Семьи: книга третья

– Поня-атно, – протянул мужчина, очевидно расстроившись отказу. – Ну, я пойду. Домой собираться буду, – помолчав немного, добавил он, направившись было к себе.

– Как на даче дела? – вдруг обратился к соседу Завязин, знавший, что тот в прошлом году взялся возводить на своем приусадебном участке дом, чем всегда и со всеми охотно делился.

На свою беду, мужчина принялся рассказывать о подвижках в затеянном им строительстве, начав беседу, которая растянулась на полчаса. В течение этого времени он то и дело предпринимал тактичные попытки прекратить разговор, но каждый раз его останавливал Завязин, задавая очередной вопрос или начиная рассказывать что-нибудь сам. Когда же вконец уморившийся сосед самым решительным образом дал понять, что ему уже нужно закругляться, мужчины вместе отправились по домам.

Всю дорогу Завязин пребывал в необычном для себя нервическом оживлении, безостановочно разговаривая со своим спутником, постоянно шутя и громко, даже как-то чересчур весело смеясь, а когда дошли до поворота, где должны были разойтись, предложил напоследок перекурить. Не имея возможности отказать, порядком утомившийся и уже не терпевший попасть домой мужчина еще пять минут принужден был спасать соседа по гаражу от самого себя, прежде чем ему удалось-таки ретироваться.

Только Завязин остался один, как невыносимые мысли вновь настигли его. Сунув руки в карманы брюк, он медленным нерешительным шагом двинулся к дому. На улице уже стемнело, прохожих было немного, и Завязин, полностью погрузившись в свои переживания, совсем перестал замечать что-либо вокруг, очнувшись только на лестничной площадке. Некоторое время стоял он недвижимый, пристально глядя на дверь квартиры, но, так и не решившись зайти домой, спустился на один пролет и, устроившись здесь, между этажами, закурил сигарету.

«Сегодня. Надо все разрешить сегодня. Сейчас», – в очередной раз повторил Завязин свое намерение, пытаясь убедить себя сделать то, от чего старательно бежал на протяжении шести месяцев. Но лишь проговорив про себя эти слова, почувствовал, как тревожные ощущения с новой силой всколыхнули ему душу, а сразу следом прежние хорошо знакомые мысли стали проявляться в сознании: мысли о том, что вполне можно еще подождать, что торопиться не только не стоит, но даже и нельзя. Однако если раньше Завязин, успокаиваясь этими мыслями, на них и останавливался, то сейчас они уже не способны были облегчить его душевные страдания: что-то продолжало беспокоить и мучить его, когда он приходил к подобным выводам. Это что-то было как никогда прежде отчетливое ощущение, что оттягивать далее объяснения уже попросту невозможно. Произошедший накануне разговор с Любой, ее неоспоримые доводы, известие о том, что она ждет мальчика, данное им твердое обещание – все это изнутри подталкивало Завязина к решительным действиям, и тогда он вновь возвращался к намерению сообщить все жене сегодня же. Так в размышлениях делал он круг за кругом, с каждым следующим витком все более осознавая необходимость наконец разрешить сложившуюся ситуацию, а чем яснее он это понимал, тем сильнее металось его нутро в бессознательном предчувствии того, какую ужасную незаслуженную боль должен он нанести супруге, до основания разрушив всю ее жизнь.

Выкуривая одну сигарету за другой, Завязин пришел уже в какое-то безудержное волнение. Руки его подрагивали, дыхание было тяжелым, лицо исказилось в гримасе страдания, взгляд лихорадочно перемещался по стенам подъезда, лестнице, окну. Мучительные мысли заколдованным кругом вертелись в его голове, не давая ни малейшего шанса на успокоение, а чувство безысходного отчаяния словно тисками сдавило грудь.

Долго стоял Завязин в подъезде, перестав сознавать, где находится, и совсем потеряв счет времени. «Придется, – наконец твердо сказал он себе. – Надо все разрешить сейчас». Затушив очередной окурок, он закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул и направился к двери. Лицо его преисполнилось решимостью, но во взгляде по-прежнему оставался один лишь испуг: душа его билась в неуемном страхе перед тем, что он намеревался сделать.

Глава XIII

Открыв дверь и быстро пройдя в квартиру, Завязин встал на месте как вкопанный. В коридоре его встретила Полина. Одета она была привычно, в свой домашний махровый халат и теплые высокие шерстяные носки, но, подняв взор на лицо жены, Завязин опешил. Что-то необычное было сейчас в ней, однако он не только не понимал, что именно, но и вовсе не осознавал изменений в облике супруги, ставших причиной его замешательства. Он не видел, что волосы Полины были тщательно расчесаны и уложены, ресницы и щеки слегка подкрашены, глаза же не излучали прежней сухости, скрывающей внутреннее страдание, а смотрели теперь на него как будто даже ласково. Ничего из этого Завязин не замечал, но явственно ощутил, как при одном только взгляде на жену душевное смятение, с таким трудом сдерживаемое им, вдруг вспыхнуло в груди с удвоенной силой.

Однако кроме внешности супруги имелось и еще кое-что необычное, что сразу зацепило его внимание. В комнату, примыкавшую к коридору, дверь, как всегда, была открыта, а люстра там погашена, но свет все равно горел – теплый мерцающий свет свечей, стоявших вместе с несколькими тарелками и бутылками на журнальном столике возле дивана.

– Привет, – сказала Полина.

– Привет, – потупив глаза, стыдливо и неуверенно проговорил Завязин, принявшись снимать с себя туфли.

– Ты что так задержался? – осторожно поинтересовалась у него супруга.

– В гараже с соседом заболтался… А это что? – не поднимая головы, махнул рукой в сторону комнаты Завязин.

– Так, просто. Решила ужин сделать.

– Ужин?

– Легкий. Креветки только. К пиву… Пиво японское купила, – чуть улыбнувшись, добавила Полина, зная особенное пристрастие мужа к этому напитку.

Услышав последние слова супруги, Завязин почувствовал, как что-то кольнуло в груди; дыхание у него сперло, а лицо скривилось в болезненном выражении.

– Пойдем кушать. Уже остыли, наверное, но холодные даже вкуснее, – не видя лица завозившегося с туфлями мужа, пригласила его Полина.

– Сейчас. Сначала что-нибудь существенное съем, – выпрямившись, пробубнил себе под нос Завязин.

Понурив голову, сжав и приподняв плечи, он неловким шагом устремился на кухню; проходя же в пустой дверной проем мимо стоявшей в коридоре Полины, как будто страшась приближаться к ней, бессознательно постарался протиснуться у самого края, но не рассчитал и громко зацепил плечом косяк.

В холодильнике Завязин нашел остатки приготовленного еще в среду борща и, разогрев его в микроволновке, уселся за стол. Склонившись над тарелкой, он с озадаченным видом принялся за еду, вяло, подолгу пережевывая каждую порцию, по ходу безостановочно размешивая ложкой суп и почти с отвращением смотря на плавающие в нем овощи. Лицо у него было сейчас совсем бледным, каким-то даже измученным, а мышцы на щеках и вокруг губ то и дело непроизвольно подергивались.

– Устал? – сев рядом, спросила у мужа Полина.

– Да, – с трудом проглотив очередную ложку супа, глухо, чуть слышно обронил Завязин. Внимание супруги, приготовленный для него ужин при свечах, ее заботливый голос, участливый вопрос до крайности взбудоражили запертые в его подсознании глубинные переживания. Брови его нахмурились, кожа вокруг глаз сморщилась; все его существо трепетало уже на грани абсолютного отчаяния, а нервы пришли в неистовое движение.

– Ты знаешь, что у Гатауллиных скоро будет ребенок?

Не сразу разобрав смысла сказанного, а выхватив лишь отдельные слова, Завязин, застыв с ложкой супа в воздухе, поднял на жену округлившиеся в паническом испуге глаза; но, поняв, что она имела в виду, вновь потупился в тарелку.

– Нет.

– Мне Вика вчера звонила. Она на втором месяце. Сама вот только на днях узнала…

– Что это? – вдруг прервал ее Завязин.

Повернув голову в направлении, куда указывал муж, Полина увидела, что одна пола ее халата свесилась с ноги, оголив стройное, украшенное черным сетчатым бельем колено.

– Это сюрприз, – смущенно, даже стыдливо сказала она, нагнувшись, чтобы поправить одежду.

– Какой сюрприз? – спросил Завязин, вытаращившись на супругу воспаленным взглядом, пугающе сильно проявившимся на его бледном лице.

– Пойдем уже креветок есть, – стесняясь смотреть на мужа, улыбнулась Полина. Щеки ее залились краской. Она подняла свесившуюся полу, но, когда запахивала халат, случайно еще больше оголила ногу.

Увидев резинки надетых на супруге чулок, прицепленные к ним подвязки, новое ажурное белье, Завязин вдруг весь скорчился, скривился, испытав почти физическое жжение в груди. С силой зажмурив глаза, он опустил лицо на упертые локтями в стол руки.

– Уйди, – мотая головой из стороны в сторону, тихо проговорил он.

– Что?

– Уйди, – скрежеща зубами, уже громче сказал Завязин и тут же повторил, начав лихорадочно сотрясать руками голову: – Уйди-и-и.

– Глеб, что с тобой? – встревоженно спросила Полина, дотронувшись пальцами до предплечья мужа.

– Уйди сейчас же! – резким движением оттолкнув руку жены и поворотившись к ней, прокричал Завязин.

Оторопев от внезапной реакции мужа, Полина растерянно уставилась на него: лицо его, еще минуту назад совершенно бледное, сейчас же бордово-красное, было до неузнаваемости перекошено в гневе.

– Уйди! – неистово проревел Завязин, тряся сжатыми в кулаках руками и смотря в испуганные глаза ничего не понимающей жены. – Пошла вон! Проститутка! Шлюха!!! Пошла вон!!! – уже в исступлении орал он, повинуясь целиком поглотившему его бессознательному желанию сильнее обидеть, оскорбить ее.

Опустив наполнившиеся слезами глаза и устремив на мужа скрытую на одном из век родинку, Полина вскочила со стула и выбежала к себе в комнату.

Опершись лбом на ладони, Завязин вонзил в кожу головы пальцы рук и с такой силой зажмурил веки, что яркие белые полосы замаячили перед глазами. Подбородок его напрягся, губы дрожали, а грудь лихорадочно сотрясалась резкими короткими и частыми прерывистыми выдохами; он жаждал слез, надеясь через них высвободить то, что разрывало ему сейчас душу на куски, но слез не было. И тогда он, до боли в челюсти сжав зубы, принялся с остервенением бить себя кулаками по голове.

Часть пятая

«Меня пленяет женщина-аристократка, ее тонкая улыбка, изысканные манеры и чувство собственного достоинства; воздвигая преграду между собою и людьми, она пробуждает все мое тщеславие, а это и есть наполовину любовь. Становясь предметом всеобщей зависти, мое блаженство приобретает для меня особую сладость. …На мое счастье, во Франции уже двадцать лет нет королевы, иначе я влюбился бы в королеву!», Оноре де Бальзак, «Шагреневая кожа»

Глава I

– Через полчаса спать, – сказала Кристина и, поняв по сморщившемуся в недовольстве лицу не отрывающегося от планшетного компьютера сына, что он услышал ее, вновь вернулась к скворчащим на плите котлетам. Помимо сковороды на печке стояли еще две большие кастрюли: одна с варившейся для пюре картошкой, другая с борщом – обе интенсивно бурлившие и испускающие вверх клубы пара, разносимого сквозняком из открытой настежь широкой, во все окно, фрамуги.

Как обычно, в пятницу вечером Кристина готовила еду на предстоящую неделю, чтобы не загружать варкой выходные, проходившие у нее всегда очень бурно и насыщенно. В эту же субботу она должна была идти на девичник, который устраивала Ольга по случаю своего возвращения из Санкт-Петербурга. Выложив на сковороду последнюю партию котлет, Кристина принялась раздумывать, чем можно было бы занять оставшийся вечер, но мысли ее прервал вызов на телефоне. Звонил Завязин, с ходу огорошивший ее вопросом, может ли он сейчас приехать, чтобы поговорить. Ответив всецелым своим согласием, Кристина сразу отправила сына спать, а после, погасив в комнатах свет и закрыв двери, в волнительном ожидании вернулась на кухню.

Звонок Завязина и его намерение заглянуть сейчас в гости очень обрадовали Кристину; не потому даже, что этот визит разбавлял ее вечер, а потому что она чувствовала – он собирается сказать ей что-то очень интересное. От Полины она в подробностях знала об изменениях, которые произошли в семейной жизни Завязиных за последние три недели. После того как попытка подруги устроить романтический вечер закончилась вспышкой гнева и унижениями со стороны супруга, тот почти перестал бывать дома. Часто он вообще не приходил ночевать, а если появлялся, то неизменно поздно вечером. Понять же, что с ним происходило, а тем более – что он намеревался делать дальше, не имелось никакой возможности, так как он вовсе прекратил общение с женой, да и сама Полина была не в состоянии разговаривать с ним. Столь резкое изменение в отношениях друзей, равно как и общая неясность ситуации, будоражило сознание Кристины, которая видела: что-то назревало и должно было разрешиться в самое ближайшее время. И сейчас, когда ей позвонил Завязин и хмельным голосом (так что явственно ощущалось даже по телефону) предложил поговорить, она в предвкушении чего-то сенсационного и невероятно интересного с нетерпением стала ждать его появления, распаляя себя в догадках, что же такое он хочет сообщить ей.