По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина

72-й км от Хандыги – Тёплый Ключ. Там: дорожник, гараж, автопункт, гостиница, столовая.

Ещё 42 км. Улах: заправка, пункт отдыха на шесть коек, теплый гараж дорожников – для экстренных случаев.

Через 28 км – зимовье Минкула (искажённое Минкюель): старик обслуживает пост, нары, можно обогреться при аварийной ситуации… [И так про все предстоящие точки опоры в безлюдном пространстве].

6 февраля

Сосед по комнате в общежитии, куда меня пустили на ночлег, – шофёр Василий Бочка. 4 февраля ездил на лесоучасток завода стройматериалов Министерства местной промышленности. «Урал» с прицепом берёт 12 тонн. До участка – более 100 км. Приехали в 13.00. Постояли до 17.00. Грузчиков нет. Позвонили на завод. Говорят, ждите до утра, чем-нибудь загрузим. А бруса для «Индигирзолото», за которым приехали, ещё и не заготовлено…

7 февраля

Среди шоферов есть и инженеры, бывшие главные механики или главные инженеры автобаз, завгары. Понесли наказание за чьи-то срывы, а теперь не хотят возвращаться на командные должности.

По ТВ – «Семнадцать мгновений весны». «Мгновенья раздают – кому позор, Кому – бесславие, а кому – бессмертие!» Совсем, как на трассах Якутии…

В шофёрской нет газет. Сосед переживает это по-своему: – Я даже не знаю, что по телевидению будет…

8 февраля

Перед отъездом ещё она деловая встреча. Главный инженер ХЭЛУАД (Хандыгское эксплуатационно-линейное управление автомобильных дорог) Анатолий Буртов рассказал, где какая дорожная техника имеется: бульдозеры, автогрейдеры, скреперы, роторный снегоочиститель, для расчистки от кочек соорудили «утюг», сваренный из рельсов…

– Самое больное место – отсутствие тяжёлой техники типа ДЭТ-250. Не хватает грейдеров. Обслуживающие машины слабые. Дали БАТ – большой артиллерийский тягач, но этого мало.

На технике – сменные экипажи. Работают по две недели. Потом возвращаются в Хандыгу.

Всего ХЭЛУАД обслуживает 1635 км [как от Москвы до Урала!], в том числе чистый зимник – 843 км. Всего рабочих – 341 человек. Чистых дорожных рабочих 65, которые ведут подсыпку, остальные зимой становятся истопниками, дизелистами и прочим обслуживающим персоналом.

– Магаданская трасса, – продолжает Буртов, – строилась в сороковые годы. Деревянные мосты пришли в негодность. Да и рассчитаны на старые нагрузки. Ведем укрепительные работы… Лишь девять мостов – железобетонные. Не достаёт труб, не соответствуют водостоки. На Агаякане строится мост: надо 450 т цемента, дают только 200. В Кюбюме всё падает: электростанция, котельная. За что раньше хвататься?.. Хандыгская автобаза хорошо помогает. Иначе не справимся со своими задачами. Ежегодно надо высыпать 400 тысяч кубометров грунта для восстановления полотна, не считая того, что сносят паводки. А укладывалось лишь 200 тысяч. И лишь в 1974 году уложили 340 тысяч. Так что дорога ежегодно ухудшается. Не говоря о том, что не отработаны повороты…

На автобазе перед дальней дорогой, как бы заранее извиняясь, меня предупредили:

– Вам наши ночлеги не понравятся. Бичарни…

Представили моего персонального водителя: Столяров Анатолий. Точность – вежливость королей… трассы. Приехал за мной точно в 14.00. Даже на две минуты раньше. Но ещё не обедал:

– Всё возились с машиной.

Едем по посёлку очень медленно, тяжело. «Урал-377» поскрипывает, как старичок от ревматизма.

– Замёрз мой ермачок… Застоялся. Ни черта не тянет.

Не тянет не только из-за почти 50-градусного мороза. Плохой бензин. На трассе нет Аи-93. [ «Урал», предназначенный для армии, ездил на самом дорогом в те годы 93-м бензине, а не на 80-м, как большинство грузовиков и не на солярке! Но «Урал» лучше других отечественных машин справлялся с северным бездорожьем.]

– В Хандыге есть, и в Батагае. А на трассе нет. Головки горят. Октановое число ниже. А нагрузка зимой больше. Мороз давит. Да и мотор круглые сутки молотит, – незлобиво жалуется Анатолий. И по-хозяйски рассуждает: – Шесть тысяч литров – на рейс. Дизель был бы выгоднее…

Вдруг, спохватившись, спрашивает, словно мы к Чёрному морю едем:

– Темные очки взяли? Без них сейчас нельзя.

Да, если выглянет солнце, в этом белоснежном царстве можно и «зайчиков» нахватать, как при электросварке. Пока пасмурно.

В гараже Анатолий знакомит с попутчиками. Алексей – без прицепа. Оставил его на 120-м километре. Мотор застучал, и вернулся. Второй – Виктор Белый, тоже с Кубани, с одного села. Он действительно весь белый. Третий – Николай Пострихин. Ему около сорока лет. Из них восемь лет ковырял уголёк в Донбассе. Потом плавал на Камчатке. Был на могиле Беринга.

Столяров с Кубани. Работал на заводе. С 1960 г. – шофёр. Приехал сюда с женой. Здесь родились две дочки. Люду приняли сегодня в пионеры. А галстук носит младшая – Маринка. Совсем как мальчишка – в шортиках. Вертится вокруг отца:

– Папа, салфетки возьми…

Жена собирает Анатолию в дорогу: кладёт банку солёных огурцов, лечо… Всё – своего приготовления.

По дороге Анатолий рассказывает:

– Ехали в Якутию на три года. Деньжонок поднакопить. Вроде всё уже есть. На Кубани домик построили. Под Ейском – отец, мать. У них большой дом с удобствами. Даже газ будет… А уезжать отсюда не хочется. Деньги держат?.. Да нет. Уже привыкли. Восемь лет здесь. Природа какая! Картина есть «На севере диком». Так то – картина, а здесь – жизнь… Снег такими шапками лежит на деревьях!

Про дорожных работников у него немало специфических историй:

– Дядя Вася (на Менкуле) говорит: «Я деньги кладу на спирткнижку». Рубаха и чёрный кот – вот всё его имущество… А Руль Иванович выпил с кем-то тормозной жидкости. Стало ему плохо. Эх, говорит, помирать жалко: не всё выпил. Нашли у него только оставшиеся от получки 76 рублей. Был он когда-то шофёром, офицером штаба, задавил кого-то, посадили…

Мы в шоферской на Улахе. Одна комната, пять коек, аккуратно заправлены. Чистые, белые простыни и наволочки. Одеяла – так себе. Печка. Жарко натоплено. В баке – вкусная вода. Со льдом. Стол. Две голубые лавки. Умывальник. Керосиновая лампа под потолком.

9 февраля.

Зимовье Менкула (Мен-Кюель). В избе – печка, столик, топчан на четверых, за ширмой – койка без простыней, портрет Косыгина, фанерный ящик-тумбочка, «Спидола», чёрный котёнок с беленьким «бантиком».

У кого-то выходной, а мы встали утром пораньше. Хотя вчера мы приехали сюда в полночь. Дядя Вася приглашает:

– Сегодня – воскресенье, грех работать. Давайте на рыбалку.

«Хозяин» зимовья в «калошах» – обрезках от резиновых сапог, в клетчатой рубахе – ковбойке, шароварах. Русый. Хохолок. Носатый. Худой. Лицо морщенное, как мочёное яблоко. Здесь с 1937 г. Ясно, как попал сюда бывший офицер. Петли ставит, капканы – на зайцев, горностая, соболя. Есть, говорит, сохатые, и много волков.

Приглашение на рыбалку никто не принял. Режутся в карты. В тысячу.

На «Урале» приехал дорожник Михаил Большедворский. В почтенном возрасте, седой. Моет руки:

– Корреспондента не видели?

Кто-то предупредил о моём передвижении по трассе. И по такому случаю на нескольких крутых подъёмах подсыпали песок.

– Не помню, чтобы здесь так делали, – отметил Анатолий, когда выруливал на дорогу.

…Над рекой – лёгкий туман. Это парят наледи. Но – маленькие. Большие – старые, уже замёрзшие.

«Ворота» – две чёрные скалы. Река здесь абсолютно без снега – ветер сдувает. Лёд – бирюзовый, как чистая вода в здешних горных реках.

Лёд покатом от берега – как уровень воды падал, так и замёрзло. Первым спускается Алексей. Не рассчитал, его машину развернуло. «Сложился»: кузов и прицеп борт о борт. Анатолий попытался расцепить их, дёрнул тросом, прицеп опрокинулся. Лопнула рама, треснули доски. Вывалились тракторные гусеницы. Что делать? Вызывать техничку, чтоб на месте сварить раму? Решили оставить гусеницы. И с пустым прицепом Алексей опять вернулся в Хандыгу. В первый раз – из-за двигателя. Теперь вот из-за своей ошибки. Мы остались на трёх машинах.

…Томпо – на высоком берегу домишки, пекарня и т. д. Мусор, ящики под обрывом. Река всё очистит весной.

Машина – в кювете. «ЗиЛ» застрял капитально. Остановились, осмотрели: не нужна ли помощь? Грузовик холодный. Никого нет. Дорога ошибок не прощает.