Семьи: книга третья

– Ну все, давайте, – заглянув в мангал и убедившись, что углей было в достаточном количестве, сказал Ринат. – Я прямо сейчас за шашлык берусь.

– Когда подходить-то? – спросил Завязин, находясь с Любой уже у самой ограды.

– Через час, – крикнул им вслед Ринат.

Глава IX

Залив, где отдыхали друзья, находился на крупнейшем водохранилище N-ской области, которое все без исключения жители почтительно называли не иначе как «море». Некогда на его месте была только бурная и полноводная река, но после строительства гидроэлектростанции вода выше по течению сильно поднялась, разлившись на многие километры во все стороны и создав нечто наподобие озера. Местность вокруг реки была неровная, холмистая, и по берегу новообразованного «моря» возникло бесчисленное множество заливов самого разного типа. Тот же, на который приехали друзья, был одним из наиболее известных и популярных среди отдыхающих, во-первых, благодаря великолепному пляжу с приятным мелким песком, а во-вторых, по причине неглубокого пологого дна, позволявшего воде быстро прогреваться, так что купаться здесь можно было уже с первых дней лета.

Пройдя от ограды метров двадцать по поросшему багульником берегу, Люба и Завязин оказались у крутого отвесного спуска в два человеческих роста высотой. Приблизившись к самому его краю, любовники, не сговариваясь и не переглядываясь, а будто чувствуя настроение друг друга, остановились лицом к заливу и стали наслаждаться развернувшимся их взору видом.

Внизу от самого обрыва начинался пляж. Обычно он был небольшой, но в эту весну случился слабый паводок, да к тому же на гидроэлектростанции уже несколько недель интенсивно срабатывали воду, и сейчас «море» отошло метров на семьдесят, оголив широкую желтую полосу мелкого речного песка. В полукилометре правее песчаная коса залива оканчивалась поросшим рогозом и камышом мелководьем, а на другом берегу, прямо напротив того места, где находилась турбаза, можно было видеть автомобили, палатки и костры отдыхающих дикарями туристов. Погода была спокойная, безветренная, и ничем не тревожимая свинцовая гладь залива, как в зеркале, отражала все вокруг. По темнеющему синему небу были развеяны облака, местами белые и плотные, местами совсем прозрачные, своею воздушной неровностью походя на растянутую в волокна вату. С одной стороны облака были окрашены оранжево-красным цветом, который имел тем насыщенней оттенок, чем ближе они находились к клонящемуся за горизонт солнцу.

– Закат какой красный, – сказала Люба, глядя на солнце, вокруг которого все буквально пылало ярко-алым светом. – Значит, завтра будет тепло… Ах! Смотри, лошади! – толкнув под локоть Завязина, восторженно воскликнула она и тут же импульсивно обернулась назад, в сторону домика, желая позвать Рината с Наташей, чтобы те тоже посмотрели на великолепное зрелище, но друзья сидели далеко, закрытые беседкой, ее не видели, и она вновь развернулась к заливу.

С правой стороны по берегу двигался рысцой табун в пятнадцать или двадцать лошадей. Без седел и сбруй, без наездников они гордо мчались вдоль линии воды, не поднимая пыли, а только вырывая и подбрасывая сильными ногами комья влажного песка. Завязину и Любе казалось с места, что по мере приближения лошади движутся все быстрее, и особенно быстро с шумом пронеслись перед ними, начав удаляться, направляемые отрывистыми криками скачущего следом погонщика на красивой серой в белых яблоках кобыле.

Когда табун скрылся за обрывом у края залива, любовники еще некоторое время задумчиво смотрели ему вслед, а после тоже отправились на берег. Спуск находился неподалеку и представлял собой выбитые прямо в земле короткие и высокие, в полметра, ступеньки, без какого-либо ограждения или перил, которые и для Завязина-то заключали определенную опасность, не говоря уже о Любе в ее положении, с большим животом и неуклюжими неповоротливыми движениями. Несколько минут понадобилось им, чтобы спуститься к пляжу, а приблизившись к воде, пара направились вдоль залива по изрытому копытами песку в сторону заходящего солнца.

– Почему ты не спрашиваешь, как я в больницу сходила? – одной рукой держа Завязина, а второй бережно поглаживая круглый живот, с легким укором в голосе спросила Люба.

– Да, кстати, – вымолвил он, вспомнив, что любовница на неделе должна была пройти очередное обследование. – Что сказали?

– Все хорошо… – обронила Люба и замолчала, но, так и не дождавшись больше никаких вопросов, добавила: – Определили пол ребенка.

– Да ты что?! – обратился к ней Завязин. Лицо его озарилось радостью, но какой-то кроткой, настороженной, а в загоревшихся глазах мелькнула тревога. Надежда и опасения вдруг разом овладели им: всей душой жаждал он одного известия и в то же самое время внутренне стал готовить себя безо всякого видимого сожаления принять другое. – Ну и кто же?

– Это мальчик, – зная чаяния избранника, в волнительном предвкушении посмотрела на него Люба.

– Мальчик?! – воскликнул Завязин. Вся его внутренняя борьба пропала, и чистая радость вырвалась наружу; та радость, которую он секунду назад бессознательно пытался сдержать, чтобы она не померкла в случае нежеланного известия и не выдала его разочарования. – Сын!

– Да, сын!

– Сын! – повторил Завязин и, обняв огромными ладонями маленькое лицо Любы, крепко поцеловал ее в пухлые губки.

Влюбленные снова взялись за руки и двинулись дальше по берегу. В умиленной задумчивости неподвижным взглядом смотря на вечернее зарево, Завязин пытался свыкнуться с внезапно обрушившимся на него радостным известием.

– А точно мальчик? – вдруг встревожившись, спросил он.

– Без сомнения, – улыбнувшись беспокойству возлюбленного, боявшегося поверить своему счастью, тепло ответила ему Люба. – Сказали еще, что срок невозможно определить точно.

– И что это значит? – опять насторожился Завязин.

– Возможно, я даже на восьмом месяце, а если так, то роды могут произойти уже в июле.

Завязин напряг лоб и отвел взгляд в сторону.

– Нужно переезжать, Глеб, – остановившись и развернувшись лицом к любовнику, твердо сказала Люба. – В самое ближайшее время.

– Давай подождем до июля, – с мольбой в голосе произнес Завязин, внутренне весь сжавшись в предчувствии протеста возлюбленной.

– Чего ждать?! – громко обратилась к нему Люба. – Я тебе говорю, что, возможно, через месяц уже рожу. Посмотри, у нас же ничего не готово. Нет ни кроватки, ни коляски. Ничего. И денег нет! Зачем за лишний месяц аренды платить?

– Как ты можешь говорить мне про деньги?! – усмотрев упрек в последних словах любовницы, тоже возвысил голос Завязин. – Я оплачиваю твою квартиру, полностью обеспечиваю тебя. Я отдаю тебе большую часть своей зарплаты. Ты не можешь упрекать меня деньгами!.. Да и какая острая необходимость переезжать сейчас, на последних месяцах беременности? Это не самая лучшая затея.

– Как раз сейчас-то и нужно переезжать! А вот когда родится малыш, тогда это действительно сложно будет сделать.

– Что сложного-то? – возразил Завязин, теперь уже вовсе не задумываясь над ходом своих рассуждений, а лишь парируя доводы любовницы. – Сел на машину да переехал из одной квартиры в другую.

– Ты что такое говоришь?! – выпалила Люба, в недоумении уставившись на него. – Если после роддома везти ребенка на съемную квартиру, хоть только на несколько дней, значит, там должна быть уже и кроватка, и вещи. Ты предлагаешь потом это все снова разбирать, перевозить? С младенцем на руках?! Переезжать нужно до родов!

– Пусть до родов, – смешался Завязин. – Я говорю только, давай подождем до июля. Один месяц.

– Чего ждать? – сказала Люба, из последних сил стараясь сдержать подкатившие эмоции, приведшие мышцы ее раскрасневшегося лица в судорожное движение. – Скажи мне, чего ждать?

– Сейчас не время.

– Не время?! Да оттягивать дальше уже попросту невозможно! Посмотри, я скоро должна родить!!! – озвучив эти слова, Люба вновь со всей очевидностью осознала свое положение: лицо ее скривилось от боли, и слезы острой обиды выступили на глазах.

Завязину защемило сердце. Он наклонился, чтобы обнять ее, но она резко отстранилась назад.

– А что, если произойдут преждевременные роды? – скрепившись, чтобы не заплакать, обратилась к нему Люба.

– Врачи сказали, что могут быть преждевременные роды?

– При чем тут врачи?! Это может произойти при любой беременности! Ты понимаешь, что у меня могут начаться роды, а я в это время буду одна?! Одна!!! – устремила она на любовника пылающий яростной злобой взгляд.

«Почему одна? Ты можешь всегда позвонить мне, и я тут же приеду», – хотел было ответить Завязин, но, посмотрев в глаза любовнице, не посмел и только потупил взор.

– Ты понимаешь, что это опасно для ребенка? – с трудом вернув себе самообладание, сказала Люба. – Это сын, Глеб. Твой сын! И он может появиться на свет уже в следующем месяце. Чего же ты ждешь?!

– …Ты права, – склонив голову, вымолвил Завязин. – Я поговорю с женой.

– Завтра же. Ты сделаешь это завтра же!

– Да… Завтра я все объясню ей.

Всматриваясь в виновато-нахмуренное лицо Завязина, взгляд которого был уперт куда-то вниз и в сторону, Люба пыталась заставить себя поверить столько раз уже слышанным ею обещаниям.

Вдруг со стороны обрыва, за который уходила песчаная полоса пляжа всего в нескольких десятках метров левее стоявших на берегу любовников, послышался топот, после чего раздался резкий отрывистый мужской выкрик и выскакали две лошади: серая кобыла с погонщиком в седле, который, маша кнутом и крича во все горло, гнал перед собой галопом пегого жеребца. Увидев, что животные несутся в их сторону, Завязин прильнул к Любе и, бережно обняв ее, почти полностью закрыл своей могучей фигурой. Сотрясая землю мощным вселяющим трепет топотом, лошади пронеслись в считаных метрах от них.

Продолжая держать любовницу в объятиях, Завязин посмотрел на нее: ее лицо находилось совсем близко, всего в нескольких сантиметрах от его.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да, – тихо выдохнула Люба, смотря на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, в которых вслед за уходящим страхом вспыхнуло не менее сильное страстное чувство – они буквально кричали желанием, чтобы он поцеловал сейчас ее.

– Идиот, – повернувшись вслед уже ускакавшим вдаль лошадям, выругался на погонщика Завязин и, взяв спутницу за руку, вновь двинулся с ней по направлению к закату.