Семьи: книга третья

– Уже третьи выходные по гостиницам ночую… Ей двадцать два, Кристина! А мне сорок два. Она же мне рога ставить начнет, так что я скоро в двери проходить не буду!

– С чего ты взял?

– Все молодые такие… Сама посуди: через восемь лет ей будет тридцать, а мне уже стукнет пятьдесят.

– Брось, Глеб. Нормально все будет… – вновь принялась успокаивать его Кристина.

Жадно впитывая всецелое сочувствие и понимание подруги, Завязин еще в течение часа продолжал слезно сокрушаться на свою безрадостную участь, утешаясь собственными проблемами и страданиями, которые компенсировали его глубинное чувство вины перед супругой. Большая часть этих трудностей, переживаний, опасений рождалась у него буквально на ходу, но он тут же всецело проникался ими. Своими жалобами и сожалениями он бессознательно стремился оправдаться, убедить Кристину, а вместе с ней и себя, что нисколько не довольствуется сложившейся ситуацией. Измученная душа Завязина кричала, что он не виноват в случившемся: не он являлся причиной произошедшего, потому что все это не предвещало ему ничего хорошего, а наоборот – он такая же жертва обстоятельств, как и Полина. Упиваясь утешениями Кристины, которые лишь подтверждали справедливость его слов, он в бессознательном порыве усердно складывал с себя вину, желая получить от подруги еще больше ее успокоительного сострадания.

Чутко внимая выплеснувшимся на нее откровениям, Кристина старалась не прерывать Завязина, а только утешала и все больше слушала; когда же друг ушел, вернулась на кухню, где еще с полчаса сидела за столом, механически допивая оставшееся в бутылке вино. Расплывшись в открытой улыбке, она отрешенно перемещала по комнате широко распахнутые, блестевшие в ажиотаже глаза, заново по нескольку раз прокручивая в голове случившуюся только что беседу и размышляя над ситуацией. Разговор с Завязиным всколыхнул и взбудоражил в Кристине самые разнообразные чувства и мысли, но главенствующим среди них было то, как она на завтрашней вечеринке сообщит Полине свое ошеломительное известие. С ликованием раздумывала она о сенсации, которую произведет, в трепетном волнении предвкушая первые и оттого самые яркие эмоции подруги, свидетельницей которых ей случится стать.

Глава III

С утра в субботу сразу после завтрака Ольга засела делать с дочерью задания по математике. Данный предмет давался Саше с большим трудом, и сколь ни жалко было ей свои без того постоянно загруженные домашними хлопотами выходные дни, она твердо решила во время летних каникул каждую субботу выделять по два часа на занятия с дочкой, чтобы немного подтянуть ее знания. Но, как всегда бывает с благими намерениями, сразу же возникли неодолимые препятствия, грозившие сорвать ее начинания.

В первых числах июня Ольга уехала на две недели в отпуск в Санкт-Петербург к своей бывшей однокласснице, и об упражнении в математике на это время пришлось забыть. Просить Юрия позаниматься с дочерью у нее не возникало даже и мысли. Уезжая, она оставила ему только два поручения: кормить птицу и поливать цветы; и если за канарейку не особенно беспокоилась (за ней присматривала также и Саша), то в том, что супруг забудет про домашние растения, не сомневалась ни единой минуты. Перед отъездом она как следует полила их и намеревалась еще раз напомнить о своем поручении мужу по телефону, но совсем забыла и по возвращении нашла любимые цветы вконец зачахшими и пожелтевшими. Выражать же Юрию свое недовольство Ольга не стала: она была несказанно рада уже просто тому, что к ее приезду по квартире не валялись разбросанные вещи, а в мойке не было грязной посуды, так что и не думала возмущаться ни хиреющим растениям, ни скопившейся на мебели в самом неприличном количестве пыли, ни грязным, немытым во все эти две недели полам.

Работы на выходные Ольге предстояло с избытком. В половине комнат она успела убраться вчера вечером, сразу после работы, но оставались еще зал и кухня, а кроме того, нужно было почистить печку и клетку канарейки, сменить постельное белье, поставить стирать скопившуюся гору вещей, чтобы за воскресенье их перегладить. И все это следовало сделать до обеда, а затем успеть помыться, накраситься и собраться в клуб, потому как к пяти уже были приглашены подруги. Но, несмотря на кучу самых срочных дел, Ольга, обладая очень требовательной к себе совестливой натурой, решила не отказываться от своего намерения и один час посвятить-таки занятиям математикой с Сашей.

Окончив завтрак, Юрий поблагодарил жену и, не проявляя ни малейшего интереса к тому, чем до прихода гостей она и дочка собирались заниматься, сразу же направился в детскую. В силу удобного сменного графика имея в своем распоряжении почти в два раза больше свободного времени, чем Ольга, он, тем не менее, не утруждал себя вообще никакой работой по дому и лишь время от времени мыл посуду да готовил ужин – все остальное делала супруга. Убрав сейчас в раковину свою тарелку, Юрий не волновался, как она к обеду вновь окажется чистая в шкафу, но был убежден, что произойдет это всенепременно. Точно так же не задумывался он, почему в комоде его всегда ждала свежая, подшитая и выглаженная одежда, каким образом постельное белье обновлялось на кровати каждые две недели, мылись полы, чистилась ванна с туалетом, протирался его рабочий стол. Все это Ольга делала в его присутствии, на его глазах, но он не придавал этому вообще никакого значения, попросту не замечал, как гость на свадебном торжестве не придает значения и не замечает официантов, меняющих блюда и бутылки на столах, играющих на инструментах музыкантов, хлопоты тамады, организующего очередной конкурс, а лишь наслаждается угощениями, музыкой и развлечениями.

Юрий был гость, праздный пассажир на лодке, именуемой «семейная жизнь», весь вклад которого заключался в том, что он зарабатывал в полтора раза больше супруги, да еще в выполнении некоторых исключительно мужских обязанностей, вроде повесить на стену фотографию или поточить ножи. Такой порядок вещей окружал его на протяжении всей жизни. Когда Юрий был ребенком, домашними делами в их семье полностью заведовала мать, а уехав по окончании школы учиться в N-ск, он успел пожить самостоятельно всего чуть более двух лет (год из которых вместе с сестрой) и уже на третьем курсе женился, вверив все бытовые вопросы на попечение супруге. Ольга же, которой с самого раннего детства были привиты такие качества, как хозяйственность и аккуратность, не могла терпеть даже малейшего беспорядка в доме. С исключительной строгостью к себе как к хранительнице очага она содержала квартиру в идеальном состоянии, а обладая к тому же особенно чуткой, участливой душевной организацией, почти никогда не попрекала мужа отсутствием какой-либо помощи с его стороны. Юрию несказанно повезло с женой: он пребывал в постоянном комфорте и уюте, сам ничего не делая и не получая никаких укоров от супруги. Все происходило совершенно естественно и легко, но именно поэтому он даже не догадывался, каким подарком судьбы была для него Ольга.

Оказавшись в детской, Юрий закрыл дверь и принялся за работу над статьей, которую писал уже вторую неделю. Как обычно, дело двигалось с огромным трудом: он не мог толком сосредоточиться, и каждое следующее слово или фраза рождались с неимоверными усилиями. Кое-как за полчаса составив абзац в два предложения, он перечитал его и с разочарованием понял, что все было написано коряво, топорно, бессвязно; отредактировав же, приступил к обдумыванию следующей части статьи и вдруг особенно живо представил ее себе. Вся суть, порядок мыслей, а за ними и последовательность изложения проявились у него в сознании с такой глубиной и силой и в то же самое время безупречной ясностью и стройностью, что всколыхнули и взбудоражили все его существо. Толпившиеся в голове Юрия посторонние отвлеченные соображения в мгновение были вытеснены снизошедшим на него вдохновением: уставившись в экран, он принялся быстро, с азартом набирать на клавиатуре текст. По мере написания мысли стали раскручиваться, и он, уже не помня себя, еле успевал печатать то, что приходило в голову, силясь одновременно фиксировать рождавшиеся конкретные идеи, моменты и при этом не терять общего панорамного видения исследуемого вопроса, которое с поразительной ясностью развернулось сейчас перед ним, позволяя замечать и находить то, что можно было понять лишь с высоты этого состояния окрыленности, именуемого озарением. Одно за другим печатая предложения, делая по ходу только короткие паузы, чтобы подхватить дальнейшее развитие мысли, которое, не заставляя себя ждать, тут же приходило на ум, Юрий весь был поглощен процессом, когда из коридора послышались звуки шагов, дверь открылась и в комнату зашла дочка.

Быстро проследовав к шкафу, Саша стала копаться в полке со своими ученическими принадлежностями, а Юрий, развернувшись в кресле, пристально уставился на нее, порядком раздраженный тем, что дочь прервала его кипучую деятельность. Он всегда нервничал, когда домочадцы отрывали его от работы, если же это происходило в моменты особенного вдохновения, вроде того, который возник сейчас, реакция его была, как правило, чрезвычайно резкой.

– Да где эта линейка! – почувствовав, что раздраженный ее появлением отец напряженно наблюдает за ней, с досадой сказала вслух Саша, желая показать, что зашла по делу, и тем самым предварить зреющее в нем негодование. – Где-то же здесь была.

– Потому что бардак на полке устроила, вот и не можешь найти, – нервно заметил ей Юрий. – Если бы все лежало на своих местах, то ничего бы не терялось.

Под пристальным взором отца суетливо разбирая книги и тетрадки, вперемешку сваленные на полке, Саша наконец нашла линейку и тут же поспешила из комнаты.

– Сколько раз говорить, чтобы дверь плотно закрывали! – окрикнул дочку Юрий, увидев, что та второпях лишь прикрыла ее.

Не имея в своем распоряжении отдельного кабинета, Юрий работал в детской. В этой маленькой, в десять квадратных метров комнатке располагалась кровать Саши, шкаф со всеми ее вещами, игрушками и учебными принадлежностями и, помимо всего прочего, его стол. Нигде больше в квартире он не мог заниматься за компьютером: в их с Ольгой спальне не имелось, да и не могло поместиться стола, а в зале или на кухне работать было невозможно из-за постоянной суеты и ходьбы домочадцев. Только в комнате дочери он мог более-менее сосредоточиться, но и здесь остаться в полном уединении никак не получалось.

Закрыв за Сашей дверь, Юрий вернулся в кресло, желая продолжить работу, но, взглянув в монитор, с досадой понял, что прежний настрой сошел на нет. Пытаясь поймать утерянную нить размышлений, он неизменно возвращался мыслями к дочери, к творившемуся у нее на полках беспорядку, к тому, что невозможно работать в таких условиях, все более заводясь, нервничая и взорвавшись окончательно, когда спустя две минуты в комнату зашла Ольга.

– Что вы ходите туда-сюда?! – встретил он жену громким недовольным возгласом, лишь только та показалась в дверном проеме.

– Нам стирательная резинка нужна! – пылко парировала мужу Ольга.

– А что, Саша не могла сразу все взять?

– Я сказала ей принести линейку и резинку, но ты погнал ее, и она забыла… И вообще, займись с дочерью математикой. У меня времени совсем нет, а в пять уже девчонки придут.

– Хорошо. Через десять минут, – не имея моральной возможности отказать супруге, которая обращалась к нему за помощью с уроками лишь в самых исключительных случаях, недовольно проговорил Юрий, тут же развернувшись к компьютеру.

Придя в детскую с единственной целью взять резинку, Ольга и не собиралась просить мужа позаниматься с дочкой, сделав это непроизвольно, в ответ на его резкую недовольную реакцию; получив же немедленное согласие супруга, даже как-то растерялась. Ей вдруг стало совестно и за свое, как оказалось, несправедливое раздражение на Юрия, и за то, что она вынудила его оторваться от работы.

– Ничего не успеваю. Дома бардак, – отыскивая на полке резинку, осторожным ненавязчивым тоном продолжила Ольга под действием вдруг возникшего несознательного стремления оправдать свою просьбу к мужу. – Надо убраться до прихода гостей, покушать приготовить что-нибудь, да еще поставить вещи стир…

– Я же сказал – через десять минут! – на полуслове резко перебил супругу Юрий. Напоминания Ольги о своей загруженности домашними делами были неприятны ему, рождали сильный эмоциональный дискомфорт, и он постарался скорее избавить себя от них.

Глава IV

Придя на кухню ровно через десять минут, Юрий увидел сидевшую за столом Ольгу, которая, вооружившись линейкой и карандашом, чертила в тетради геометрические фигуры.

– Ты что за нее рисуешь? – в недоумении обратился он к супруге.

– Саша не может аккуратно.

– Но она должна делать это сама. Какой смысл в задании, если за нее выполняешь его ты? – сказал Юрий, устраиваясь на место поднявшейся из-за стола супруги. – Какие упражнения?

– С тридцать седьмого по сороковое… Саша, – обратилась Ольга к дочке, сидевшей на другом конце стола и смотревшей мультики на своем планшетном компьютере.

– Саша, иди сюда, – видя отсутствие у дочери всякой реакции на слова матери, грозно повторил Юрий.

– Дурацкое имя Саша, – недовольно хмурясь, сказала девочка, пересаживаясь ближе к отцу. – Зачем вы меня так назвали?

– А как бы ты хотела?

– Оля.

– И давай по-нормальному в этот раз, – предупредительно обратилась к супругу Ольга.

– Хорошо.

Оставив мужа с дочкой на кухне, Ольга, не теряя ни минуты, сразу же заторопилась в спальню менять на кроватях постельное белье. Она просила Юрия позаниматься с Сашей от силы в полгода раза три, и никогда попытки эти не заканчивались благополучно. Поначалу, желая закрепить за супругом обязанность разбирать с дочерью хотя бы примеры по математике, Ольга чаще обращалась к нему, но результат неизменно был один – ругань и слезы, и вскоре она почти прекратила просить мужа о помощи, делая это лишь в исключительных случаях, когда заниматься самой не было уже никакой возможности. И сейчас, оставив их вдвоем, заранее предчувствовала она, чем все должно было закончиться, с тревогой в душе приступив к своим домашним хлопотам.

Застелив кровати свежим бельем, а старое загрузив в стиральную машинку, Ольга набрала ведро воды и вернулась в зал, но только взялась протирать мебель, как услышала донесшийся с кухни громкий голос Юрия.

– Ты же говорил мне, что будешь нормально заниматься? – открыв дверь, обратилась она к мужу.

– У нас все нормально. Просто не мешай, мы сами разберемся.

– Давай только без криков… Саша, сядь прямо, – добавила Ольга и, закрыв дверь, вышла в зал.

– Так сколько здесь треугольников? – вновь повернулся к дочке Юрий, когда они остались вдвоем.

– Одиннадцать.

– Нет, – раздраженно проговорил он. – Не одиннадцать.

Разбираемое ими упражнение представляло собой рисунок пирамиды, разделенной отрезками на несколько треугольников, которые и следовало сосчитать. Задание это, не требующее вообще никаких дополнительных знаний, а лишь только концентрации внимания, по мнению Юрия, было довольно простым, и он приходил во все более взбудораженное состояние оттого, что дочка уже битых десять минут никак не могла справиться с ним, отнимая его время.

– Ладно, давай рассмотрим фигуры по частям, – закрыв линейкой нижнюю часть пирамиды, обратился он к дочери. – Сколько здесь треугольников?