Черные сны

– Вот же привязался.

Он посмотрел на притихшую Изотову и хмыкнул:

– Все никак не успокоится, очкарик.

Изотова не поддерживала разговор. Она вообще не хотела с ним разговаривать. Визит психотерапевта разрушил доверительную связь с коллегой, и на подсознании она уже считала его психом. Егор прочитал это в ее глазах. Изотова раскрыла «журнал посещений» и уткнулась в него. Егор вздохнул, растерянно посмотрел вокруг.

– Я вообще-то собирался к Коптевым.

Изотова подняла на него глаза.

– Куртку из мастерской забрал, пойду отнесу. Отметьте, что я появился.

– Подожди, – Изотова перевернула страницу, пробежала по столбцу с фамилиями.

– На сегодня у тебя вроде никого больше нет, – медленно произнесла она, как бы еще не совсем уверенная. Заново прошлась по фамилиям.

– Иди. Хотя постой. Видел там – у входа два баула? Закинь их в бытовку и сегодня зайди к Ромашову Сергею…, отчество не помню. Предпринимателя затопило, – говорила она одновременно роясь в бумагах. – Он вещи в подвале держал. Зайди к нему, если много тряпок, возьми такси и вези сюда. У нас уже набирается. Надо в прачечную сдавать. Вот. – Изотова на клочке бумаги карандашом написала адрес и протянула Егору.

– Деньги остались?

Егор кивнул.

– У таксиста возьми чек.

– Конечно. Откуда у таксиста чек? У них такса по городу сто рублей. Больше не потрачу. Не волнуйтесь. – Он взял бумажку и сунул в карман. – Все, я пошел.

Оделся, взял пакет и вышел. В коридоре стояло два потрепанных «крейсера» с остатками скотча на раздутых боках. Сумки оказались тяжелыми. Разгоряченный работой Егор вышел на крыльцо. Дневной свет резанул по глазам. Щурясь, пряча огонек зажигалки в ладонях, Егор закурил.

Серые всклокоченные тучи косяком тянулись по голубому небу. Между ними проглядывало бледное солнце. Теперь тучи не казались набухшими от воды. Они выглядели, как грязная, намокшая вата.

Егор выпустил струйку дыма и спустился с крыльца. Холодный ветер щипал лицо и морозил пальцы. Повесив пакет на запястье, спрятав руки в карманы, Егор направился к автобусной остановке. Ему не нравился город осенью. Он выглядел грязным, промозглым. Навевал тоску и безысходность. Он соглашался с Алексеевым, что осень пора уныния и печали. Ни в какое другое время года он не чувствовал себя так скверно. Внутри, словно что-то просыпалось, и начинало беспокойно ворочаться, подталкивая к действию. Он не понимал, к какому. Но чувствовал, что внутри разгоняется какая-то микротурбина, которая все это и закручивает.

Перекошенный на правый борт ПАЗик был заполнен на треть. Хмурый народ уткнулся в стекла. У водителя в кабине, примотанное изолентой к стойке, тихо играло радио. Мимо проплывали приземистые, косые домишки с кирпичными трубами, грязные заборы и околелые деревья.

Автобус качнуло, Егор успел выставить вперед руку и ухватиться за поручень. С пневматическим шипением распахнулись двери. Егор беспокойно завертел головой.

– Что за остановка? – спросил у впереди сидящей женщины. Не оборачиваясь, та буркнула: – Заречье. – Егор выскочил из автобуса.

Маневрируя между луж и пучками высокой травы, печально наблюдая, как намокают и пачкаются начищенные ботинки и выстиранные брюки, Егор подошел к знакомой калитке. Еще с дорожки, заметил, что Леонида Павловича на крыльце нет. Егор достал телефон, посмотрел на время и понял, что сегодня рановато с визитом. С нарастающим чувством смущения, Егор постучал в дверь. Меньше всего хотелось увидеть заспанную, в ночной сорочке Марию Афанасьевну, помятую, выглядывающую из-за двери с осоловелыми глазами. Прождав под дверью с минуту, он уже хотел оставить пакет на кресле-качалке и уйти, когда щелкнула щеколда.

– Кто это так рано? – послышался бодрый голос Марии Афанасьевны и дверь распахнулась. На пороге стояла аккуратная, причесанная старушка и улыбалась, через плечо висело полотенце. – Егорушка!? Заходи. Что так рано? Не подумай ничего такого, наоборот мы рады тебе. Рады в любое время. Разгонишь наше болото. Заходи, – квохтала хозяйка, пропуская Егора в дом. Он заметил белую пыль на лбу и руках пожилой женщины. Мука – догадался он.

– Здравствуйте, Мария Афанасьевна. Извиняйте, что так рано. Сегодня вы у меня в списке первые. Я вашу куртку из мастерской забрал. Вот возьмите, – Егор протянул ей пакет.

– Спасибо, дорогой. Какой ты у нас хороший. Дай Бог тебе здоровья. – Она приняла пакет и повесила на вешалку. – Раздевайся и проходи, чай пить будем. Я Леню уже подняла, он сериал свой любимый про моряков смотрит. Проходи в комнату, а я телевизор потише сделаю. Вот спасибо тебе. А то я, старая, когда дойду. Да и Ленчика оставить не на кого. Спасибо, Егорушка. – Мария Афанасьевна запахнутая в домашний байковый халат, в шерстяных носках, в больших тапках без пяток, с полотенцем через плечо прошла в зал. Егор – следом.

– Подожди минутку, я чайник щелкну. Будем пить чай за большим столом. На кухне бардак. Я пирожки затеяла. Туда лучше не соваться. – Она махнула рукой.

– Ленчик, – Мария Афанасьевна встала перед стариком, замершем в кресле истуканом. – К нам Егор пришел, поздоровайся с ним. Вот он здесь.

– Добрый день, – Леонид Павлович, – сказал Егор. Подхватил и пожал, свешанную как плеть, с подлокотника холодную руку старика.

– Да, да, – прошептал бывший капитан, едва шевеля бледными губами. Егору показалось, что старик заметно сдал. Его кожа стала желтее, мокрые глаза совсем потухли. В этот раз он даже не пожал руку, а просто дал подержать свою.

– Совсем Ленчик расклеился, меня опять утром не узнал. Память теряет, слышит плохо, – негромко говорила Мария Афанасьевна. Махнула рукой и подошла к телевизору. – Чего от старости ждать? Калечит она каждого по-своему. Ты, Егорушка, присаживайся. Я сейчас, – она уменьшила громкость телевизора и вышла из комнаты. Егор сел на старый продавленный диван с затертыми подлокотниками. Скучающим взглядом обвел комнату и остановился на старике. Тот не моргая, словно между ним и телевизором установилась телепатическая связь, смотрел в экран. Шел фильм «Адмирал». Егор сразу узнал Хабенского. Вспомнил, что ему не раз говорили, что похож на актера, но он этого сходства не замечал. Фильм он уже смотрел. От нечего делать Егор провалился в диван, откинулся на спинку и стал следить за действиями на экране.

Неприятный запах царапнул нос. Егор потянул воздух носом, покосился на старика. Тот остолопом, не моргая, пялился в экран. Но нет, это был запах иного происхождения. Тонкий, но резкий душок собачатины упорно лез в ноздри. Егор быстрым взглядом окинул комнату, выискивая собаку или признаки ее присутствия. Откуда? У ангелочков никогда не было собаки.

Боковым зрением заметил, что голова старика шевельнулась. Егор повернулся в его сторону и заметил, что тот смотрит не на экран, как раньше, а куда-то вправо и вниз. Проследил его взгляд и усмехнулся. Ничего интересного на полу и стене не было: крашеные сохранившие у стены первоначальный цвет половые доски, впадинки от гвоздей залитые краской, плинтус, струганный и покрытый темным лаком брус, швы пробитые паклей. Пожалуй и все. Но старик продолжал упорно смотреть в столь непримечательное место. На губах Егора заиграла улыбка. «Совсем крышу сносит. Во замкнуло старика. Наверное, надолго. У них ничего быстро не бывает», – подумал он, изучая профиль капитана. Свет, падающий из окна, отражался в стеклах его очков и расплывался на глазу светло-желтым пятном. Старик неожиданно шевельнулся и повернул голову вправо, а его глаза ожили. Егор пристальнее всматривался по направлению взгляда старика. Ничего не увидел. Тем не менее, Леонид Павлович продолжал поворачивать голову, явно за кем-то наблюдая. Если Егор правильно уловил его взгляд, то тот следил за кем-то, кто перемещался вдоль стены, низенький и шустрый.

Егор переводил взгляд со старика на пол и обратно на старика. Он видел, что там никого нет, но капитан продолжал упорно кого-то наблюдать. Он уже так вывернул шею, что казалось, сейчас ее свернет. Егор сидел позади и теперь мог четко рассмотреть его глаза. Они расширились и были наполнены ужасом. Улыбка медленно сползла с лица Егора. Теперь старик не казался ему забавным маразматиком. Его натуральный страх и движения глаз заставили Егора поверить, что в комнате, кроме них, есть еще кто-то. Хотя он уже догадывался, кто бы это мог быть, но отказывался в это поверить. Страх зябким туманом наполнил комнату и холодил тело. Взгляд Егора все чаще перескакивал с лица капитана на пол и обратно. Глаза старика стали его радаром. С их помощью он мог определять перемещение крысы. Возможно, не просто крысы. Он ее так и не увидел. В квартире Сивкова она оставила только следы на рассыпанной муке. Только по следу, словно сложенные веером три рисовых зернышка, раскрытой клетке и рисунку пенсионера он мог догадываться о происхождении отпечатков.

Взгляд старика приближался к дивану. Помимо воли Егор поднял ноги и с замиранием сердца вцепился взглядом в перепуганные глаза капитана. Тот уже не мог поворачивать голову дальше, закинул ее и теперь косил сверху вниз. На бледном лбу собрались складки, рот приоткрылся, оголяя желтые зубы. Выцветшие, мокрые глаза выпрыгивали из орбит, стараясь, захватить в поле зрения нечто, что забегало ему за спину. Страх, исказивший и без того неприглядное лицо, сделал его вовсе безобразным.

Не имея возможности следить дальше за передвижениями крысы, старик дернулся, стараясь дальше закинуть голову назад, и захрипел. От рывка скрипнуло кресло. Егор вздрогнул и выше задрал ноги. Из телевизора раздался грохот залпа орудий. Сердце екнуло, сбилось с ритма, пропуская удар, затем забилось в три раза чаще. Старик хрипел и дергал головой. Длинные седые волосы, пучком сухой травы все сильнее спадали назад. Его губы посинели, а глаза стали закатываться.

Егор вскочил с дивана и в миг оказался рядом со стариком. Страх за жизнь капитана пересилил ужас перед невиданной опасностью. Леонид Павлович трясся, скрипел зубами и давился языком. Егор схватил со стола ручку, намереваясь сунуть между зубов эпилептика. Сообразил, что он вмиг раскрошит непрочный пластик, отбросил ее и заорал:

– Мария Афанасьевна, скорее сюда! У него приступ! Возьмите ложку! Ложку возьмите!

Через несколько секунд в комнату вбежала Мария Афанасьевна с перепуганным лицом, держа ложку на вытянутой руке, словно передавала эстафету. Медленно, словно ее суставы заржавели и забились песком, она подошла к Егору. Он выхватил железную ложку, сильнее прижал голову старика локтем к себе и протиснул ложку между зубов. Капитан дергался и выгибался.

– Держите ему ноги! – кинул Егор Марии Афанасьевне. Растерянная, парализованная страхом она смотрела на Егора, и казалось, не понимает слов.

– Ноги! – гаркнул Егор, метнув бешеный взгляд. Мария Афанасьевна неуклюже, маленькими шажками оббежала стол. Наклонилась, неловко ухватила супруга за лодыжки и прижала к полу. Старик продолжал дергаться, выгибаться и сползать с кресла. Егор старался удержать его выскальзывающую голову. Судороги ослабевали. Он это чувствовал. И в то же время удивлялся, откуда столько сил у человека стоящего одной ногой в могиле. Наконец, Леонид Павлович затих. Мелкая дрожь еще содрогала старое, обмякшее, тело.

В глазах Марии Афанасьевны стояли слезы, – Господи, – шептала она, – за что же Ленечке такие мучения? Господи, что же ты такой жестокий. За что, Господи?

– Давайте, Мария Афанасьевна, – говорил Егор, медленно отпуская голову старика, – положим его на пол. – Он вытащил из расслабленных челюстей ложку. Старик еще выворачивал глаза. Белки мелко дрожали. Грудная клетка под рубахой едва вздымалась. Она казалась хрупкой и тонкой, надави чуть сильнее и проломится, как яичная скорлупа. Егор перехватил старика под мышки, Мария Афанасьевна ухватилась за щиколотки.

– Раз, два, взяли, – скомандовал Егор, и они рывком приподняли капитана. Обмякший он складывался в пояснице и выскальзывал из рук. Обходя кресло, Егор почувствовал под пяткой что-то твердое, а потом услышал хруст. Он убрал ногу и посмотрел. Оказалось, наступил на свалившиеся со старика очки. Они положили старика на пол. Егор подобрал раздавленные очки. У них была сломана дужка и расколота линза.

– Бог с ними, – шептала Мария Афанасьевна, она казалась очень уставшей. Трудно дышала.

– У него запасные есть. Эти выкинем. Бог с ними. Ой, пойду «корвалола» выпью.

Она положила руку на грудь, другой оперлась о стол.

– Сердце сдавило. За меня, Егор, не волнуйтесь, останьтесь с Ленечкой.

Придерживаясь о стол, ссутулившись, она поплелась на кухню. Леонид Павлович неподвижно лежал на спине, закрыл глаза и дышал ровно. Фильм закончился. По телевизору шла реклама зубной пасты. Егор встал и выключил телевизор. Замер, прислушиваясь к тишине. Отдельные звуки, доносящиеся из смежной комнаты и с улицы, слышались четко. Он вспомнил, что держит разбитые очки. Некоторое время задумчиво рассматривал их. Затем осторожно уцелевшую линзу приставил к глазу. Диоптрия была слишком сильной, комната расплылась, смазалась в разноцветные кляксы. Пришлось напрячь зрение. Отчего ощутилась легкая резь в глазах. Но зато картинка стала четкой.

Егор повернул голову, обводя комнату взглядом. Он смотрел на старый бельевой шкаф, сохранившийся с довоенных времен: низкий, двустворчатый, с закругленными углами, покрытый шпоном, который от времени потрескался, с нанесенным простым рисунком, с бурой обводкой по краям, с медными точеными ручками. Краем глаза заметил движение. Что-то размытое, неопределенное, темным пятном проскользило возле самого пола у основания шкафа. Егор встрепенулся и опустил взгляд. В первые секунды он отказывался верить глазам своим. Огромная крыса, размером с трехмесячного котенка. Даже не крыса, а нечто похожее на нее… серо-зеленого цвета, словно закисшая грязь, с жесткой, длинной, торчащей словно иглы дикобраза шерстью, с большими свиными ушами, которые просвечивали на свет, с длинными, толстыми, похожими на проволоку усами, поджав переднюю лапку с острыми коготками замерло. Шерсть у шеи заканчивалась и дальше шла сухая в складку серая кожа. Существо задрало мордочку и принюхивалось. Ее приплюснутая голова с вдавленным носом дергалась. Огромные сферические глаза, напоминающие стрекозьи расползлись по обе стороны уродливой морды и занимали две трети головы. Как Егор не присматривался, даже намека на линию смыкания челюстей не заметил. Вместо этого возле носа свисали какие-то толстые, набухшие складки. «Их к нам подселяют», – возникли в голове слова Сивкова.

От омерзения Егора передернуло. Он рывком убрал очки и существо исчезло. Напрягая зрение, наклонившись вперед, Егор старался разглядеть то, чего быть не могло. Его и не было, пока он снова, дрожащей рукой не поднес к глазу линзу. Оно сидело на прежнем месте и смотрело прямо на него. Причем Егор видел тварь лишь вооруженным правым глазом. Левый упорно не желал замечать ее. Егор быстро перехватил уцелевшую часть очков в левую руку и приложил к левому глазу. Теперь этот глаз видел существо, отдаленно напоминающее крысу. Для лучшего обозрения, Егор прищурил правый. Существо секунду еще принюхивалось, затем неспеша опустило лапу, и, переваливаясь, словно недавно сытно перекусило, пошло вдоль шкафа. Свернуло за угол и пропало в темноте между шкафом и стеной. Егор еще минуту вытаращенным левым глазом буравил пространство. Рука, держащее окуляр, от напряжения подрагивала и налилась тяжестью. На лбу выступили капельки пота.

Осторожно, не отнимая стекла от глаза, приблизился к мебели и заглянул в щель между стеной. Там никого не было. С минуту он вглядывался, затем суетливо, словно боялся, что пока занят делом его покусают, сунул очки в карман, примерился, ухватился за шкаф, поднапрягся и сдвинул его с места, расширяя просвет между стеной. Он двигал мебель, пока не смог забраться за нее. Как он и предполагал, в стене у самого пола хищно оскалилась обглоданными краями черная дыра.