Другое Существо

– Ах вот как. – ромэн обвёл взглядом стоявших рядом молчащих, и словно опешивших от удивления соратников, – Оказывается, всё-таки нашлись и среди людей сочувствующие нам. Это приятно. Приятно и то, что мы правильно поступили, решив спасти именно вас с доктором. (Правда, мы руководствовались при этом не конкретным, как сейчас, знанием того, что вы и правда наши союзники, а абстрактной мыслью о том, что «враг моего врага – мой друг!»)

Теперь кое-что становится понятней. Но…

Почему же этот Долдер сразу не убил вас? Ведь мог же? И – имел право?

– Не знаю, если честно. Не хотелось бы порочить память этого наверняка почившего солдата моими нехорошими подозрениями на его счёт.

– Ага. То есть, вы думаете, что он всё знал и понимал и так, без ваших признаний? И просто хотел вас перед смертью ещё и помучить? Или списать на вас свои просчёты?

– Ну… Я бы сказал так: вероятность такого подхода к ситуации со стороны сильно… э-э… расстроенного майора существовала.

Теперь криво усмехнулся ромэн:

– «Порочить» память этого мерзавца смысла нет. Впрочем, и добрых слов говорить тоже не собираюсь. Был майор козлом – козлом и остался. Это именно он вопил, пытаясь выторговать себе жизнь, пока его люди старались честно убить нас, сообщая, что он здесь главный. И без него мы тут все попередохнем, ничего не понимая в ситуации.

– Хм-м… Понятно. Стало быть, попытка предательства ему…

– Точно. Не удалась. И я не отказал себе в удовольствии прикончить эту гниду лично. Ладно, доктор. Всё-таки мне – вернее, нам, выжившим! – хотелось бы узнать.

Что там у нас с «общей ситуацией»?

«Общую ситуацию» Лессер описывал примерно с полчаса.

Станция, принадлежавшая, вообще-то Брюссельской лаборатории общей и специальной генетики, и построенная на деньги Евросоюза, вращалась по орбите вокруг Юпитера уже двадцать восемь лет. Из них – последние семь фактически была законсервирована, в связи с низкой – практически нулевой – самоокупаемостью. И два года назад права на её аренду выкупил ведущая телекорпорация объединённых Америк. «Дзи-энд-Си».

Каналы – преимущественно развлекательные.

И поскольку правительственным комиссиям, контролирующим деятельность менеджеров каналов очень удачно замасливали глаза с помощью подарков, взяток, банального подкупа, или грамотно организованного шантажа, занимались здесь, разумеется, вовсе не «съёмками фантастических фильмов» или «разработкой новых сценариев», как значилось в Программе, предоставленной в Юнеско. И в спецкомитет по контролю за антигуманитарной деятельностью при Совбезе ООН. И в Комиссию по соблюдению Прав человека при том же ООН. И ещё много в какие заинтересованные организации и комиссии.

И поскольку корпорация заплатила всем, кому надо было заплатить, и предоставила все необходимые гарантии, все полгода, пока хозяева Лессера расконсервировали и восстанавливали системы и механизмы Станции, и три с лишним года занимались здесь тем, чем занимались, ни одна «проверяющая» собака сюда, в пучины пространства, не совалась. И вряд ли из страха перед опасностями космоса, или неудобств месячного перелёта.

– Так что, получается, если эта сволочь майор успел передать СОС, до нас долетят только через месяц? – а молодец этот ромэн: зрит, так сказать, в корень!

– Нет. Долетят меньше, чем за две недели: ведь «спасать» выживших или зачищать Станцию от – уж простите! – побочных продуктов неудачных генетических экспериментов полетят не гражданские, комфортабельные и неторопливые, лайнеры, а корабли Флота. Выход в подпространство, разумеется, требует разгона. И на это уходит дней пять – даже для самых крепких и выносливых людей, профессиональных десантников, есть пределы ускорения.

Полёт в подпространстве, насколько я помню, занимает секунды две.

Но потом ещё нужно затормозиться – ещё дней пять. И два-три дня на завершающие манёвры. Чтоб подлететь поближе, и уравнять скорости с дрейфующей по орбите вокруг Юпитера Станцией. Ну, у них-то, у Флота, двигатели с форсажем. И противоперегрузочные устройства, и ванны. Думаю, как раз за две недели они сюда доберутся. Оборудования для штурма – для взлома люков, обшивки, переборок, и прочего спецбарахла типа переходных рукавов, и магнитных присосок, у них в избытке.

А ещё у них на борту – огромные контингенты профессиональных морпехов.

– Ага. Это вы, доктор, «тонко» намекаете, что уж с ними-то нам, с помощью своих примитивных когтей, – ромэн поднял кверху руку, продемонстрировав четырёхдюймовые лезвия, и оскалился, – и зубов – не справиться?

– Не намекаю. А вот так вот, прямо, в лоб, и говорю: не справиться. Задавят и числом и оружием. Ведь у них есть и отравляющие вещества, и усыпляющие и парализующие газы, и излучатели инфракрасного и ультразвукового излучений. И электрошокеры. И… Да мало ли всякой гадости понавыдумали разработчики оружия! Кстати, если не секрет – сколько вас, мятежников, выжило?

– Не секрет, доктор. Теперь – не секрет. Нас, мутантов, выжило двенадцать. Это с учётом уже починенных, – ромэн кивнул в сторону остальных баков реанимационной, – А вот насчёт людей…

Мы убили всех. Ну, кроме вас с доктором Сэвиджем.

– Хм-м… Не могу не признать такой подход трезвым. И правильным. Если вы хотите выжить, вам так и так придётся покинуть Станцию, и бежать. В пучины, так сказать, космоса. В поисках подходящих планет. Но не на Станции. Станция-то не приспособлена для такого. У неё даже нет собственных маршевых двигателей – только двигатели ориентации. Поэтому бежать, вероятно, придётся на спасательном корабле.

Есть здесь, насколько я помню, один такой – положен по штатному расписанию на случай экстремальных ситуаций. Мы даже как-то репетировали со всем остальным штатским персоналом такую экстренную… эвакуацию. Поэтому я знаю, где он, и что из себя представляет. Но без профессионального экипажа вам будет трудно этим кораблём управлять. А уж тем более – направить его в нужную сторону.

Если я правильно понял, вы убили людей… Вообще – всех?

– Да, доктор Лессер. Мы убили в общей сложности шестьдесят два солдата и офицера, двадцать восемь техников, семерых программистов, пятерых пилотов. (Которые, как мы теперь понимаем, и должны были управлять при «экстренных» ситуациях с последующей эвакуацией, этим самым спасательным кораблём.) И сто сорок пять учёных. Тех, что разрабатывали…

Нас.

Ах, да – ещё мы убили пять «готовых» людей-бойцов. И выключили все автоклавы, в которых выращивали для нас ещё восемь этих самых гладиаторов-бойцов.

– Понятно. – Лессер невольно сглотнул, – и как вы собираетесь поступить с… Трупами?

– Вот об этом в том числе мы и собирались посоветоваться с вами, доктор.

И, разумеется, и с доктором Сэвиджем.

Вы поможете нам?

– Разумеется, – доктор почувствовал, как слюна во рту почему-то стала вязкой и словно с металлическим привкусом. – Разумеется!

Ноги, когда вылез из бака, всё равно первое время сильно дрожали. Даже когда оделся. Но попытки со стороны человека-гиены поддержать его, доктор Лессер пресёк:

– Нечего меня баловать. Я не сахарный. Не размок, вроде. И кости, как у доктора Сэвиджа, не сломаны. Ходить смогу. Идёмте.

На технической палубе трупов было мало: техники в своих жёлто-оранжевых комбезах лежали, раскинувшись в нелепых позах, в лужах собственной крови. Кровь уже потемнела, и частично высохла: края почерневших пятен топорщились неаккуратными и омерзительными на вид струпьями, наподобие тех, что имеются на такырах и солончаках пустынь. Пахло здесь ещё более омерзительно, чем выглядело: медью и смертью.

Доктор прошёл к главному конвертеру.

Агрегат сохранился. Да оно и понятно: ему-то что сделается?! Лессер сказал:

– Думаю, все трупы, что людей, что погибших… э-э… повстанцев, следует поместить куда всегда: в приёмный люк этого агрегата. Конвертера.

– Хм. И что этот агрегат с ними сделает?

– Ну… Как бы это потактичней и попроще… – подумав, и решив, что – никак, Лессер продолжил, – Словом, он разложит все тела на их составляющие элементы. Переведёт в растворы. Которые затем перенаправит в хранилища соответствующих веществ и компонентов. Это те самые ёмкости-хранилища, откуда поступает исходный материал в баки для автодокторов. И автоклавы для создания новых… э-э… мутантов, и бойцов-гладиаторов.

– Понятно. Словом, у вас здесь, на Станции, ничего не пропадает даром.

– Точно. Именно к такому подходу, рационалистичному и прагматичному, и стремится руководство нашей любимой «Дзи-энд-Си». Всё должно приносить прибыль и пользу. И эксплуатироваться и утилизироваться максимально эффективно.

И вот, кстати, почему стало возможным многократное использование тех бойцов-мутантов, – Лессер увидел, конечно, что при употреблении им этих слов у человека-льва, да и у гиены дёргается щека, но сделать с этим термином пока ничего нельзя: мутанты – они и есть мутанты! – которые не погибали сразу. Ну, или не получили ранений, которые нельзя было бы вылечить в наших автодокторах.

Дешевле починить старого бойца, чем полностью создать нового!

– Постойте, доктор… Я не всё понял. То есть – нас «чинили» не из… гуманных соображений? А просто потому, что так… Дешевле?!

– Вот именно. Думаю, что если бы руководство корпорации узнало, что побочным эффектом такого «чинения» и, стало быть, продления жизни мутанта, может стать частичное возвращение памяти носителя-донора базовой личности, оно в лепёшку разбилось бы, только чтоб ограничить жизнь вас, бойцов, единственной схваткой.