– Будешь мне врать, что сам сочинил? – она недоверчиво щурит глаза, я насмешливо смотрю ей в глаза:
– Нет, конечно, маленькая невежда… Это один из поэтов Серебряного века, одинокий, всеми непонятый и рано погибший… У него была тяжелая судьба и он всю жизнь нес на своих плечах страшную, чудовищную тайну. Но об этом мало кто знает…
Она смотрит на меня оценивающим взглядом:
– Я знаю, кто это. Вообще-то я учусь на филфаке…
В точку! Иногда мне кажется, что у меня есть секретный дар, которым я могу считывать людей, хотя обычно он работает в основном на мудаков, но девяносто девять процентов населения земного шара – мудаки. Первое и основное правило, как общаться и понравится любому человеку – это говорить о вещах, которые интересны ему. Закадрить конкретно эту телку довольно просто, достаточно лишь со скорбным видом рассуждать о стихах и прочей лирике, все остальное ее мозг сделает сам.
– Вообще-то у меня есть парень…
– Вообще-то у меня тоже….
Она негромко смеется:
– Правда? Ну и … как? Как у вас?
Я печально жму плечами и беру ее под руку, мы медленно идем вдоль набережной:
– У нас все печально… Вообще-то я как раз хотел с ним расстаться. Дело в том, что я влюбился в девушку и теперь не знаю, как сказать ему об этом…
Она смеется:
– Наверное, он будет ужасно огорчен этим известием…
Я делаю скорбное лицо:
– О, не то слово. Я боюсь, что он даже может сброситься с моста. Но мы бессильны против любви. Послушай, ты наверняка сможешь мне подсказать, о чем написать ему в прощальной смске? Ведь у вас, девушек, особенно красивых девушек, большой опыт в разбивании сердец…
Она улыбается, оценив мой мимолетный комплимент:
– Что-то типа «Прощай, я полюбил другую. Будь счастлив». Или «мы не можем больше быть вместе, я понял, что мне нравятся женщины»?
– Прости, но теперь я играю за другую команду?
Мы идем с ней уже около часа и болтаем о поэзии Серебряного века, я достаточно неплохо ее знаю, мы рассуждаем о тонкой мистической подоплеке творчества Бальмонта, о сакральных мотивах в ранних стихотворениях Брюсова. В тех местах, где я начинаю плавать в материале, я многозначительно замолкаю, и она продолжает сама. Вся эта болтовня довольно скоро начинает меня утомлять, я провожаю ее до метро, она поглядывает на меня и улыбается, я загадочно улыбаюсь ей в ответ и многозначительно молчу. В отношениях с женщинами молчание действительно золото. Я держу ее холодные ладони в своих:
– Интересный у тебя подход, – наконец говорит она, – когда будешь просить номер моего телефона?
Я пожимаю плечами:
– Думаешь, нужно?
Она на мгновение опешивает, но потом продолжает улыбаться:
– Запиши. Вдруг снова нужна будет консультация как расстаться со своим парнем. Или захочешь почитать девушке стихи на темной набережной. Кстати, так редко можно встретить молодого человека, так прекрасно разбирающегося в поэзии, так тонко чувствующего ее…
Я слегка тискаю ее и целую в щечку, потом она уходит, и я забиваю ее номер в свой телефон, он у меня битком набит безликими женскими именами, одно время я пытался как-то индивидуализировать девушек и писал что-то типа «Оля, встретился на Патриках» или «Лена красная юбка», но потом забил на это дело. В этом нет никакого смысла, я никогда им не позвоню, мы никогда не встретимся, у нас не будет второго или третьего свидания, для меня все они – лишь номер телефона, еще одно очко в карму личной привлекательности и невьебенности. Я иду вдоль набережной и вспоминаю, как в подростковом возрасте учил стихи всяких этих Блоков, Есениных и прочих. Мать умилялась, она считала, что ее мальчик непременно должен быть образованным и тонко чувствующим поэзию, поэтому я учил эти дурацкие стихи. За каждый выученный и прочитанный со скорбным видом стих она давала мне деньги. Отец тоже давал деньги за участие в олимпиаде, за выступление на школьной конференции. Мать хотела видеть во мне романтичного, чувствительного мальчика, отцу нужен был жесткий и расчетливый лидер. Все детство я метался между ними, подстраиваясь по обоих, и постепенно забыл, каково же есть настоящее «я». Я размышляю о том, что же могло быть интересно и увлекательно именно мне, и прихожу к выводу, что ничего. Мне все скучно, в универе я учусь не по своей воле, а только потому, что мне нужен диплом чтобы устроиться на непыльную работу, все эти курсы и тренинги, которые я старательно посещаю, нужны лишь для того, чтобы хоть как-то убить время долгими вечерами. Скучно, скучно жить, господа. Именно поэтому однажды долгим зимним вечером я придумал себе мечту о сказочной Калифорнии, ведь должна же быть у человека хоть какая-то мечта. Я открываю таймер обратного отсчета и вижу, что до отлета остается 254 дня.
Глава 3
Now I'm fighting with my hands up, hands up
Feel the bullets from your head rush, head rush
I can see you but I can't touch, can't touch
'Cause I feel numb
Numb Dotan
Слава богу, утром за завтраком отца уже нет, завтрак у нас проходит в полном молчании, мачеха молчит, сестры негромко шушукаются между собой, корчат мне рожи, я смотрю на них и не верю, что с этими бледными, бесцветными созданиями меня связывает одна кровь. Они обе просто копия своей матери, иногда мне становится так странно, что отец после моей матери, яркой и красивой женщины, выбрал вдруг эту бледную бессловесную моль.
– Отец просил тебе передать, чтобы ты впредь возвращался пораньше, вчера ты вернулся поздно, и ему это не понравилось… – робко произносит мачеха. Я никак не комментирую данный месседж и встаю из-за стола.
– Кстати, омлет полный отстой… научись уже готовить, а то отец тебя непременно бросит… – широко улыбаюсь я и поднимаюсь наверх, в свою комнату и вызываю такси.
Мне просто катастрофически не хватает моей тачки, я готов отдать одно яйцо за машину. В такси негромко играет музыка, кажется, я уже однажды ездил с этим водилой, впрочем, я не запоминаю лиц, они все для меня лишь крайне неприятное и досадное приложение к транспортному средству. Я искренне надеюсь, что доживу когда-нибудь до того светлого момента, когда за рулем наконец-то появятся роботы. Хуже болтливого таксиста может быть только… я перебираю в голове варианты, но этот молчит.
В универе совсем хмуро, почему-то сегодня мне особенно тоскливо, наверное, меня накрывает осенняя хандра, сегодня с самого утра на улице льет дождь, кажется, верхушки кленов тоже начали желтеть, рыжая ржа начинает покрывать их когда-то густую зелень. Мне тоскливо, и я начинаю думать о белом песке, легких перистых облаках и стальном зеркале океана, сливающегося вдали с куполом голубого неба. Это Калифорния, детка… The paradise… Страна вечного лета. Приложение сообщает мне что до вылета остается долгих двести пятьдесят три дня. Я ищу глазами Кристину, здесь я общаюсь только с ней, от остальных я предпочитаю держаться отстраненно, здесь, на нашем курсе в основном учатся дети разнообразных чиновников и бизнесменов, тупые недалекие мажоры, мнящие себя пупами земли, одном словом, такие же как я. Девицы блядовитого вида, в нашей группе нет ни одной симпатичной.
Наконец, я замечаю Кристину, она стоит в окружении парней из соседней группы и заливисто хохочет, я машу ей рукой, она делает вид, что не замечает меня. Начинается пара, парни уходят в аудиторию, и она подходит ко мне:
– Наш болезный. Как твоя голова? Прошла? Я знаю старое доброе средство от головы… – улыбается она и смотрит мне в глаза, они у нее серо-зеленые, как у кошки, сейчас ее зрачки большие и темные, когда она ширяется они становятся совсем крошечными, похожими на булавочную головку.
– Самое лучшее средство от головы? Топор? – фыркаю я. – Тупая и заезженная шутка… И совсем не смешная…
Она осторожно дотрагивается до моей щеки:
– Опять хреновое настроение? Это осень. Осенью у тебя всегда тоскливое настроение, которое ты пытаешься скрыть за сарказмами. И у тебя опять болит голова… Потерпи, однажды наступит весна, на деревьях появятся свежие почки… Птицы станут вить гнезда…
Я скептически улыбаюсь:
– Что-то тебя понесло не в ту сторону, мать… Ты на отходняках? Какие гнезда? Ты еще про птенцов расскажи…
Она беспечно машет рукой и улыбается, ее глаза бесцветные и водянистые, как глаза змеи, они густо подведены черным:
– Забей. Знаешь что, заезжай сегодня ко мне вечером, у меня будет вечеринка…
Она поворачивается и уходит, даже не дожидаясь моего ответа, я морщусь, сегодня у меня забита стрелка с одной телкой, но если перенести ее пораньше, я вполне могу успеть. Кажется, с Крис мы не общались уже целую вечность. Мы знакомы с ней уже лет десять, она мой самый близкий и единственный друг, и да, у нас ни разу с ней не было секса, хотя она обычно никому не отказывает в ласках.
Я даже не слушаю лекцию, просто смотрю на забрызганное дождем окно, мир за ним теряет четкие очертания и расплывается в тумане, в Москве снова осень с ее вечными лужами, сыростью и грязью под ногами, я морщусь от отвращения, теперь я точно испорчу свои новые кроссовки по этим мерзким отвратительным лужам, мне как никогда нужна машина. Я готов просто убить за тачку. После лекции ко мне подходит Паша, местный ботаник-задрот и молча забирает мою тетрадь, его задача состоит в том, чтобы аккуратно переписать сегодняшнюю лекцию в мою тетрадь, конечно, было бы проще ее отксерить, но конкретно этот препод не признает достижения технического прогресса, лекции должны быть написаны от руки, он проверяет это в конце каждого семестра. Это невероятно тупо, и я злюсь, надеюсь, этот старый маразматик бреется серпом. Я окликаю Пашу и кидаю ему купюру, слава богу, что человечество изобрело деньги, деньги решают все вопросы и делают жизнь легкой и приятной. Естественно, жизнь того, у кого они есть.
– Ты помнишь, что нам задали сдать контрольную к пятнице? – негромко бормочет он, а это значит, что я должен ему еще и за эту контрольную. Его неуверенное блеяние вызывает у меня волну раздражения, человек, который стесняется простить денег за свою работу – это совершенно никчемный и бесполезный для этого мира человек. Я морщусь и кидаю ему еще купюру:
– Напиши. И чтоб моим почерком, чтоб без палева, чмо ты тупое…
Денег становится меньше, а это значит, что мне снова скоро придется идти на поклон к отцу. Я в тысячный раз спрашиваю небеса, почему же отец не откроет мне карту с неограниченным лимитом, неужели ему так нравится видеть, как я выпрашиваю у него деньги? Нет, скорее всего это просто жалкая тупая попытка меня контролировать, ведь он же знает, что я смогу обмануть его и он никогда это не прочухает. Да, чему я научился на пять баллов так это врать, можно сказать, что я освоил этот небесполезный навык в совершенстве.