Кира в стране дирижаблей

– А, – апатично произнесла Кира.

Ей это ни о чем не говорило. Вопросы веры ее особо не занимали. И то, что этот старец – верховный епископ церкви, к которой она не принадлежала, не значило ничего. Но присутствие его здесь говорило о том, что все пороки и грехи, которые Кира неожиданно для себя осознала секунду назад, происходят с согласия этого человека. И раз этих грехов так много, левославный Бог должно быть либо очень милостив, либо причастен к ним. Вся эта гниль и пошлость – не иначе как с одобрения патриарха и при его участии.

– Ваш дядюшка столько сделал для нашей церкви. Вы знали, что он спонсировал строительство Храма на Крови? – патриарху Гавриилу, не подозревавшему, о мыслях Киры, явно хотелось поговорить.

«Почему именно со мной? – думала Кира, – как будто у него тут больше нет знакомых…»

– А что это вы читаете?

Кира вцепилась побелевшими пальцами в «Сахарный кремль» Владимира Сорокина, который взяла накануне бала из домашней библиотеки, как только закончила «Аду».

– Крайне не рекомендую, не рекомендую, – увидев название, которое Кира не успела заслонить ладонью, Гавриил насупил густые брови. Брови сошлись на переносице, от чего он сам стал похож на старого разгневанного бога.

– Приходите как-нибудь в наш храм. Вам будет полезно! – священник чуть смягчил тон, но полностью убрать осуждение из голоса у него не получилось. Скорее всего, издержка его профессии заключалась в том, что этот наставительно-поучительный бас навсегда засел в голосовых связках священника.

«Да что же ему нужно…!» – пронеслось в голове у девушки. Тут же она поняла, что говорит только он, а она не отвечает, и успевает только думать, а на деле же до сих пор молчит. В сущности, так же односторонне общаются и с Богом, только в обратную сторону. Ты что-то говоришь, но тебе не отвечают.

– Она обязательно приедет! – раздалось за ее спиной. Кира увидела Однабокова, который в эту минуту показался ей то ли спасательным кругом, то ли рыцарем. Хотя для рыцаря от был староват, а для круга одушевлен. – Это же ваша вера породила выражение «ходить на лево»? – съязвил он, делая глоток шампанского.

– Кира, вас ищет ваш брат, – сказал писатель, и девушка поняла, что никто ее не ищет, просто писатель по совместительству еще и спасатель.

– А это вы…, – выдавил из себя патриарх. – Рад встречи.

Однабоков было уже развернулся, увлекая Киру за собой, но услышав это приветствие, похожее скорее на перчатку, брошенную в лицо, нежели на слова, вновь обернулся к Гавриилу:

– Странен тот бог, который нуждается в доказательствах, которому нужны храмы и пожертвования… Или может он так беден, что постоянно требует жертв от своих прихожан… А, святой отец? Вы так неистово кричите о существовании бога, что он почти исчез, – не дав обескураженному патриарху что-либо возразить, Однабоков, направляя Киру за плечи, увел прочь от бородатого старика.

Теперь они стояли вдвоем возле стены, как две барышни на первом в жизни балу, которые хотят танцевать, но стесняются и потому прячутся в тени и презрительно смотрят ненавидящими взглядами на веселящуюся толпу. Кира представляла именно такую картину. В пансионате, где она училась в последние годы, были и новогодние балы, и праздники по окончанию учебного года, капустники, вечеринки. Только все это она не любила. Что представлял Однабоков, она не знала. Наверное, в его молодости вечеринок не было.

Кира смотрела на книгу в своих руках.

– Вот и Влад меня предостерег. Сказал: «Не бери с собой книгу, это светская встреча. Будешь выглядеть глупо».

– А по-моему, человек с книгой в руках не может выглядеть глупо. Он выглядит приятно и доброжелательно. И с ним всегда можно поговорить…, – подбодрил ее Однабоков.

Кто-то встал рядом с ними, чтобы налить себе белое «Мерсо», бутылка которого стояла на круглом столике. Кира подняла глаза и увидела Дмитрия Крысилев.

Как бы прочитав ее мысли, Однабоков, дождавшись, когда «журналист №1 всея Россссии» отойдет, продолжил собственную мысль:

– …Хотя говорить хочется не со всеми, – он проводил взглядом Крысилева. – Думаю, сегодня ночью этот дом – самый опасный в Россссии. Не хватает только самого императора. Для полного, так сказать, комплекта.

– Что вы имеете в виду?

– Кто знает, какие интриги сейчас витают в этом зале… И вы, к слову, тоже их часть… – он весьма неоднозначно поднял брови.

– Каким образом?

Однабоков замолчал. К его явному неудовольствию, нужно было поздороваться с капитаном Смертиным, пришедшим в сопровождении тучной дамы, которая, насколько ему было известно, не являлась женой капитана.

– Ну… – Однакобоков снова повернулся к Кире. – Это лишь предположение, но насколько я знаю графа…

– Что?

– Россссии было бы выгодно, если бы началась новая война. И уже долгие годы наша страна к этой войне готовится, хотя и не афиширует этого. Однако за доказательствами ходить далеко не надо, достаточно включить любой канал телевизора. И война начнется, стоит вам подтвердить, что дирижабль «Мирный» действительно сбили…

– Но…

– А насколько я знаю, – Однабоков не дал договорить, он торопился, поняв, что выбрал неудачное время для такого разговора. Оставалось надеяться, что ушастые стены, не слышат их из-за музыки.

– Именно граф в первую вашу встречу настаивал на том, что вас сбили.

– Но я же сама так и сказала!

– Сами? Или он хотел, чтобы вы думали, что сделали это сами?

– Но я же видела самолет!

– Как я и сказал, это всего лишь предположение…

– Но мы были с дядей вдвоем! Вы не могли слышать наш разговор!

– Да, но я ведь тоже часть тех интриг, которые здесь происходят. Увы, но вся моя жизнь прошла, как светский раут. И наверное, я в этом не виноват. Те, кто рождается в знатных семьях, не выбирают себе судьбу. Может это мое оправдание или попытка хоть сейчас, когда мне пошел шестой десяток, хоть что-то изменить… То, что я аристократ, не означает, что я должен прожить подлую жизнь… впрочем, вы заметили, в старости люди становятся чересчур болтливы…? не берите в голову то, что я тут наговорил, лучше посмотрите какие замечательные тарталетки!

24

Кира сидела у себя в комнате с выключенным светом. Внизу слышалась музыка и голоса веселящихся гостей. Если у военного парада – последнего светского мероприятия, на котором она присутствовала, – был хотя бы какой-то смысл, пускай даже он был отвратителен, ибо бесцельное громыхание оружием и чествование армии, на ее взгляд, выглядели глупо, ведь есть множество замечательных и достойных занятий, лишенных при этом милитаризированного идиотизма, будь то стрельба в тире или бокс, или любые другие спортивные соревнования, скачки, экстремальные путешествия, или стратегические игры вроде шахмат, тем не менее, и в военном параде была своя, глупая, но все же, интенция, сегодня же все просто ели и напивались. Это бессмысленно. Просто движение тел в пространстве – судорожное сокращение мышц, именуемое танцами.

Кира думала о том, что если Однабоков прав, и «Мирный» действительно упал из-за ошибки в навигации, или по причине того, что капитан не справился с управлением, или еще почему-то не связанному с политикой, то она – чуть ли не единственная свидетельница этого. Но ведь был самолет! Она видела его! Но что, если самолет не сбивал дирижабль, а пытался помочь и скорректировать курс? Зачем Дракуле война? Какая от войны может быть польза?

Осталось всего лишь девять свидетелей крушения. Нет, семь. Мари и Эрик мертвы… Что если их убили? Ведь состояние Эрика было не смертельным. Но кто-то не хотел, чтобы информация, которой он владел просочилась. Дракула? Смертин? Крысилев, который так восхвалял боевую мощь росссийских военно-воздушных сил? Казалось, все они хотят войны, готовятся к войне, ждут ее начала и будут только рады, если росссийские дирижабли возьмут курс на запад.

Всеобщее воодушевление и патриотический подъем, который Кира видела на параде доказывал то, что эта страна живет мыслью о войне. Или даже не так. Она живет от войны до войны. Это как бег на короткую дистанцию. А после народ упивается победой или льет слезы по погибшим и готовится к мести. Это национальная идея, называемая смутным словом «патриотизм». На самом деле под этим словом таятся боевые головки воздушных торпед и абордажные сабли.

Границы государства, политика, патриотизм, Родина – эти слова ничего не значат, поскольку называют какие-то абстрактные понятия. Называют то, что выдумано и существует только в сознании. Только смерть-то и настоящая. Именно поэтому нельзя убивать даже за свою страну. Смерть отвратительна.

Но если это правда, и Кира свидетель несчастного случая, который Дракула-старший так умело и ловко хочет преподнести как незаконное нападение на пассажирский дирижабль, значит ли это, что ей грозит опасность?

Видимо нет, граф Дракула считает, что она, искренняя в своем неведение, встанет на него сторону как участник тех событий. Она – настоящий свидетель крушения, а значит ее слова прозвучат убедительно. Она нужна ему. Искренне произнесенные слова маленькой девочки потерпевшей крушение будут весомым аргументом необходимым, чтобы убедить императора. И все это отношение к ней, возможность жить в его доме, подарки и поступление в университет, директором, которого дядя, к слову, и является, – все это попытка купить Киру или просто отвлечь от реальных проблем. И тогда, именно из-за ее слов и начнется война с НАЭТО.

Теперь понятно, почему разбирательство по такому важному делу, как крушение дирижабля тянется больше месяца. Наверняка, Дракула ищет улики и уничтожает их, убивает свидетелей. А в это время журналисты по всем радиопередачам готовят население к войне.

Ведутся ли переговоры с западом? А что, если в Европии вообще ни о чем не подозревают? Американская Федерация… Новая Англия… отец… Если начнется война, они с отцом окажутся по разные стороны от линии фронта.

Наверное, думала Кира, россссийские послы сейчас как раз оттягивают время для удачного нападения. Нет, они не обвиняют запад в том, что те сбили «Мирный». Если бы они обвиняли, то НАЭТО начало бы тоже готовиться к войне, а Россссии это не нужно.

Единственное, чего не понимала Кира, это зачем графу Дракуле война? Зачем она лично ему? Да, всегда есть те, кто наживается на войне. Но он – министр информации. Какая ему выгода? Или он просто исполняет приказ?

Слишком много вопросов.