Тяга к свершениям: книга четвертая

– Да.

– Там же, секретарем?

– Да.

– Слушай, Леня, ты мне денег не займешь? Тысяч пять… на месяц, – все также не смотря на брата, быстро поинтересовался Павел Федорович, сделав это без какой либо паузы, как-бы между прочим.

Обратившись со своей просьбой, внешне Павел Федорович сохранял прежний веселый настрой и жизнерадостную интонацию в голосе, но в душе он испытывал чувство глубокой вины. Это чувство происходило из того факта, что он уже должен был брату крупную сумму денег, которую давно еще занимал у него, да так до сих пор и не отдал. И хотя Павел Федорович ни на секунду даже не задумывался о старом долге, также как не задумывался он о том, каким образом будет отдавать все свои долги и сможет ли вообще вернуть когда-нибудь (единственное, что занимало его в этот момент, было то, что у него совсем нет денег, что не мешало бы их где-нибудь найти и что их можно сейчас попросить у брата), внутренне он понимал, что не имеет морального права на свою просьбу, и оттого несознательно постарался сделать ее как можно менее заметной, неочевидной.

И действительно серьезное обращение брата оказалась настолько хорошо запрятано в общем ворохе следующих один за другим самых обыденных житейских вопросов, что Леонид Федорович даже не сразу услышал его; когда же понял о чем речь – озадаченно нахмурился, с силой закусив фильтр сигареты.

– Нет, Паша. Боюсь, что в этот раз я тебе помочь не смогу, – досадливо и кротко посмотрев на брата, ответил Леонид Федорович после паузы, всем своим видом как бы извиняясь за свой отказ.

Однако к его удивлению Павел Федорович не только не расстроился, но и вообще, казалось, не придал его словам какого-либо значения. Получив отрицательный ответ, он тут же сменил тему разговора и, будто бы никой просьбы не было вовсе, с еще более оживленным и жизнерадостным лицом вновь обратился к брату:

– Как у тебя на даче дела обстоят?

– На даче? – машинально переспросил совсем сбитый с толку Леонид Федорович. Он ожидал неудобного и трудного объяснения; поняв же, что неловкая тема была вполне закрыта, даже несколько ободрился. – На даче все в порядке.

– Ты предбанник доделал уже?

– Да. Стол и лавки поставил; можно теперь прямо там пиво пить… А-а-а, ты не знаешь?! – загорелся Леонид Федорович. – Я же бассейн сделал! И душ!

– Бассейн?!

– Да-а-а!

– А как сделал?

– Заказал у знакомых мужиков с фабрики большой металлический бак, вкопал его в землю и покрыл эмалью. Кое-как уговорил Юлю растратиться на это дело, зато летом в бане париться стало одно удовольствие. Сейчас погода установится, и я думаю недели через две уже можно будет дачный сезон открывать. Так что готовься!

– А помнишь, как мы последний раз с тобой парились?! Чуть соседу поленницу не сожгли!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Леонид Федорович, на секунду даже забыв про ночное время суток. Все его чувства ожили в эти минуты: перед ним, впервые за много месяцев стоял человек, которого интересовала его жизнь, его увлечения; человек, с которым он пережил очень многое и который тоже хранил в памяти все эти моменты.

Леонид Федорович испытал сильнейшее, непреодолимое желание постоять и поговорить с Павлом Федоровичем еще хотя бы несколько минут. Он машинально достал из кармана пачку сигарет и предложил брату снова выкурить по одной. Тот согласился, и они еще с полчаса безостановочно общались, вспоминая пережитое и наперебой рассказывая друг другу разные истории, пока на лоджии Леонида Федоровича, выходившей на эту же сторону дома, не раздался скрип двери и в темноте не показались очертания женской фигуры.

– Леня, хватит шуметь; ночь на дворе, – тихо, но не шепотом, зазвучал голос Юлии Романовны. – Давай уже домой, соседей разбудите.

– Иду, иду, – откликнулся Леонид Федорович.

– Ладно, я пошел к Максиму, – тут же спохватился Павел Федорович, не желая становиться причиной разногласий брата с супругой. – Ну, пока.

– Пока, – сказал Леонид Федорович, пожимая Павлу Федоровичу руку и смотря при этом ему прямо в глаза. Он чувствовал, знал, как тяжело сейчас приходиться брату, и всем своим видом хотел дать понять, что искренне рад его приезду, но сказать об этом прямо не мог. Ему было неловко за свою сентиментальность даже перед самим собой, не говоря уже о том, чтобы открыть чувства младшему брату. Они попрощались, и Леонид Федорович пошел назад домой.

Дверь в квартиру осталась приоткрытой, и он аккуратно зашел внутрь. На кухне Марина домывала посуду; в зале тоже все было убрано, и даже стол стоял уже на своем обычном месте – в углу слева. Юлия Романовна сидела, как и прежде, в кресле напротив входа, Роман на диване. Леонид Федорович пошел и сел на свободное второе кресло.

– А где Алина? – поинтересовался он.

– Спять уже пошла, – ответил Роман.

В зал прошла Марина и устроилась на диване рядом с мужем.

– Денег просил занять? – прямо обратилась к мужу Юлия Романовна.

– Да-а-а, – протянул Леонид Федорович, махнув рукой и показывая интонацией своего голоса, что не хотел бы развивать эту тему.

– А прежний долг когда обещал вернуть?

Леонид Федорович молчал.

– Что, даже и не вспомнил? – с презрительной насмешкой посмотрела на мужа Юлия Романовна. – И ты ему ничего не сказал?

– Юля, ну что ты? – умоляюще сощурился Леонид Федорович.

– Хватает же людям наглости, – спокойно и значительно заключила Юлия Романовна, уже не смотря на мужа.

– О каком прежнем долге вы говорите? – спросил Роман, который, также как и Марина, сидел сейчас в некотором недоумении, совсем не понимая, о чем идет речь.

– Хэ-х, – ухмыльнулась Юлия Романовна. – Он же не только миллионы под расписки брал, а еще почти у всех родственников успел назанимать.

– И много у вас занял?

– Пятьдесят тысяч. Считай – потеряли деньги, – с сожалением произнесла Юлия Романовна. Она сохраняла в этот момент поразительную сдержанность лишь потому, что сама являлась первой сторонницей идеи занять Павлу Федоровичу деньги; делала это неоднократно и всегда под хороший процент.

– Неудачно так все у дяди Паши сложилось, – сказал Роман. – Я, помню, ребенком очень любил жить у них целыми месяцами. Для меня лучше места не было: весь день на свежем воздухе, столько всего интересного. Мы что только не придумывали и главное – никто нас не контролировал; уехав из N-ска, мы получали там настоящую свободу. Когда я уже в университете учился, то часто работал у него летом… Жаль, конечно, дядю Пашу – он всегда всем помогал.

– Жаль? – негодующе повторила Юлия Романовна. – Сам виноват. Это же надо было умудриться – все потерять! Такой дом огромный имел, бизнес раскрученный. Как можно было столько денег назанимать?

– Да назанимать-то ладно, – сказал Леонид Федорович. – Куда он дел все эти миллионы?

– Тамара Сергеевна же говорила, что он вроде их все любовнице отдавал, – припомнил Роман.

– Скорее всего, так оно и есть, – сказала Юлия Романовна. – Облапошила она его, и уехала… Жил бы с Тамарой и все было бы нормально. Нет же, приключений ему захотелось. Все вы такие – кажется вам, будто где-то лучше будет и вас прямо с распростертыми объятиями ждут, не дождутся, – сентенциозно произнесла она, взглянув на поникшего супруга. – И торговлю тоже не смог вести: Тамара ушла и бизнес развалился. Только разглагольствовать и умеет. Болтун! Сейчас еще и Максима куда-нибудь втянет! Нагородил ему всякой ерунды, и тот загорелся.

– Да, Максим точно загорелся, – согласился с женой Леонид Федорович. – Как бы не вышло чего… Устроился бы Паша лучше на нормальную работу. Да нет же, не привык работать. Всю жизнь прожил не напрягаясь, и думал, так всегда будет.

Все замолчали не некоторое время.

– Ладно… Спать идем? – закругляя беседу, обратился к супруге Леонид Федорович.

– Пойдем.

Юлия Романовна и Леонид Федорович удалились к себе; Марина тоже вышла, чтобы помыться перед сном. Оставшись один, Роман принялся раскладывать диван (который, несмотря на свой изрядно потрепанный внешний вид был довольно практичной конструкции и в разложенном состоянии мог спокойно вместить троих взрослых человек), а закончив, принес из комнаты, где спала Алина, постельные принадлежности. Пока он расстилал постель в голове у него нескончаемым потоком, цепляясь одна за другую, проносились мысли, которые возникали под впечатлением от этого насыщенного событиями дня и закручивали в его душе настоящий водоворот самых разных эмоциональных переживаний. Роман чувствовал, что при всем желании не сможет сейчас заснуть и, устроившись под одеялом полулежа, подложив под спину подушку, стал дожидаться Марину.

V

Через несколько минут в зал вошла Марина. На ней была одета ночная рубашка светло-сиреневого цвета длиною чуть выше колен, сшитая из легкого, почти шелкового материала; в руках она держала бутылочку с какой-то прозрачной жидкостью и несколько ватных тампонов. Роман посмотрел на супругу и не мог не улыбнуться в умилении.