Эффект безмолвия

Предварительно Алик встретился с Дороженко в своем начальственном кабинете, чтобы поговорить и присмотреться.

Приятного вида седовласо-кудрявый пенсионер сидел напротив него и оживленно с долей детского озорства говорил. Сменил он немало мест работы, показал документы, согласно которым совместно с прокуратурой выяснял истинные причины смертности новорожденных.

«Внешность телегеничная и речь интеллектуальная, хорошо выстроена, доверие у аудитории к его словам будет высоким, а интервью – острым», – сразу оценил Алик…

Дороженко полностью подтвердил ожидания Алика, однако интервью пришлось резать так тщательно, как обрезают желанные, но подгнившие фрукты, и не потому, что слова Дороженко не соответствовали действительности, а потому что доказательств этой реальной действительности в наличной действительности не было.

Пришлось вырезать признание Дороженко о том, что Юрий Спиридонович Голубец, начальник акушерскогинекологической службы, пойманный на взятках и осужденный, но чудом восстановившийся на прежней должности, теперь уже не просто берет взятки, а публично требует плату за ведение беременности, равную по сумме минимальной стоимости нового автомобиля. Никто из беременных этому побору не сопротивляется, видя, что власть маленького нефтяного города поддерживает и возвеличивает подобных людей.

– Вы не сможете доказать это, – объяснял потом Алик.

– Да как же не смогу, когда весь коллектив это слышал на собрании, – эмоционально говорил Дороженко. – Я с ним еще спорил…

– Никто не подтвердит, – закончил спор Алик. – Ни один человек. Я знаю.

Вырезал Алик и фамилии конкретных врачей, на совести которых были смерти новорожденных, заменив это более спокойным объяснением Дороженко о том, во время дежурств каких врачей происходит наибольшее количество осложнений и смертей.

Вырезал Алик и рассказ Дороженко о том, как тот пытался образумить Прислужкова, какие разговоры с ним вел и какие ответы получал. Имея опыт общения с главным врачом городской больницы, Алик знал, что тот будет все отрицать.

Но и учитывая то, что Алик вырезал многое, интервью не избежало судебного иска, громкого скандала и имело далеко идущие последствия.

– Ни одного вывода из младенческой смертности главным врачом не было сделано: ни организационно-методического, ни административного, ни профессионального, ни экономического, я уже не говорю о юридическом, – заявил на экране Дороженко, умно щуря глазки за очками.

– Должно следовать наказание врачей, допустивших смерть или осложнение из-за незнания, недостаточной квалификации или по иным причинам, – предположил Алик.

– К сожалению, врачи скрывают причины смертности. Так удобнее, спокойнее. Например, у больной умирает ребенок. Блексеев, начмед, объясняет женщине, что ребенок ее умер от тромба в пуповине. Женщина понимает, что, если тромб, то ничего сделать нельзя, и никто не задается вопросом, почему возник этот тромб, следствием какого заболевания он является, и почему это заболевание прогрессировало, и почему женщине не была вовремя оказана помощь. Более того, эта же женщина потом с тяжелейшими осложнениями попала в нашу реанимацию, после улучшения состояния ее перевели в гинекологическое отделение и выписали с гемоглобином в два раза ниже нормы. И эта женщина через несколько дней попадает в реанимацию соседнего города…

– Смотрите, что получается, – подхватил Алик. – Правонарушения за стенами городской больницы становятся предметом рассмотрения милиции. Затеваются дела, многотомные дела, иной раз, по нестоящим обстоятельствам, а на то, что в больницах умирает ежегодно множество людей, и, возможно, происходят убийства, пусть непредумышленные, по халатности, но убийства, общество закрывает глаза. Да каждый случай должен тщательно расследоваться…

***

Семейное предприятие по сокрытию смертей

«Если есть вирусы телесные и программные, то, значит, есть и душевные, порой переходящие в эпидемии».

Заведующий родильным домом маленького нефтяного города Крысицкий был назначен на эту должность благодаря своей матери, занимавшей должность выгодную Прислужкову. Она работала одним из заместителей главного врача вышестоящей – окружной больницы. Любое расследование младенческой смертности в родильном отделении маленького нефтяного города, возглавляемом Крысицким-сыном, опиралось на экспертизу, проведенную в округе под патронажем Крысицкой-матери.

При необходимости корректировки экспертиз Прислужков вместе с Крысицким-сыном вылетал в округ в командировку. А мамаши, чьи дети умерли в родильном отделении маленького нефтяного города благодаря союзу Крысицких и Прислужкова, оставались при неутешительном результате: сами, мол, виноваты.

***

«Пассивность населения нашего города вредит сама себе», – эти слова Дороженко были созвучны мыслям Алика. В какой-то момент съемки телепрограммы он понял, что интервью лишено логического результата без приглашения в студию Прислужкова, и он произнес, обращаясь к телезрителям:

– Если главный врач сейчас смотрит нашу программу, то есть ряд вопросов, на которые ему лучше ответить, и лучше в прямом эфире. Это официальное приглашение…

Телепрограмму он завершил следующими словами:

– Я бы желал больше гласности нашему обществу, чтобы мы могли обсуждать все проблемы: и повышенную смертность, и взяточничество…, и говорить не в общих чертах, а касаясь конкретных лиц. Прямо и честно. Ведь этим мы не унижаем наше общество – оно такое – какое есть. Этим мы можем его только улучшить, потому что те люди, о которых мы будем говорить – будут стремиться стать лучше или уйдут из этого общества. И то и другое – хорошо.

После интервью Алик направил Прислужкову первое приглашение на прямой эфир.

Прислужков ответил отказом, указав в письме в качестве причины свою командировку.

Алик дождался возвращения Прислужкова и направил второе приглашение, причем за неделю до запланированного прямого эфира, так, чтобы его оппонент смог подготовиться…

За день до прямого эфира, когда в телерадиокомпанию поступило множество вопросов от телезрителей, Прислужков прислал ответ:

«Администрация больницы просит вас перенести прямой эфир на другую дату в связи с невозможностью нашего участия».

Тон письма говорил о том, что Прислужков посовещался с Хамовским.

«Категоричный отказ без указания какой-либо удобной даты, не дававший надежды на будущие отношения, может говорить только том, что мне осталось работать главным редактором совсем недолго», – понял Алик, но это понимание выдавало ему лишь часть правды. Другая ее часть, и, возможно наибольшая, состояла в том, что приказ о его уничтожении пришел из столицы округа, чиновникам которой были невыгодны телевизионные волнения перед выборами губернатора Ямала.

ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ

«Самое сложное в праведной жизни: найти компромисс между служением и честью».

Ненавидел ли он главного врача больницы маленького нефтяного города? Нет. Алика тревожил прогресс в сокрытии информации. Чиновник в лице Прислужкова плюнул на исконную территорию СМИ: право на информацию. Плюнул без реверансов, плюнул нагло.

Повторный отказ от участия в прямом эфире говорил, что люди в городской больнице будут умирать по халатности врачей, а медперсонал будет продолжать халтурить. И, что самое главное, ожидание прямого эфира с Прислужковым, которое, словно незримая эмоциональная волна, словно цунами, поднималось и нарастало, могло упасть теперь не на главного врача, а на него – Алика.

«Не организовал, не сумел, не выполнил…» – и все это в отношении серьезных вопросов общей смертности, детской смертности и оказания медицинской помощи в маленьком нефтяном городе.

Алик чувствовал напряжение, растущее в городе, его нервный пульс. Нет, жители города почти не звонили, они, как и в любом городе России, привычно переживали все внутри, но электризация сознания в их головах, похожих на шарики-разрядники электрической машины, уже чувствовалась.

«Люди стали активнее отстаивать свои права в городской больнице, возросло количество жалоб…» – эти мнения достигали Алика. До прямого эфира оставались считанные часы.

«Надо идти в гости и требовать объяснения», – решил Алик.

Опыт внезапных посещений чиновников у Алика был, и все эти посещения давали однозначно хороший результат. Обычно очень эффектное видео с непредсказуемыми ответами, как нельзя лучше характеризующими истинный характер чиновника. Все ж чиновник – он, как актер, – ему нужно натянуть дежурную улыбку, продумать речь, а что- то и заучить. Внезапность ломает театр, как телефонный звонок, разрезающий тишину спектакля. Но актер играет роль, и зрители понимают, что он играет, а превращать журналистику в театр, наподобие пиар-интервью, организованного его другом Александром в маленьком металлургическом городе, – это право Алик отдавать чиновникам уже не хотел.

Все СМИ заполонены разговорами с чиновниками, транслирующими факты, которые журналист в ходе интервью не может ни подтвердить и ни опровергнуть. Эти факты преподносятся, как истины. Журналист глотает чиновника, рассыпанного в словах, жестах и мимике, так же, как и зритель, – лениво и гипнотически, легко и обыденно, подыгрывая, где надо, кивая головой, словно болванчик.

Раскрыть театр чиновника – вот истинное призвание журналиста. Не трансляция фактов и цифр – это обыденность, а раскрытие театра. Это призвание требует глубокого знания, мудрости, отчаянной смелости и понимания того, что в настоящих российских условиях – это порой поход на эшафот. Отдача только одна – признательность публики.

ДРАКА В КАБИНЕТЕ ГЛАВНОГО ВРАЧА

«Сея гиблые зерна, хорошего урожая не жди».

Мозг сравним с ядерным зарядом, где в определенный момент все картины соединяются в единое целое, вызывая бурную реакцию, сметающую все на своем пути. Когда Алик вошел в приемную Прислужкова, то уже знал, что внутри него вот-вот шарахнет. Он оценил очередь, состоявшую из заместителя главного врача Крима, и спросил в никуда:

– Главный врач занят?

– Да, – ответила тусклая туберкулезного вида секретарша.

– Тогда подождем, – сказал Алик телеоператору.

Телеоператор Тимофей, был низкорослым, худеньким, но невероятно жилистым пареньком, почти бегом таскавшим телевизионную камеру и штатив.