Шамахан исчез, а наша троица поползла к краю кустов.
Раздвинув ветки, я стал осматривать поляну.
Посреди поляны полыхал огромный костёр вокруг которого большим кругом сидели шамаханы. Размахивая бурдюками с кумысом и вгрызаясь в здоровенные куски мяса, они что-то орали, хохотали, пока вдруг между ними и костром не возникла рослая фигура, закутанная в шкуры, отделанные бисером и еще чем-то там. С лисьей шапки длинными космами свисали кожаные ремешки с привязанными внизу амулетами. А в руках у этого натурального якутского шамана, были бубен и колотушка.
– Во даёт Калымдай! – пихнул меня в бок Михалыч.
Я пригляделся. Точно, Калымдай. Ну, артист…
Калымдай вдруг заорав что-то, вскинул над головой бубен и грохнул в него колотушкой. Шамаханы взревели, но тут же затихли, а Калымдай начал без остановки лупить по бубну, выбивая несложный ритм, а сам пустился в пляс вокруг костра.
Помните, как в «Земле Санникова» шаман отплясывал? Вот типа того только с криками и завываниями.
– Заклятие кровавого бога, – шепнул Михалыч.
Колоритно, аж мурашки по телу.
Калымдай скакал, вопя во всю глотку и его длинная тень, отбрасываемая костром, довольно жутковато размахивала руками в такт его движениям.
Он вдруг остановился и подняв вверх голову, заорал:
– А-а-а-а-а-а!
– У-у-у-у-у! – подхватили шамаханы.
– Ы-ы-ы-ы! – надрывался Калымдай.
– О-о-о-о-о! – отвечали шамаханы.
– Всэх убьём! Всех зарэжэм!
– А-а-а-а-а!
– Золота многа-многа забэрём!
– У-у-у-у!
– Русский ханум, вах! Слаще халва! Мая будэт!
– Ы-ы-ы-ы!
Ну и дальше в том же духе.
Не знаю как там участковый с той стороны поляны, а я точно офигел, настолько натурально изгалялся Калымдай со своим бэк-вокалом на подхвате.
Спектакль продолжался минут двадцать пока подбежавший к ротмистру шамахан не прошептал ему что-то. Калымдай махнул шамаханам в кругу и, не переставая орать, устало опустившись на землю.
Ага, похоже, участковый сотоварищи нагляделся вволю и отправился обратно в город.
Еще минут двадцать и вновь примчавшийся шамахан с докладом прервал спектакль.
Калымдай прекратил завывать, поднялся и махнул рукой в мою сторону:
– Всё, ушли!
Мы поднялись и вышли на поляну. Шамаханы тушили костер, подбирали разбросанное вокруг оружие, еду и вскоре на поляне остались только мы с Калымдаем.
– Ну, ты, брат, артист! – восхищенно протянул я.
– Да у нас так почти все умеют, – отмахнулся ротмистр, явно польщенный. – Захватили они Карабуха. Митька ихний по башке ему врезал, на плечо закинул и ушли они.
– Ну, удачи ему.
И мы, усталые разбрелись по шалашам. Заснул я моментально. Только в этот раз мне ничего не снилось.
* * *
Меня разбудил Михалыч.
– Давай ужо, внучек, просыпайся, – тряс он меня за плечо. – Вставай-вставай, касатик, солнце уже встало.
Да что же это такое?! Нигде покоя нет…
– Встало?
– Встало, соколик, встало.
– Точно? – я приподнялся на шкурах.
– Точно, родимый точно.
– Вот и хорошо. Только ничего не трогай.
И я снова рухнул на свою импровизированную кровать.
– Да вставай ужо, Федор Васильевич! Нам скоро в дорогу пора!
– Опять в дорогу…
– Служба у нас такая. Вставай-вставай, еще позавтракать надоть успеть. Я тебе басурманского кушанья приготовил, шашлык называется.
– Что ж ты сразу не сказал, Михалыч?!
Я вскочил и вышел из шалаша. Спал я прямо в одежде, укрывшись каким-то мехом, зато теперь не надо было тратить время на одевание.
Эх, хорошо! Я потянулся. Солнце, воздух, красота!
– Ополоснись сперва, Федюня, – Михалыч уже стоял с ведром воды и ковшиком в руках.