Кира в стране дирижаблей

– Твой отец?

– Отец? – Влад чуть не расхохотался. – Да все его предки женили своих дочерей на сыновьях! Да девиз этой семьи «Чистота крови»! Как по мне, больше бы подошло «Инцест is the best»! Было бы в рифму!

– Не говори так! – она толкнула его в грудь. Но толкнула неуверенно, покорно, скорее ощущая свою слабость перед ним, нежели показывая силу. – Все это мерзко…

Теперь Кира чувствовала себя грязной. Вставшее солнце обнажило ее порок, пристыдило ее. Сладкий дурман ночи, когда все кажется возможным расползался в простоте и неукротимости бытия. Неуклюжая реальность. Но Кира ничего не могла с собой поделать. Разве она виновата, что любит брата вот так? Кто вообще решает, кого нам любить? Да и вину надо ведь испытывать перед кем-то, а здесь никого нет, кроме них. Это их секрет, их маленький мир, шанс быть счастливыми. Они уже перешагнули грань, сдерживаться надо было раньше… Теперь уже поздно… Они отдались друг другу, и этого не изменить. И сейчас можно потребовать тысячу обещаний от себя, что это не повториться, но оба они знали, что в следующую ночь он снова придет к ней. А если сдержится, и останется в своей спальне, то придет она. Обсуждать это больше не было смысла.

– Влад, – Кира сменила тему. – Мне нужна помощь.

– В чем?

– В расследовании. Я люблю тебя, и поэтому скажу тебе все прямо: мне кажется, что Эрика убили. И Мари тоже. И убили не случайно, а потому что они свидетели того, что дирижабль, на котором мы летели, потерпел крушение из-за ошибки в навигации. Его не сбивали, как думает… – она запнулась, но договорила, – твой отец.

Влад молчал. Кира видела смятение на его лице и понимала: она просит практически невозможное.

– Послушай, я не думаю, что он пытался меня обмануть, когда говорил, что «Мирный» сбили… Наверняка он просто заблуждается… Ведь такое может быть? Я вот надеюсь на это, – она начала оправдывать отца перед сыном, понимая, что никакие слова сейчас уже не прозвучат правдоподобно.

– И что же ты хочешь? – растерянно произнес он. Теперь его лицо не выражало никаких эмоций.

– Я хочу убедиться, что я ошибаюсь. Просто если твой отец прав… начнется война. Ты же знаешь это. И если есть хотя бы маленький шанс избежать этого, надо попробовать!

– Я… он же мой отец…

– Послушай! Я не пытаюсь вас поссорить! Не пытаюсь настроить тебя против него! Он ведь и мой дядя, мой родственник! Мы одна семья! Но ведь он может заблуждаться!

– Поговори с ним напрямую, раз так думаешь.

– Нет, – Кира даже села на кровати от возбуждения. – Он не станет меня слушать, если я не приведу аргументы. Я хочу поискать доказательства. Не получится – значит он прав. Но попытаться надо.

– Почему?

– Ради мира, Влад! Слишком дорого стоит такая ошибка!

Он сомневался и молчал.

– Влад, – Кира взяла его за руку. – Я люблю тебя.

Она посмотрела в его глубокие карие глаза. Под глазами зияли болезненные мешки, взгляд был уставший, но по-прежнему родной.

– Я. Люблю. Тебя, – повторила она. – Прошу тебя. Помоги мне.

– Хорошо. – согласился Влад. – Я помогу тебе. Но знай, что ты очень много просишь.

Часть вторая

Железные облака

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя…

Валерий Брюсов

26

Чай, заваренный в бокалах из-под шампанского, отдающий игристым, кружащим голову привкусом, выпитый на черепичной крыше поместья… – то утро, после их первой ночи вместе, запомнилось Кире этим чаем на крыше.

Трехэтажная вершина мира. Для влюбленных больше не существовало Гималаев и не было никаких Альп, только эта крыша. Она – пик всего. Мир – пирамида, и Кира с Владом стояли на самом ее кончике.

И выше остаются лишь облака, которые летят так быстро-быстро, что Кире кажется – Земля вращается внутри своей атмосферы, а они – белые исполины зависли в недвижимом в воздухе спокойные и непоколебимые. Вращаются люди и события на земле, а небо стоит на месте.

Свежий ветер вперемешку с параллелями солнечных лучей пронизывал черный лоскут мятого платья и путался в волосах, заплетая колтуны. Этот ветер и разгонял планету, задувая под крону деревьев, как под паруса, и благодаря стволам-мачтам, упершимся в грунт вековыми корнями, исполины вращали нашу планету, меняя даты и времена года… Ветер вращал планету для Киры и Влада, ускоряя дни и замедляя ночи, чтобы те тянулись целую бесконечность, и потом, утром сонные и довольные влюбленные клевали носами, как птенцы перепелов. Почти не гуляя, ловя на себе осторожные взгляды слуг и Однабокова, копошась в ворохе заспинных перешептываний, Кира и Влад, получив то, о чем мечтали, дорвавшись до своего счастья, прятались по углам огромного дома, боясь растерять свою любовь за пределами помещений.

Они находили себя в темных закутках и каморках со швабрами, во внутреннем дворе среди елей, в машине Влада и на крыше. Они любили друг друга на глазах изумленных и обескураженных портретов чопорных родственников, чьи души, блаженствуя в раю, смутились бы от увиденного.

Расследование, о котором мечтала Кира, затерялось в лабиринте коридоров замка, там же, где затерялась и сама Кира. Пробраться в кабинет Дракулы и разузнать хоть какую-то информацию о крушении оказалось непростой задачей. Не только потому, что граф запирал свой кабинет, а верные слуги бдели по ночам и следили за каждым лишним шагом Киры и Влада, почтенно пропуская мимо глаз и ушей только лишь их переглядывания и робкие касания, которые влюбленные были не в силах контролировать, но и потому, что сама Кира с каждым днем все более запутывалась в своих желаниях.

Ей хотелось найти правду, но Влада ей хотелось больше. Животные потребности, (если чувство, вознесшее их обоих до облаков, можно назвать «животной потребностью») были первичны. И только насытившись этим чувством сполна, утопив свою страсть в ее удовлетворении, Кира начала вспоминать, что именно она хотела сделать.

И хотя дядя был ее родственником, в Новой Англии ее ждал отец. Нельзя было допустить, чтобы границы, в конечном счете, раскололи их семью, особенно сейчас, когда она впервые так полно и ясно полюбила. Особенно сейчас, когда ее собственная семья впервые в жизни стала цельной и счастливой.

27

Август. Тридцатое. Послезавтра ее первый день в институте «Газетоведения». Последние дни лета догорали, как листва на петербургских бульварах – едва тронутая желтизной, но уже увядающая и пожухлая, отжившая свою маленькую жизнь.

Клок облака облокачивался на крышу небоскреба. Шпиль Имперской Государственной Постройки пронзал небо, нанизывая кучерявые тучи на иглу. Кремль стоял белокаменный, но мрачный. На башнях восседали двуглавые орлы, разгоняя вечерние сумерки. Трубы заводов по окраинам города возносили к небу столбы дыма, и Кире казалось, что облака производятся на заводах и фабриках. И это было бы лучше, чем производить булавки, канцелярские скрепки, презервативы и термосы, потому что нет ничего величественней и прекрасней белых исполинов, заслоняющих своими тучными, окрашенными багрянцем, телами, дарящая тепло, а значит и жизнь, солнце.

Кира с Владом вышли из телетеатра «Родина». Перед учебой Влад повел сестру смотреть кино, и теперь жалел об этом.

– …Я тебе говорю, – не унималась Кира. – Они специально показывают военные фильмы. Настраивают общество. Они промывают мозги, чтобы люди готовились к новой войне! Это подтверждает мою догадку о скором нападении!

– Ты преувеличиваешь. Это всего лишь один фильм, – Влад не хотел спорить, он чувствовал, что еще немного, и они поссорятся.

– Да ты видел репертуар, там все фильмы такие: «Небесный ангел», «Крыло победы» и этот еще… документальный с военной хроникой…

– А как же «Женаты будем»? – парировал он.

– Ну да. И одна дурацкая комедия. Специально, чтобы отуплять оставшихся людей. Масс-культура, сделанная из масс говна! – Кира не на шутку завелась.

– Ну и выражения, mon cher[7 - Моя дорогая (фр.)]…

Надо дотерпеть до машины, думал он: «Просто иди и не спорь». Но остановится бывает трудно, и Влад выпалил:

– Да просто это кинокефальный телетеатр!

– Что значит «кинокефальный»? – не поняла Кира.

– То есть принадлежащий кинокефалам… – устало произнес Влад.

– Все равно не понимаю, – ее запал сменился заинтересованностью.