Тяга к свершениям: книга четвертая

Марина обладала миниатюрной комплекцией: она была невысокого, даже для девушки, роста и очень стройная. Руки ее, на вид очень хрупкие и утонченные, казалось, можно было легко поломать при неловком обращении, что вселяло в мужчин трепет от одного только взгляда на нее. При всем при этом Марина не выглядела болезненно худой, как это часто бывает, когда толщина конечностей не соответствуют прочим пропорциям тела и кожа обтягивает кости, предательски подчеркивая все угловатости и выступы скелета вызывая вместо трепета некоторый страх и даже неприязнь. Напротив, все в ней идеально соответствовало друг другу, но в несколько уменьшенных, чем у большинства женщин, пропорциях и это сильно молодило ее, создавая эффект совсем еще юной девушки. К Марине ни при каких обстоятельствах невозможно было применить слово женщина – за всю свою жизнь она ни разу не услышала такого обращения. Ее мраморно-белая кожа была ровной и нежной; волосы, не густые, но длинные, бережно ложились прямыми прядями на плечи и грудь, интригующе скрывая стройную шейку. Лицо ее было идеальным во всех отношениях: несколько продолговатое, оно оканчивалось снизу маленьким аккуратным подбородком, а сверху закруглялось абсолютно ровным лбом; небольшой носик имел прямую спинку и изящно заострялся на кончике; губы ее были тонкие и четко очерченные, а брови описывали правильную дугу над огромными бездонными глазами серого цвета, обрамленными пышными густыми ресницами.

Но главный секрет невероятной привлекательности Марины заключался не в ее очаровательной внешности, а в исключительном внутреннем мире. Третий ребенок, появившийся в семье, Марина стала первым, дожившим до своего следующего дня рождения. Оба малыша, родившихся до нее, умерли в младенчестве, и довольно уже взрослые родители, как никто ясно осознавшие всю хрупкость их счастья, радовались и наслаждались каждым днем жизни маленькой Марины. Ее очень любил отец: для него не было большего счастья, чем кувыркаться лежа на полу, прыгать и играть с дочкой под ее оглушительный и озорной хохот. Он обожал дарить Марине что-нибудь вкусненькое, заплетал ей волосы, раз в два месяца покупал новое платье и не разрешал супруге ходить с ней в детский сад пешком, а непременно сам на машине отвозил и забирал ее. Но еще больше заботилась о Марине мама: остро ощущая малейшие душевные переживания ребенка, она просто холила и лелеяла свою «дочу».

Первые годы жизни Марина росла в атмосфере абсолютного спокойствия. Мама ее имела характер на удивление мягкий и бесконфликтный, да и отец семейства по своей натуре являлся человеком уравновешенным, не стремился установить в семье диктатуру и подчинить домочадцев своей воле. Можно было пересчитать по пальцам те дни, когда родители повышали голос, и никогда Марина не слышала в свой адрес плохого слова. В их семье царил покой и безмятежность, но жизнь за порогом родного дома оказалась намного более суровой.

Пойдя в школу, Марина, не знавшая никогда ни грубостей, ни какого-либо насилия, столкнулась с такими проявлениями жестокости, по сравнению с которыми меркли самые жуткие ее детские кошмары. Происходившее в школе выходило далеко за рамки узких представлений Марины о нормах общения между людьми. В начальных классах она попала под руководство очень строгой и требовательной учительницы, которая не гнушалась, в случае если плохо был выучен урок, пристыдить ребенка, возвысив голос или даже обозвав его как-нибудь при всем классе. В отношении некоторых нерадивых учеников, воспитанных родителями по принципу подчинения силой и привыкших все делать дома из-под палки, такое обращение, возможно, было единственным способом повлиять на их успеваемость и поведение. Но проблема была в том, что учительница Марины использовала эти меры в отношении абсолютно всех своих подопечных, совершенно не чувствуя детей, да и не желая их чувствовать. Она, будучи человеком сугубо практического и рационального склада ума, не видела необходимости в том, чтобы изменять воздействие в зависимости от субъекта, а выстроила свою систему воспитания на уровне самого несносного ребенка, справедливо полагая, что эта система способна стать универсальной. Она даже ставила себе в заслугу, что преподавала «для всех одинаково», очень гордилась этим и всегда старалась подчеркнуть. Но пуля, оцарапавшая слона, белку разорвет. То, чему иной ребенок, выросший в более приближенной к реальной жизни семейной обстановке даже и не придал бы значения, Марина воспринимала чрезвычайно болезненно. Если учительница просто повышала на нее голос она, не привыкшая к ругани даже в домашней атмосфере, в классе под пристальным вниманием десятков одноклассников готова была просто провалиться сквозь землю. Чувственная и ранимая, Марина испытывала сильнейшие душевные переживания в эти моменты, и первое время ходила в школу как в какую-то агрессивную чужеродную среду, связанную у нее исключительно с негативными эмоциями.

Возвращаясь домой после окончания уроков, Марина с нетерпением ждала с работы маму, которая очень внимательно и чутко относилась к переживаниям дочери, всегда была готова понять ее. Вечером мама садилась на диван, а Марина, устроившись рядышком, клала свою головку к ней на колени, и та, поглаживая и перебирая волосы, жалела и успокаивала дочку. В эти моменты она с ничуть не меньшей болью ощущала в своей душе все переживания Марины, и полностью разделяла их, стараясь по возможности уменьшить ее страдания.

Подавляющее большинство родителей не могут спокойно наблюдать за обидами своих чад, и сломя голову летят им на помощь, коверкая детское мировоззрение и создавая несамостоятельных капризных баловней. Мама же Марины напротив из-за своего очень мягкого и неконфликтного характера и не рассматривала вариант поговорить с учительницей, попросить ее быть поделикатней с ранимым ребенком. Не помогая дочери прямым своим вмешательством в отношения с учителем она, тем не менее, видела, что дочке необходимо найти подход к требовательному преподавателю. Она определила проблему в недостаточном прилежании Марины и объяснила, что если та будет лучше выполнять все задания и слушаться на уроках, то и агрессии со стороны преподавателя тоже не будет. Эти советы матери Марина начала активно использовать, и действительно, выполнение всех требований учителя очень скоро привело к тому, что та почти перестала ее ругать и подвергать таким мучительным для нее наказаниям. Это с детства выработало у Марины такие качества, как усердие и дисциплину. Она с почти патологическим старанием относилась к любому делу, в котором чувствовала хоть каплю своей ответственности.

В более старшем возрасте между ребятами в классе Марины резко усилилась борьба за лидерство в группе и, как это всегда бывает, сразу же появились жертвы этой борьбы. При очередном медицинском обследовании у одного ученика обнаружили вшей; в результате халатной неосторожности учителей эта информация стала общеизвестной, и одноклассники объявили мальчику настоящую травлю. Он был совершенно один, с ним абсолютно никто не общался, и среди учеников было строго оговорено, что любого, кто дотронется до него, ждет та же участь. Марина с ужасом смотрела, как каждый день совершенно безо всякой причины над бесхарактерным мальчуганом издевались его одноклассники. Мальчишки могли раскидать его учебники по школьному двору, а в портфель насыпать мусор или земли из цветочного горшка, могли выкинуть в туалет его обувь, обзывали и конечно били, всегда пинками, чтобы не дай бог не прикоснуться к нему рукой. Марине было очень больно наблюдать это; она пропускала через себя все его мучения и унижения, но не видела возможности поддержать изгоя, выразить ему свое сочувствие. Мысль о том, что она проявлением симпатии к нему может спровоцировать подобное отношение к себе, никогда не покидала Марину. Становясь подчас невольной свидетельницей издевательств над мальчиком, она боялась даже того, что он, заметив ее сочувствующий взгляд, может подойти к ней, и поэтому отворачивала голову каждый раз, когда была хоть малейшая возможность, что он посмотрит в ее сторону. Учась в такой атмосфере, воочию наблюдая до какой степени может доходить жестокость людей по отношении друг к другу, и, вместе с тем, понимая что она ни при каких обстоятельствах не сможет вынести подобных издевательств, Марина начала искать способы обезопасить себя от возможной агрессии окружающих, и очень скоро ее пытливый детский ум вывел формулу бесконфликтного общения, лучше которой не придумало еще человечество. Марина на уровне подсознания усвоила, что исключить конфликты она может, выстраивая свое взаимодействие с другими людьми таким образом, чтобы никого никогда не обижать. Она приспособилась по нескольку раз примерять каждое свое слово, каждое действие на себя и, являясь по своей натуре невероятно ранимой и восприимчивой, очень точно определяла, когда могла задеть окружающих. Чуткость, внимательность и отзывчивость к другим людям Марина развила в себе до совершенства, до такой степени, что за все двадцать пять лет ее жизни не было ни одного человека, которого бы она хоть как-то обидела или задела. Но вместе с тем страх перед любым даже самым незначительным конфликтом и стремление всячески избегать столкновений привели к тому, что Марина стала просто не способна на какие-нибудь решительные действия, оказалась совершенно не в состоянии отстаивать свои интересы в окружающем эгоистичном мире.

Зайдя в комнату и увидев, что Роман уже лежит под одеялом, приготовившись ко сну, Марина села рядом с ним, заложив под себя ноги и поставив между коленями бутылочку с жидкостью. Бутылочка была наполнена каким-то косметическим средством, которым она каждый вечер перед сном делала себе компрессы для лица. Марина открыла флакон, и комнату наполнил стойкий едкий и очень неприятный запах, похожий на ядовитую смесь серы и промышленного растворителя. Она смочила один тампон этим зловонным средством и приложила к лицу.

– Ну, рассказывай, – обратилась к мужу Марина.

– Что рассказывать? – вопросительно посмотрел на нее Роман. Когда по комнате начал распространяться отвратный запах косметического средства Марины, который у нормального человека способен был вышибить слезу, на его лице не дрогнуло ни одной мышцы, и это полное отсутствие какой-либо реакции являло собой превосходный пример всемогущества привычки – прямого следствия поразительной адаптивности и гибкости человеческого существа.

– В сильную вы сегодня аварию попали? – уточнила свой вопрос Марина.

– А-а-а! Артем человека сбил! – сенсационно произнес Роман.

– Человека сбил?! – взволнованно переспросила у него Марина. – А за столом ничего не сказал… И сильно?

– Да нет. Насколько я понял у него только с ногой что-то. Наверное, перелом.

– А как так получилось?

– Вообще по дурацки. Мужик прямо под колеса выскочил.

– В смысле? Специально бросился что ли?

– Наверное, дорогу хотел перебежать…, – пожал плечами Роман. – Артем разговаривал с врачами скорой помощи; говорит, что он пьяный в дупель был.

– И что Артему теперь будет?

– Не знаю. Вообще даже посадить могут, но это вряд ли. Мы ничего не нарушили, ехали, как положено. Мужик просто прыгнул под колеса – там ничего нельзя было сделать. Я почти уверен, что Артему ничего не будет, – сказал Роман и замолчал, но буквально через секунду вдруг оживился. – Но вот уж кто сегодня выдал, так это дядя Паша!

– Это точно, – согласилась с ним Марина. – Сколько о нем вестей не было? Полгода?

– Где-то так. Просто объявился, как ни в чем не бывал. Вот тоже дает! У него же все было: деньги, хороший бизнес, уважение. Угораздило же его связаться с этой женщиной – залез в какие-то сумасшедшие долги…

– Так он с долгами-то рассчитался?

– Не-е-ет. Там еще неизвестно что у Тамары Сергеевны происходит. Ее до сих пор кредиторы достают.

– А по закону она обязана по этим долгам расплачиваться?

– Конечно нет. Они уже были разведены, когда дядя Паша эти деньги занимал. Но ей все равно не по себе. Там говорят, каких-то бандитов начали подключать. Так что дядя Паша не только от полиции сейчас скрывается… Ты знаешь, – обратился Роман к супруге, – он сегодня совершенно не походил на человека, который только недавно потерял все, что имел. Веселый такой был, разговорчивый. Я смотрел на него, и у меня даже мысль закралась – может и не все так плохо, как мы считаем?

– Да это он, наверное, просто виду не показывает, – сказала Марина серьезно. – Ты заметил, как он изменился с того раза, когда мы к ним последний раз ездили. Так сильно похудел. И зубы эти… Я когда в первый раз увидела, мне прямо даже не по себе стало… Одет совсем не по погоде: курточка такая легкая, туфли летние, старые.

– Да, я тоже обратил внимание, – коротко произнес Роман.

– Я только не поняла – в этой сумке что, все его вещи были?

– Скорее всего.

– Я думаю, дяде Паше сейчас очень-очень тяжело, – с грустью сказала Марина после небольшой паузы. – Жалко, что у него все так получилось. Настолько приветливый, добрый, гостеприимный человек – я таких людей еще не встречала. Мы все могли жить у них месяцами человек по десять сразу, и никогда я не замечала в нем даже намека на то, что он устал или что гости ему надоели. Наоборот, стол обязательно ломился от еды; всегда что-то придумывал, организовывал: то на озеро купаться, то на рыбалку, то за грибами… А помнишь нашу свадьбу? Как он вместе с тамадой ее вел и, по-моему, у него даже лучше получалось.

– Это точно. Если день рождения или свадьба у кого-то, то его всегда в первую очередь звали. И не только потому, что за праздничное настроение тогда можно было не беспокоиться – он еще и подарки всегда самые хорошие дарил, никогда не скупился.

В голосе Романа чувствовалась гордость за родного дядю, который для него был настоящим авторитетом: успешный предприниматель, уважаемый и известный в своем районе, да и просто жизнерадостный, энергичный человек. Даже на отца он ровнялся в меньшей степени; он уважал отца и всегда его слушал, но походить стремился именно на дядю Пашу.

– Интересно, он действительно собирается магазинчик открывать? – спросила у супруга Марина.

– Наверное, раз так серьезно это с Максимом обсуждал.

– А тот-то как загорелся от предложения дяди Паши. Он видит, что вы с Артемом решили своим делом заняться, и завидует вам что ли?

– Завидует, – согласно кивнул Роман. – Я это заметил, когда Максиму еще месяца два назад про наши совместные с Артемом планы рассказал. Он как-будто даже расстроился, когда узнал… Знаешь, а здорово бы было, если бы у них все получилось. Это дядю Пашу очень поддержит, да и Максим может наконец-то найдет для себя занятия, а то уже, сколько лет ничем не занимается.

– Было бы здорово, – отстраненно повторила его слова Марина. Она закончила делать компрессы на лицо и, плотно закрыв бутылочку с жидкостью, убрала ее вместе с ватными тампонами на пол возле дивана. – Вы с Артемом уже завтра едите? – вдруг, как-бы, между прочим, поинтересовалась она у мужа.

– Да. Мы на пару дней – даже соскучиться не успеешь.

– Слушай, я тут подумала… К концу года я защищаю диплом, после чего смогу наконец-то начать поиск новой работы, – начала Марина быстро и торопливо, как будто опасаясь не успеть высказать того, что запланировала. Говорила она, не смотря на мужа, опустив глаза и разглядывая что-то на своей ночной рубашке. – У меня есть неплохой опыт, да и Алина уже выросла – с сентября пойдет в школу, что для работодателя тоже большой плюс. Думаю, что мне удастся подыскать какой-нибудь хороший вариант… А еще я прикинула стоимость жилья и если мы сейчас разменяем с родителями квартиру то, добавив наши сбережения, сможем купить сразу трехкомнатную или, например, двухкомнатную с машиной. Ты же всегда так хотел машину купить!

На последней своей фразе Марина подняла, наконец, глаза и посмотрела на Романа. Ее взгляд был преисполнен надеждой, которая тут же сменилась на горечь разочарования, когда она увидела хмурое лицо мужа.

– Но если мы сейчас потратим на квартиру все мои сбережения, то я просто похороню свою мечту, – произнес Роман и в недоумении уставился на Марину. Во всей ее речи он не видел даже малейшего предмета для обсуждения и решительно не мог понять, зачем она опять затеяла этот разговор. – Я мечтаю о чем-то большем, чувствую в себе скрытый потенциал и уверен, что смогу реализовать его. Если я не использую эту возможность, то потом всю жизнь буду жалеть и, понимая это, не могу сейчас отказаться от своей цели!

– Мне очень тяжело жить вместе с родителями, – с болью в душе произнесла Марина. В отчаянной попытке достучаться до мужа она сумела все-таки пересилить себя и сказать эти слова, но по горькому выражению ее лица было видно, что далось ей это с большим трудом. – Давай разменяем квартиру и купим собственное жилье. У нас будет свой дом, я работаю – чего еще желать? Я не заставляла тебя держаться за работу в министерстве. Не нравиться – правильно сделал что ушел, и я тебя всегда поддержу в этом смысле. Ищи свое призвание хоть полгода, хоть год, я тебя не тороплю, но давай только определимся хотя бы с жильем.

– Марина, я же действую не бездумно. Я все рассчитал, на сто раз взвесил и готов к самому худшему варианту… Послушай, – несколько смягчился Роман, – если мы привезем товар, и он не будет пользоваться спросом, всегда есть возможность продать его по себестоимости и вернуть большую часть денег. Но даже если я потеряю абсолютно всё (что почти невероятно), я обещаю тебе, что устроюсь тогда на работу и мы первым делом разменяем квартиру с родителями – на однокомнатную или даже полуторку денег у нас хватит в любом случае… Но ты даже не думай, этого не будет! Доверься мне – я не подведу.

– Я верю, – улыбнувшись, сказала Марина и легла рядом с мужем, поверх одеяла.

Внешне она полностью согласилась с супругом, но внутри ее обуревало сильнейшее беспокойство и тревога. Они лежали молча еще несколько секунд, пока, наконец, Марина не прервала молчание.

– У меня что-то боли в животе усилились, – сказала она.

– А ты таблетки принимала, которые тебе прописали?

– Да, но они все меньше и меньше мне помогают. В последние разы боль даже стала резкой, как раньше, хотя таблетки также пью.

Подобные боли начались у Марины еще в институте. Тогда врачи сказали, что это связано с определенными физиологическими особенностями ее организма, что боли эти могут периодически повторяться, и порекомендовали в таком случае применять определенные болеутоляющие препараты.