Горилла говорила, а попугай молчал

– Медведев говорил, что не подобает такой большой твари, как он, обходиться без видимой охраны. Он говорил: это просто формальности. А что касается недоброжелателей, то, думаю, у него их было много, но ни от кого конкретно я угроз не слышал.

– А вам не было обидно, что судья так относился к вашим обязанностям?

– Нет, это было только вначале, затем у меня были поводы показать ему, на что я способен.

Послышался лязг когтей.

– А какие у него были отношения с женой и поваром? Никаких ссор в последнее время не происходило?

– Я ничего этого не заметил.

– Да, а как насчёт окна? – спросил я, указав за спину большим пальцем. – Когда вы находились здесь с судьёй, оно было открыто?

– Да, я каждое утро его открываю, чтобы проветрить помещение, а на ночь закрываю.

– Так, убитый всё время сидел за столом, а где вы были, когда находились здесь с ним?

– В этом кабинете я всегда сидел на диване, и оттуда удобно наблюдать за временем.

Я повернулся и поднял голову на часы, они показывали почти семь.

– А когда вы находились в туалете, вы ничего не слышали из кабинета?

– Нет, если бы я что-то услышал, убийца был бы мёртв.

Как вы уже сами успели заметить: Филлини был прямой и очень самоуверенной тварью.

– Так, – начал я говорить, представляя в уме картину преступления, – это получается, что в момент убийства в доме находилось три твари… и если вы действительно были в это время в туалете, то убийца мог войти в этот кабинет только через дверь или окно… а оно находится на втором этаже и без балкона. А потом убийца проломил судье голову и скрылся. И на всё это у него было около двух минут…

– Есть ещё дверь, – заметил Филлини.

– Где?! – удивился я и начал смотреть по сторонам.

– Вот, – произнёс свидетель, указывая рукой на шкаф.

– Это же шкаф!

– Нет, это дверь в спальню Медведева и его жены.

Я встал, тихо, на цыпочках, подошёл к «шкафу», с приложенным ко рту указательным пальцем посмотрел на Козлова и Филлини, а потом резко открыл двери – но там никого не оказалось. Это была большая роскошная спальня с огромной кроватью. Козлов уже слез с дивана и расхаживал вокруг неё.

– А кровать вся помяяятая, – заметил Бородька.

– Здесь лежала его жена, – услышали мы доносившийся из кабинета голос свидетеля, – она на днях приболела и всё это время проводила в постели.

– Ладно, похоже, здесь нет ничего интересного, – сказал я Бородьке, и мы вернулись в кабинет. – А что с ней случилось? – спросил я у свидетеля, присаживаясь на стул.

– Два дня назад Медведев с женой отмечали годовщину их свадьбы в ресторане, там не работал кондиционер, но никому это не мешало кроме Умки. Ведь она белый медведь и предпочитает климат холоднее. Вот её и сморило.

– Понятно, – сказал я, посмотрев на часы, и решил покончить с Филлини. Я достал из кобуры пистолет и выстрелил ему прямо в лоб. Шутка. – И последнее: какие у вас были отношения с убитым? Ведь вам приходилось круглые сутки за ним таскаться без выходных.

– У нас с ним были чисто рабочие отношения. Я служил ему больше пяти лет, разногласий у нас не было. В свободное время я всё равно не знаю, чем мне заняться, так что меня это устраивало. К тому же Медведев платил мне очень хорошо, а деньги я отсылал родителям. И ещё с Медведевым у нас был заключён договор, который я мог расторгнуть в одностороннем порядке.

– Простите за нескромный вопрос, но… сколько вы получали у судьи?

– Восемь с половиной, – равнодушно ответил Филлини.

– Восемь с половиной чего? – спросил Козлов.

– Тысяч.

– А…

– В сутки, – всё так же спокойно ответил Филлини, вглядываясь в наши раскрытые от удивления глаза.

Когда дверь за свидетелем закрылась, мы с Бородькой ещё долго не могли прийти в себя.

– Восемь с половиной!

– Тысяч!

– В сутки!

– А мы с тобой сколько получаем в сутки? – спросил я Козлова.

– Э-э… восемь с половиной.

– Да… в тысячу раз меньше.

За окном уже вечерело, и, сев за стол, я попросил Бородьку пригласить второго свидетеля.

– Кого? – спросил он.

– Умку, – сказал я, вглядываясь в неё на фотографии. – Пока она из-за своей болезни и смерти мужа нам свой труп не подкинула.

Бородька вернулся в кабинет, ведя под руку плачущую и обессилевшую жену судьи. Даже сейчас она была такой же очаровательной, как и на фотографии. Все в нашем городе симпатизировали ей и жалели за то, что у неё такой муж. Она была полной противоположностью судьи. У Умки был свой благотворительный фонд, который помогал больным детям и обездоленным семьям. Почти все были уверены, что судья насильно заставил её выйти за него замуж и она его никогда не любила.

Я встал и помог Умке сесть на стул, мы с помощником заняли свои места. Присаживаясь, я заметил на столе высохшее пятно крови и накрыл его папкой.

– Примите наши соболезнования, – выразил я Умке своё «сочувствие», после которого она ещё сильнее зарыдала. – Если вы не в силах отвечать на вопросы, то мы можем перенести это на завтра.

– Нет, нет, – произнесла вдова, вытирая платком слёзы, – потом, боюсь, мне будет ещё тяжелее.

– Хорошо. Тогда давайте начнём. Как вас зовут?

– Умка Медведева.

– Вы… являлись женой суд… Михайло Медведева, так?