Абортарий

Телевизор со старающимися порно-актерами был беззвучен и завешен полотенцем. Вместо него играла ненавязчивая музыка, от которой тянуло зевать.

– Давай быстро, – проворчал отец, – домой охота.

– Если тебе в тягость, можем просто пообщаться, – мягко проговорила девушка.

– Я не общаться сюда пришел, – сгрубил отец и уселся на кровать, – и говорить нам совершенно не о чем. Так что раздевайся, да поживей.

Я, еще совсем робкий паренек, сел на свой личный стульчик, оставленный возле двери. Мое рабочее, созерцательное место. Раньше было в обиходе такое высказывание, мол, «не знаю, я свечу им не держал». Оно подразумевало, что человек не собирает постельных сплетен, не в курсе интимных подробностей, не был очевидцем измены, бурного секса или, наоборот, позорного и немощного совокупления.

Так вот, я был именно тем, кто держал свечу.

***

Девушка спокойно подошла к столику, налила во второй бокал вина. Предложила папе.

– Зачем так делать? – огрызнулся нервно отец. – Ты же знаешь, мне нельзя.

– Тебе нужно расслабиться. Вино настолько чистое, что его можно вместо воды пить. От одного бокальчика точно не умрешь, – и тут выразительно глянула на меня. – Пусть это будет нашим маленьким секретом.

Папа молча схватил бокал и быстро осушил.

– Пойло как пойло.

Девушка тут же налила второй.

– А теперь попробуй не залпом, а понемножку, – посоветовала, – насладись вкусом.

– Споить меня хочешь?

– А что, похоже? – улыбнулась с лукавинкой. – Хочу, чтоб ты расслабился. И почувствовал себя мужчиной, а не загнанным зверем.

Папа неопределенно хмыкнул, что-то изменилось в его лице. Вино исподволь начинало действовать. Он взял бокал, отпивал по глоточку, будто боялся, что червяка проглотит.

Вскоре они уже тихонько шушукались и хихикали. Девушка расположилась рядом, по-дружески, словно собеседник, не уваливаясь ему на ноги, как обычно это делали распаленные выдры, и не сидела за километр – как дрожащая, готовая нагадить от страха лань.

Когда мне это надоело, я стал ерзать на стуле как можно громче и демонстративней. Девушка прошептала что-то папе на ухо. Папа засмеялся. Она встала перед ним и попросила раздеть ее, неспешно и нежно. Папа справился на отлично – пуговка за пуговкой, медленно снял одежду. Под юбкой обнаружились чулки на застежках.

Чулки на застежках – это оружие массового поражения, туши.

***

Если сравнивать, сколько времени заняло снятие одежды с девушки, и сколько времени затем занял секс – это то же самое, что представить, будто кого-то из вас бросили на растерзание стае пираний, а кого-то отдали на съедение толпе беззубых моллюсков.

Секс, в котором участвовал мой папа, изначально не мог быть долгим. Я даже вижу в этом некоторую рациональность. Единственному самцу нельзя тратить много энергии, совокупление при сложившихся обстоятельствах становится сугубо биологическим процессом, без излишеств и всяких оттяжек.

Но, как официально назначенный держатель свечи, с полной ответственностью заявляю – в тот вечер папа старался как мог.

***

Когда все закончилось, собственно, не успев и начаться, девушка и виду не подала. Скромно прикрылась простыней. И лежала, обняв папу и блаженно улыбаясь.

– Спасибо, – прошептала, что я едва расслышал.

– А почему ты не поднимаешь таз? – удивился папа.

– Пусть тебя это не беспокоит, – мягко заверила, – просто отдохни.

Они лежали и долго беседовали. Я сидел в стороне, бесшумный и дышащий через раз.

– Когда женщине хочется поболтать, – говорила между тем девушка, мягким грудным голосом. – Не стоит ей в этом отказывать. Не стоит показывать, что тебе только и надо было, что подергаться на ней и свалить.

– А если дела? – замялся папа.

– Дела? – засмеялась. – Да все мужские дела и сводятся к тому, чтобы заполучить нас в постель.

Она рассказала, как важна для женщины толика внимания. Не относиться к ней, как к гайке для болта, а видеть в ней живое существо – вот что не помешало бы любому мужику. При любых раскладах.

Девушка взглянула на меня. Улыбнулась.

– На вас возложена большая ответственность. Я не только про то, что вы обязаны обеспечить наличие на Земле мужчин. Но ответственность за то, чтобы не обидеть женщину. А с ней и весь женский мир. Поймите, ведь главная ваша цель теперь непосредственно связана с сексом, а значит – с женщиной. Вполне возможно, что мы коварные и жестокие, но еще больше мы – хрупкие и ранимые. Может быть, именно поэтому нам и приходится быть коварными. Потому что нам очень легко сделать больно. Порою мы сами, когда обижаем, делаем это не со зла, а ради самозащиты. Порою мы сами не знаем, как вести себя в той или иной ситуации. А вы сразу приписываете это к подлому замыслу заарканить и поработить.

Я слушал ее и почему-то впитывал каждую фразу. Мне казалось – в подобный момент не может быть лжи и кривляния.

Она снова повернула ко мне лицо и хихикнула, уловив мой серьезный взгляд.

– Какой ты хорошенький, хоть и ребенок совсем, – приподнялась, прикрывая грудь простыней. – Да не смущайся ты так! Подойди ближе – я тебя поцелую.

– Что – туда?

– Нет, дуралей! Пока что просто в щечку.

И я покорно дал себя поцеловать.

***

Почему я вспомнил тот эпизод?

Мне кажется, он во многом повлиял на папу. Последующие посещения номеров папа сравнивал с тем вечером. Оставившим в его памяти неизгладимый след.

Потом, когда мы вернулись в особняк, просматривали на диване передачу о животных, папа вдруг тяжело вздохнул и произнес:

– Знаешь, если б не вся эта кутерьма с дефицитом спермы – я бы женился.

***

И еще. После того вечера папа пристрастился к алкоголю.

***