Другое Существо

Тут, как мне представляется, имеет место этакий переход количества – в качество.

Учёные, проводившие первоначальные опыты с вот такими как вы, искусственными существами без собственной памяти, гарантировали, что память человека-донора, применяемая для сокращения или даже исключения необходимости обучать вас, бойцов, навыкам боя без оружия, не восстановится как минимум две-три недели. Потом же некие её фрагменты, те, что называются подсознанием, суперэго, подлинной сущностью – называйте как хотите! – неизбежно начнут пробуждаться, всплывать, выявляться в сознании починенного, и прожившего дольше этого срока мутанта-бойца. Но руководство корпорации не посчиталось с их предупреждениями. Например ты, ромэн, прожил здесь, на Станции, почти два месяца. И наверняка должен многое понимать.

И вспомнить.

Ромэн долго не отвечал. Но Лессер видел, как сжимаются и разжимаются кулаки опустившего голову к полу коренастого существа. Но даже сейчас мутант не выглядел озлобившимся или возмущённым. Просто задумавшимся. Остальные трое бойцов, что пришли с ними сюда, вниз, предпочитали помалкивать: или ещё не совсем хорошо понимали, о чём идёт речь, или не хотели вспоминать о тех «фрагментах», что всплыли уже в памяти…

Когда ромэн наконец заговорил, голос звучал спокойно:

– Значит, пробуждение и частичное восстановление наших личностей стало возможно лишь потому, что наши хозяева оказались… Жадными и прагматичными?

– Ну… Да. Можно и так сформулировать. Да, думаю, что если б не тот факт, что полное проектирование и создание с нуля вот такого как вы существа, не обходилось в несколько сотен тысяч – до полумиллиона! – долларов, перепланировка с модернизацией готового тела – десятки тысяч, а банальный ремонт не стоил бы всего пары сотен долларов, никакого сомнения в том, что вам не удалось бы прожить дольше одной-единственной схватки, у меня лично нет! Ведь за три-четыре дня, пока новосозданный мутант приходит в себя, и «пропитывается», так сказать, теми навыками, что имелись у носителя-донора, никаких «меморабельных» моментов в его сознании не возникает. Не успевает, так сказать, всплыть из тех тайников подкорки, которые неизвестно каким образом тоже копируются при снятии мнемоматрицы.

– Чёрт. Думаю, вы правы, доктор. Я, как наиболее долго проживший, могу в полной мере оценить те фрагменты биографии моего «донора», что не относятся к его чисто боевым навыкам. Мало того: я даже вижу во сне многие из тех событий, что когда-то происходили с ним. А скажите… Мы можем посмотреть, кем были наши доноры?

– Думаю, да. В сейфе начальника СВБ должно храниться подробное досье на всех сотрудников Станции. И, разумеется, там должна быть и информация по уже использованным матрицам памяти доноров. И даже тех, до кого очередь ещё не дошла.

Пробуждение доктора Сэвиджа происходило необычно.

То есть, он смутно осознавал, что сейчас находится вовсе не в своей постели, и впереди – не обычное утро и рабочий день. Но кошмар, который он старался забыть, всё-таки кое-что оставил в памяти… Поэтому когда открыл глаза, и оказалось, что вокруг – жидкость, а руки-ноги запеленуты в бандажи для ускоренного сращивания костей, это не явилось совсем уж сюрпризом: некие ужасные воспоминания ореолом смутных обрывков присутствовали в голове, недвусмысленно говоря о том, что кошмар – не совсем кошмар.

А реальность.

Однако сейчас болеть ничего не болело, и он понял, что находится в баке автодоктора достаточно долго: похоже, ему вводили обезбаливающее всё то время, пока аккуратные бесчувственные манипуляторы состыковывали раздробленные кости назад, в их привычную конфигурацию, а плавунцы и гелевая полибелковая паста затягивали и зашивали раны, что образовались, когда осколки ломаемых костей прорывали его плоть.

Но предаваться ощущениям и воспоминаниям особо долго не пришлось: оглядевшись повнимательней, он заметил, что снаружи кое-кто терпеливо ожидает его пробуждения, удобно расположившись на принесённом в зал с реанимационным оборудованием обычном стуле.

Сэвидж невольно почувствовал холодок, пробежавший вдоль позвоночника: перед ним сидел человек-волк. А ведь только… (Проклятье! Когда же это было? Сколько времени он уже в баке? Ладно: как бы там ни было – не больше пары суток!) около недели назад он видел последний бой этого бойца. Волку тогда отрубили до локтя одну из рук, но произошло это уже в то мгновение, когда его когти вспороли брюшину гладиатора, выпустив наружу петли сизо-жёлтых кишок, которые волк, воя от боли и злости, когтями ног раскидал по всей арене, добив врага ударом когтей уцелевшей руки в горло!

Для человека-волка это оказалась четвёртая схватка, и его «ремонт» в баке (Возможно даже – в этом самом!) занял всего шесть часов. После чего рука прижилась, приобрела прежнюю прочность, и вообще – стала как новенькая. Стало быть, и его собственные травмы скоро залечатся, и можно будет снова самостоятельно ходить… Пока до него снова не дойдёт очередь – разозлённого майора Сэвидж хотел бы увидать в последнюю очередь. Но вот вопрос – а жив ли вообще майор?!

И кто же это его сюда поместил, если его пробуждения ожидает мутант?!

Неужели майор… Сморозил …рню, и позволил поубивать и свой, третий, отряд?!

Хм-м… А похоже.

Иначе за ним и его пробуждением приглядывал бы человек. Может, и не боец-особист, а какой-нибудь доктор из штата учёных. Но ведь можно же просто… Спросить!

Сэвидж, преодолевая сопротивление бандажей на руках, подвсплыл так, чтобы лицо оказалось на поверхности. Заметивший его поползновения мутант поспешил подняться со стула, и подойти поближе. Доктор сумел зацепиться за край бака левой, слабее повреждённой рукой, а правой вынул загубник кислородного прибора:

– Здравствуйте. Что здесь произошло? Почему я – в баке? Кто… вы?

Мутант, вставший на стул, который он подтащил к прозрачной ёмкости, чтоб голова оказалась на уровне головы Сэвиджа, и тоже взявшийся руками за края бака, усмехнулся. Не сердито оскалился, а вот именно – усмехнулся. Но вот отвечать на вопросы начал в обратном порядке:

– Я – человек-волк. В баке вы потому, что наш предводитель, ромэн, посчитал, что раз вас мучили и собирались убить наши враги, вас обязательно нужно спасти. Потому что «враг моего врага – мой друг». – Сэвидж не мог не отметить разумности и циничной рациональности такого подхода, – А произошло здесь восстание. Мы смогли освободить почти всех бойцов, узников Лабиринта, и захватили оружие. Затем многие из нас, конечно, погибли, зато наши охранники и тюремщики – солдаты! – погибли все. И сейчас их тела отправились в конвертер.

– А что с… э-э… учёными?

– Их мы тоже убили. Всех. Вернее – почти всех. В живых мы оставили только вас и доктора Лессера.

– Почему? – Сэвидж мог и не спрашивать – сам догадался.

– Потому что только вы с ним находились в людском аналоге нашего Лабиринта – сидели в камерах с решётками и замками. Доктор Лессер чуть не погиб от переохлаждения, потому что его, вероятно, пытали не столь грубыми и древними методами, как вас. Ему досталось, конечно, поменьше, поэтому он и поправился раньше. И сейчас работает.

– Да-а? И что же он делает?

– Под его руководством мы готовим к старту спасательный корабль.

– И что же будет, когда его подготовят?

Человек-волк недоумённо взглянул в глаза доктору:

– Как – что? Мы все попробуем спастись бегством! Потому что не думаете же вы, доктор, что те солдаты, которые прилетят сюда на СОС майора, будут к нам или вам с доктором Лессером более… Снисходительны?

Сэвидж поморгал. Почувствовал, как челюсть открывается, но слова не идут.

Чёрт его задери!..

Человек-волк, или его предводитель прав на все сто!

Ничего хорошего ни мутантам, ни им с коллегой Лессером от «спасателей» ожидать не приходится, особенно если майор в отправленном рапорте упомянул о своих подозрениях в их адрес.

В самом лучшем случае – рудники в недрах спутников Урана! Пожизненно.

Вылезти из бака Сэвидж смог только почти через сутки – его оранжевый огонёк никак не желал сменяться зелёным. С другой стороны и хорошо, что полежал подольше: так надёжней. Не хотелось бы, чтоб сломанная в двух местах правая нога хрустнула под ним в самый неподходящий момент!

Ладно: терпимо. Осталось одеться – вон его вещи, на спинке стула! – и приступить.

К работе.

Посредник и выглядел как посредник.

Непроницаемое лицо, выражением напоминавшее хищного кондора, квадратная челюсть, холодные стальные глаза: словно у профессионального игрока в покер. Или наёмного убийцы. Поперёк правой щеки – застаревший шрам. Двух передних зубов недоставало. Но Мартену было плевать: если этот козёл зря тратит его время, ничто из арсенала похожего на наёмного убийцу громилы, маячащего сейчас за плечами посредника, не поможет – ни тому, ни другому. Ни позволить запугать себя, ни работать бесплатно Мартен не собирался.

– Я вас внимательно слушаю, Колин.

Человек, предложивший называть его именно так, хотя Колин из него был – как из гнилой палки крюк, а, скорее уж, какой-нибудь Фукусида или Ташизаки, моргнул. Похоже, он вполне заценил и то, что оттопыривало Мартеновскую куртку под левой мышкой, и трёх якобы равнодушно взиравших на их неразлучную парочку сталкеров в потрёпанной одежде, которая почти и не скрывала ни обрезов, ни бейсбольных бит, ни метательных ножей за поясами, и которых Мартен пригласил на всякий случай для «прикрытия».

– Вы, Мартен, несомненно, деловой человек. И не захотите выслушивать комплименты, посчитав их за попытку задобрить вас, или запудрить вам мозги. Однако! Если б не определённый авторитет, заработанный вами, именно в качестве непревзойдённого уличного бойца, и не вполне конкретная проверка пару дней назад – приношу запоздалые извинения! – мы бы сейчас с вами тут не сидели.

Мартен просто коротко кивнул, показывая, что вполне оценил проявленный к нему интерес, и трезвую оценку возможностей и способностей. Инцидент с тремя «чужими» придурками получил наконец объяснение. Хотя и не совсем такое, какое Мартен хотел бы услышать. Самодеятельные «вольные художники» всегда предпочтительней наёмников под чьим-то прикрытием…

– У меня к вам деловое предложение. Несколько странное на первый взгляд, но вполне конкретное.

Вы позволяете снять с вашего мозга психоматрицу, а я плачу вам тысячу долларов наличными. Мелкими, подержанными и побывавшими в обращении купюрами.

Мартен откинулся на спинку скрипучего стула. Чтоб выиграть время, обвёл как бы равнодушным взглядом помещение бара Большого Мо, где проходила по его требованию встреча.