции с применением названных в Приказе лекарственных препаратов; пункция фолликулов яичника; инсеминация ооцитов специально подготовленной спермой мужа (партнера); культивирование эмбрионов; внутриматочное введение (перенос) эмбрионов. Порядок проведения каждого из этапов подробно регламентирован в Приказе. Показанием для проведения ЭКО является бесплодие, не поддающееся лечению, в том числе с использованием методов эндоскопической и гормональной коррекции нарушений репродуктивной функции мужчины и женщины в течение 9–12 месяцев с момента установления диагноза, или заболевания, при которых наступление беременности невозможно без использования ЭКО (п. 20).

Согласно п. 54 Приказа донорами ооцитов могут быть женщины в возрасте от 18 до 35 лет, физически и психически здоровые, прошедшие медико-генетическое обследование. Донорами ооцитов могут быть как неанонимные, так и анонимные доноры. Донорство ооцитов осуществляется при наличии информированного добровольного согласия женщины-донора на проведение стимуляции суперовуляции, пункции яичников и использовании ее ооцитов для других пациентов (п. 58).

Донорами спермы имеют право быть мужчины в возрасте от 18 до 35 лет, физически и психически здоровые, прошедшие медико-генетическое обследование. Донорами спермы могут быть как неанонимные, так и анонимные доноры. Донорство спермы осуществляется при согласии мужчины-донора после прохождения клинического, лабораторного, медико-генетического обследования (п. 64).

Для целей донорства эмбрионы могут быть получены в результате оплодотворения донорских ооцитов донорской спермой. С целью донорства могут быть использованы эмбрионы, оставшиеся после проведения ЭКО пациентам при условии их обоюдного письменного согласия (п. 70, 71). При использовании донорских эмбрионов реципиентам должна быть представлена информация о внешних данных доноров, а также результатах медицинского, медико-генетического обследования доноров, их расе и национальности (п. 73).

Приказ развивает положения закона о суррогатном материнстве, в частности содержит перечень показаний к суррогатному материнству (п. 79), требования, предъявляемые к суррогатным матерям (п. 78), процедуру проведения базовой программы ЭКО при реализации программы суррогатного материнства (п. 83).

Таким образом, из содержания и смысла данного подзаконного нормативного правового акта можно сделать вывод, что, с одной стороны, он не просто содержит сугубо медицинские инструкции по применению конкретных методик вспомогательной репродукции и лечению бесплодия, но и содержит ряд вопросов, касающихся, например, прав граждан при использовании ВРТ, их гарантий при их осуществлении, донорства половых клеток и эмбрионов, правил криоконсервации, ограничении числа переносимых в полость матки эмбрионов в одном цикле и т. д., которые правильнее было бы предусмотреть в правовом акте, юридическая сила которого выше.

В отличие от ранее действовавшей Инструкции, Приказ «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению»[254 - Российская газета. 2013. 11 апр.] содержит норму, определяющую возможные варианты обращения с оставшимися от программы ЭКО эмбрионами. Так, согласно п. 25 «решение о дальнейшей тактике (донорство, криоконсервация, утилизация) в отношении лишних половых клеток (эмбрионов) принимает лицо, которому принадлежат данные половые клетки (эмбрионы) с оформлением письменного согласия и договора о донорстве и криоконсервации с указанием срока их хранения».

Вместе с тем Приказ, как и норма ст. 55 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», обходит стороной спорные и сложные в своей практической реализации вопросы – возможность использования эмбрионов в исследовательских и научных целях, вопрос о коммерческом вознаграждении донорства половых клеток и эмбрионов.

Эмбрион нуждается в защите в первую очередь потому, что период внутриутробного развития представляет собой ранний период биологической жизни человека. Как пишет в своей монографии по медицинскому праву Э. Джексон, «ценные научные исследования должны проходить в рамках пределов, установленных для того, чтобы продемонстрировать должное «уважение» человеческому эмбриону. Эмбрион не может быть признан личностью, но он в то же время не является «ничем»[255 - Jackson E. Medical Law. Text, Cases and Materials. N.Y., 2006. P. 782.].

По мнению Н.Е. Крыловой, «жизнь человеческого эмбриона обладает той значимостью, которая дает основания для ее защиты уголовно-правовыми средствами. Любой живущий на Земле человек прошел через стадию эмбрионального развития прежде, чем родиться и получить правовой статус личности»[256 - Крылова Н.Е. Ответственность за незаконное производство аборта и необходимость уголовно-правовой защиты «будущей» жизни // Вестник МГУ (Серия «Право»). 2002. № 6. С. 44.]. При этом она справедливо отмечает, что в российском уголовном праве существуют предпосылки для установления уголовно-правовой защиты эмбриона, поскольку именно стремлением защитить «будущую» жизнь можно обосновать выделение такого квалифицирующего признака, как совершение преступления в отношении беременной женщины.

Необходимо отметить, что в свете непрерывного развития современных технологий эмбрион нередко выступает или может in abstracto выступать предметом посягательства. Если исходить из социологических исследований, проводимых Медико-генетическим научным центром РАМН, то следует предусмотреть уголовную ответственность за следующие деяния: 1) создание эмбрионов и последующее проведение исследований в целях, не связанных с преодолением бесплодия или лечения тяжелых генетических заболеваний; 2) селекция эмбрионов (уже имплантированных после ЭКО в матку, которую проводят с целью уменьшения числа плодов для снижения риска осложнений при многоплодной беременности); 3) использование эмбрионов в корыстных целях, коммерческий оборот эмбриональных тканей; 4) уничтожение плода и причинение ему вреда, который приводит к аномалиям развития; 5) разрушение эмбриона с целью получения органов, тканей и клеток для последующей незаконной трансплантации[257 - Курило Л.Ф., Боркина П.А., Гришина Е.М. и др. Социологическое исследование, посвященное этико-правовым проблемам биомедицинских исследований // Проблемы репродукции. 2001. № 6. С. 26.].

Н.Е. Крылова в своем исследовании отмечает, что «признание клеточной терапии методом лечения и омоложения способно повлечь резкое увеличение спроса на эмбриональную ткань, что, в свою очередь, может спровоцировать рост абортов, в том числе за плату либо в результате давления со стороны врачей, которые будут заинтересованы в получении эмбриональных тканей. Это особенно опасно, когда одно и то же медицинское учреждение производит аборты и осуществляет клеточную терапию»[258 - Крылова Н.Е. Уголовное право и биоэтика: проблемы, дискуссии, поиск решений. М., 2006. С. 104.].

Аналогичные опасения были высказаны и составителями ныне утратившего силу Заявления ВМА о трансплантации эмбриональных тканей 1989 г. В нем был отмечен тот факт, что в связи с внедрением клеточной терапии спрос на зародышевую ткань резко возрастет и может повлиять на принятие женщиной решения о прерывании беременности. Перспектива использования в будущем зародышевой ткани может спровоцировать у женщины желание забеременеть, чтобы в последующем прервать беременность для использования данной ткани с целью лечения заболеваний кого-либо из родственников или с целью продажи. Для того чтобы предотвратить личную заинтересованность врачей и другого медицинского персонала в прерывании беременности, такие медицинские работники не должны впоследствии участвовать в трансплантации эмбриональных тканей или получать прямую или косвенную выгоду от их использования. В Заявлении указано, что существует потенциальная возможность обогащения лиц, занятых в получении, хранении, исследовании, подготовке и доставке зародышевой ткани, поэтому необходимо создавать механизмы, которые исключили бы такие возможности и позволили бы снизить прямое и косвенное влияние на женщину при получении ее согласия на использование материала, полученного в результате аборта[259 - http://www.wma.net/en/30publications/10policies/20archives/f7/index.html (http://www.wma.net/en/30publications/10policies/20archives/f7/index.html) (2016. 2 нояб).].

Доктор Дж. Бакстон говорит о потенциальной опасности применения технологий преимплантационной генетической диагностики (ПГД)[260 - Преимплантационная генетическая диагностика (ПГД) представляет собой анализ полярных тел, бластомеров или трофэктодермы, взятых из ооцитов, зигот или эмбрионов, для выявления специфических генетических, структурных и (или) хромосомных изменений (Словарь ВОЗ терминов ВРТ 2009 г. (http://www.who.int/reproductivehealth/publications/infertility/art_terminology2_ru.pdf (http://www.who.int/reproductivehealth/publications/infertility/art_terminology2_ru.pdf) (2016. 2 нояб.))], поскольку, в конечном счете, их можно использовать не только для выявления опасных генетических мутаций на ранних сроках эмбрионального развития, но и для создания «идеальных», «смоделированных» детей[261 - Buxton J. Unforeseen Uses of Preimplantation Genetic Diagnosis – Ethical and Legal Issues // Human Fertilisation and Embryology. Reproducing Regulation / Ed. by K. Horsey, H. Biggs. N.Y., 2007. P. 109–134.].

Помимо деяний, очевидно вызывающих возражения и со стороны общественности, и со стороны медицинских работников, существуют манипуляции над эмбрионами, которым нельзя дать однозначной оценки. Так, нередко возникают вопросы об этичности донорства гамет (спермы, ооцитов) близким родственникам и его влиянии на генетические заболевания[262 - 20 января 2011 г. Европейское общество репродукции человека и эмбриологии опубликовало отчет, в котором признало допустимым донорство гамет среди близких родственников. При этом были выделены три степени родства, которые могут существовать между донором и реципиентом: 1) донорство первой степени, как между родными братьями и сестрами или родителями и детьми; 2) донорство второй степени, как, например, между дядей и племянницей; 3) донорство третьей степени – между двоюродными братьями и сестрами. Обмен половыми клетками может происходить как между родственниками, принадлежащими к одному поколению, так и между родственниками, принадлежащими к разным поколениям. Возможны разные сценарии донорства: донорство спермы, яйцеклетки, эмбриона, суррогатное материнство, а также комбинация перечисленного (Medically Assisted Reproduction within Families: A Position Paper by the European Society of Human Reproduction and Embryology // http://www.eshre.eu//ESHRE/English/Press-Room/Press-Release/2011-Press-Release/IMAR/page.aspx/1206 (http://www.eshre.eu//ESHRE/English/Press-Room/Press-Release/2011-Press-Release/IMAR/page.aspx/1206) (2016. 2 нояб.)).]; о том, как следует поступать с находящимися в криоконсервации эмбрионами, которые остаются от предыдущего цикла экстракорпорального оплодотворения и уже не нужны паре[263 - См. подробнее: Lyerly A.D., Nakagawa S., Kuppermann M. Decisional Conflict and the Disposition of Frozen Embryos: Implications of Informed Consent // Human Reproduction. 2011. Vol. 26. № 3. P. 646–654.].

Вызывает неоднозначную оценку и программа суррогатного материнства в свете провозглашаемого равенства репродуктивных прав мужчины и женщины и возможности прибегнуть к данной репродуктивной технологии одиноких мужчину и женщину, отсутствия возрастного ограничения для потенциальных родителей[264 - См., например: Силуянова И.В., Силуянов К.А. Репродукция человека: этико-правовые проблемы // Медицинское право. 2013. № 4. С. 35–38.].

Далеко не все исследователи, например, считают целесообразным абсолютный запрет на денежную компенсацию донорства яйцеклеток у женщин, поскольку столь сложная и инвазивная процедура должна быть мотивирована, а женщина, которая на нее соглашается, уверена в том, что в случае возникновения распространенных при пункции яйцеклеток осложнений, размера выплаченной ей компенсации хватит, в том числе, и на восстановление здоровья[265 - Jhalani M. Protecting Egg Donors and Human Embryos – the Failure of the South Korean Bioethics and Biosafety Act // Pacific Rim Law & Policy Journal. 2008. Vol. 17. № 3. P. 718.].

Кроме того, высказываются опасения, что при отсутствии материальной заинтересованности потенциальных доноров или наличии прямого законодательного запрета на выплату вознаграждения донорам гамет, число доступных для исследований стволовых клеток резко сократится, что само по себе может спровоцировать ученых в данной области на неэтичное с профессиональной точки зрения поведение или организацию нелегального бизнеса по предоставлению половых клеток[266 - Steinbrook R. Egg Donation and Human Embryonic Stem-Cell Research // New England Journal of Medicine. 2006. Vol. 354. № 4. P. 324–326.].

Это лишь примерный, далеко не исчерпывающий, перечень тех деяний в области эмбриологии, которые в настоящее время признаются неприемлемыми с этической точки зрения, и в идеале должны признаваться таковыми и с правовой позиции.

Вместе с тем, прежде чем определить круг противоправных деяний, необходимо установить те действия, которые государство признает правомерными, и в этом смысле опыт зарубежных стран следует рассматривать как полезный для России.

Применение вспомогательных репродуктивных технологий и проведение исследований с использованием эмбриональных стволовых клеток представляют собой исключительное, но в последнее время все более распространенное явление, поэтому большинство государств приняли законодательные акты в соответствующей области[267 - О законодательном регулировании вспомогательных репродуктивных технологий см. подробнее: Малешина А.В. Перспективы и возможности уголовно-правовой охраны «будущей жизни» (сравнительно-правовой анализ) // Правоведение. 2011. № 3. С. 145–147.]. Данные технологии меняются, развиваются, совершенствуются с каждым днем, и только от государственной воли зависит направление и конечная цель таких исследований – будут ли они служить во благо или приведут в итоге к совершению тяжких преступлений против человечества.

Государственное регулирование может быть разным: строго ограничительным, запрещающим проведение исследований на эмбрионах и позволяющим использовать их только для преодоления патологического бесплодия, либо гибким. Примером первого типа регулирования выступают немецкое, итальянское законодательство, законодательство Литовской республики.

Страны, законодательство которых предусматривает более гибкое регулирование в области применения вспомогательных репродуктивных технологий и проведения эмбриональных исследований, – Бельгия, Дания, Латвия – исходят из презумпции приоритета достижений в области медицины и поиска новых научных методов лечения сложных заболеваний над интересами эмбриона.

В Англии Закон об оплодотворении и эмбриологии (Human Fertilisation and Embryology Act, c. 37) впервые был принят в 1990 г., в 2008 г. в него были внесены изменения и дополнения (Human Fertilisation and Embryology Act, c. 22) с учетом появления новых знаний, с усовершенствованием технологий. Акт подробно регламентирует права подданных в области использования вспомогательных репродуктивных технологий. Так, Закон устанавливает необходимость лицензирования деятельности по созданию, хранению и проведению исследований на половых клетках и эмбрионах (ст. 11–12), регулирует порядок и сроки хранения гамет и готовых эмбрионов (ст. 14), необходимость получения согласия доноров на такое хранение или проведение исследований (ст. 13), запрещает проведение каких-либо манипуляций с эмбрионами после 14-го дня развития (ст. 3), запрещает создание эмбрионов с использованием половых клеток нечеловеческого происхождения (ст. 4A), регламентирует правовые вопросы установления материнства и отцовства в случае применения вспомогательных репродуктивных технологий (гл. 2) и пр.

Аналогичный акт принят и в Канаде – Закон о вспомогательной репродукции человека 2004 г. (Assisted Human Reproduction Act, c. 2). Закон устанавливает общие принципы применения вспомогательных репродуктивных технологий (ст. 2)[268 - К таким принципам Закон относит приоритет защиты здоровья детей, рожденных при помощи ВРТ; охрану здоровья и достоинства женщин, которых применение ВРТ затрагивает в большей степени, нежели мужчин; охрану чести и достоинства граждан, которые прибегают к помощи вспомогательной репродукции, в том числе запрет дискриминации по признаку уровня материального достатка или сексуальной ориентации; добровольное и информированное согласие пациентов как условие применения ВРТ; запрет на коммерческое использование репродуктивных функций мужчин и женщин (ст. 2 (a – f)); наконец, сохранение целостности генома человека, который должен охраняться при использовании любой из разрешенных вариантов вспомогательных репродуктивных технологий (ст. 2 (g)).], регламентирует порядок организации и осуществления контроля за применением данных технологий и исследований, проводимых с эмбрионами и «репродуктивным материалом человека» (ст. 10–13), определяет круг деяний, подлежащих запрету (ст. 5–9), а также предусматривает необходимость установления уголовной ответственности в случае нарушения норм Закона (ст. 60–62).

Так, к деяниям, которые нельзя осуществлять в отношении эмбриона, Закон, в частности, относит создание эмбрионов in vitro для целей, не связанных с лечением бесплодия, манипуляцию с полом будущего ребенка, за исключением тех случаев, когда эти меры направлены на преодоление заболеваний, сцепленных с полом, генетические эксперименты с половыми клетками и эмбрионами нечеловеческого происхождения и др.[269 - Assisted Human Reproduction Act S.C. 2004, c. 2 // http://laws-lois.justice.gc.ca/eng/acts/A-13.4/page-1.html (http://laws-lois.justice.gc.ca/eng/acts/A-13.4/page-1.html) (2016. 2 нояб.).] Примечателен тот факт, что, в соответствии с нормами Закона, ответственности подлежат не только лица, совершившие перечисленные деяния, но и те, кто их финансирует или иным образом создает материальную заинтересованность (ч. 3 ст. 5).

К числу процедур, которые могут осуществляться только при наличии лицензии и подлежат обязательному контролю, Закон относит манипуляцию с половыми клетками человека, создание, хранение, уничтожение эмбрионов и т. д. Лицо, совершившее деяние, запрещенное Законом (ст. 5–9) и преследуемое по обвинительному акту, наказывается штрафом в размере до 500 000 долл. и (или) лишением свободы на срок до 10 лет. Если лицо совершает деяние, относящееся к категории суммарных преступлений, оно наказывается штрафом в размере до 250 000 долл. и (или) лишением свободы на срок до 4 лет (ст. 60).