Унция или Драгоценное Ничто

Рассвет бедняжка встретила на выступе. Ощущение было такое, что алоэ дало гигантские корни в желудке и до небес проросло в душе.

С лучами зари Унция в изнеможении распростёрлась на книжном ложе, прибавив к «Сумме теологии» Фомы Аквинского свою заплаканную щёку.

Ей виделось, как она входит в огромную, сияющую раковину и идёт по радужной спирали всё дальше и дальше, а мимо плывут мифические цветы с занавесок её детской спальни.

Потом она шагала по пустыне, подметаемой холодным ветром, где из бардового, бархатного тумана выплывали чьи-то беззастенчиво глазеющие физиономии.

Она шла, как сомнамбула, пока вокруг не стало теплей, и не выросли заросли необыкновенного леса. Деревья, росшие очень густо, несли черты морских полипов и кораллов, смешанных с колючей агавой и зонтиками гигантского укропа. Из состояния полусна её вывел голос, показавшийся ей знакомым.

– Здравствуйте, ваше высочество, – сказал голос.

Унция вгляделась в пёструю зелень и узнала тукана из зоологического атласа.

– Оксфорд? – жёлтое солнышко сияло на пернатой грудке. – Что вы здесь делаете?

– О, я уже два года живу у вас в сердце, – ответил тукан. – Но что вы сами в себе делаете?

Принцесса задумалась, вспоминая, как здесь оказалась.

– Вероятно, ищу мальчика с именем самого большого нотного интервала.

– Сначала вы искали сияющие вершины, – напомнил Оксфорд. – А теперь мальчика?

– Это одно и то же, – ей не хотелось обсуждать свою любовь с картинкой из энциклопедии. – И вся эта чащоба во мне?

– Выросла от ваших бдений на книжной горе, – растягивая слова, ответил тукан. – Кое-что, правда, не прижилось из-за бессердечности, – клюнул торчащую из земли дубину.

– И куда же тут идти?

– Прямо – итальянцы Эпохи Возрождения, направо – французские романтики, за ними – английские, налево – немецкие алхимики-чернокнижники, – он вспорхнул в воздух. – Жаль, вы ещё не можете подняться над собой! Окружающий ландшафт предстал бы узорчатым полотном, где непроходимые философские кущи соседствуют с садами, вскормленными поэзией и рыцарским романом, – повёл лекцию совершенно в университетском духе. – Там повсюду озерца простых и прозрачных откровений, а по их берегам устроились городки поселенцев…

– Поселенцев? – она задрала подбородок.

– Или гостей, как вам угодно. Ваше сердце кажется им более гостеприимным, чем родные новеллы и баллады. Вы же в башне столько слёз пролили над их судьбами!

Унция решила идти направо.

– Кстати, – сказал тукан сверху, – вон и один из них.

Юноша при шпаге скакал, петляя между деревьев. Заметив даму, он натянул поводья и осадил скакуна.

– Пардон, мадемуазель, – всадник говорил с сильным лангедокским прононсом. – Что делает барышня одна в такой глуши?

– Глуши? – слова гостя задели принцессу, но ей, правда, ещё предстояло в себе разобраться.

Кавалер снял берет:

– Увы, сударыня, я уже несколько лет ищу здесь дорогу. Но, если вам нужна помощь, знайте, – вперился в неё ястребиным взором, – для истинного гаско-о…

Унция, наконец, узнала собеседника, и радужное сияние, отразившись от лица с подкрученными усиками, вернулось к хозяйке.

– …О-о-онца, – сонно пробормотал гость и, сжимая берет в отставленной руке, упал к её ногам.

– Да, – Оксфорд тоже сел на землю, – в родных местах вы легко можете влиять на чужую, даже гениальную фантазию!

Принцесса проверила пульс у будущего маршала Франции, лежащего в обмороке, и направилась к его коню. Но через пару лье скакун гасконца растаял в воздухе, направляясь в Менг, как и было написано в бессмертном романе.

– Животные, в отличие от людей, проявляют больше верности создателю, – пояснил тукан. – И это, заметьте, не от недостатка ума.

– А вот вы, почему пошли со мной, а не остались на рисунке? – поинтересовалась она.

– Из признательности, ваше высочество. Ведь, из всей многотомной энциклопедии меня вы запомнили лучше других.

Тукан полетел вперёд, показывая путь.

– Там за лесом будет посёлок имени Эдмона Ростана, – сказал со смыслом. – Вы бы уговорили Сирано де Бержерака не красть у себя счастье, пойти к Роксане и, пока не поздно, признаться ей в любви.

Унция последовала совету.

Оттуда, уже на собственной лошади, она добралась до городка, населённого детьми Уильяма Шекспира, где разъяснила темнокожему правителю Кипра, какой негодяй этот Яго, и как в квартире Кассио оказался платок Дездемоны.

Отправляясь дальше уже в карете и роскошном платье, подаренном белокурой красавицей, принцесса радовалась за влюбленных, живших теперь душа в душу.

В свежескошенном поле им встретились весёлые крестьяне, которые отнеслись к путешественникам радушно, накормили, напоили и, усадив отдохнуть в душистой скирде, поинтересовались, куда они держат путь.

– К сияющим вершинам, – Унция хранила при себе имя милого друга. – Правда, где они, я и сама не знаю.

Убедившись, что перед ними хозяйка всех этих цветущих окрестностей, крестьяне очень удивились.

– Это же ваши земли, госпожа, и вы не знаете, куда идёте! – воскликнули все. – А вы уверены, что это сердце, вообще, ваше?

– Да, – ответила она. – Но в нём нет ни запада, ни востока.

– Чистая правда, – седой пейзан снял шляпу. – Я ещё ни разу не видел, чтобы здесь садилось солнце!

Тут принцессу осенило, и она огляделась по сторонам, отмечая, что в одном месте горизонт выглядит несколько светлее.

Ехали они долго, а потом снова шли пешком, потому что из леса выскочили клошары в масках и вытолкали пассажирку из её ландо. А что делать, если душа настолько гостеприимная, что готова пригреть даже отпетых негодяев!

В конце концов, Унция оказалась перед лесом, над зубчатой кромкой которого полоскалось прозрачное сияние. Свет шёл откуда-то из глубины чащи, – отблески играли на стволах, пробиваясь сквозь листву.

Деревья и кусты сами расступались, давая дорогу, и она вышла к тихому лесному озеру, край которого пропадал в пепельно-жемчужной дымке.

Поверхность воды была неподвижной и гладкой, как зеркало, и принцесса, уже забывшая своё отражение, села на корточки. Но озеро, забирая её черты, отказывалось их возвращать. Только радужные искры, вспыхивая в глубине, поднимались со дна и змейками убегали в сторону тумана.

Она подумала, что второе имя вступило в полную силу, и зачерпнула воды. Та оказалась солоноватой, с лёгким привкусом тайны, и стало ясно, что перед ней – озеро её тайных слёз, набравшееся за время испытаний.

Огоньки вспыхивали тут и там, словно играя на гранях невидимого кристалла. Озеро манило и звало, и Унция вошла в него и поплыла прямо в подаренном Дездемоной платье.