Холодный путь к старости

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПОЛНОМОЧНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В УРАЛЬСКОМ ФЕДЕРАЛЬНОМ ОКРУГЕ

«Сообщаю, что Ваше заявление в отношении заместителя начальника Управления федеральной службы налоговой полиции РФ по Свердловской области Ворованя А. С. направлено для рассмотрения начальнику Главного управления федеральной службы налоговой полиции РФ по Уральскому федеральному округу – Язеву»

Глаза Алика затмило то ли глубокое уныние на грани потери сознания, то ли предвестники слез. Перед ним лежала стандартная чиновничья отписка, коими чиновники обычно стараются показать просителю, что формальности соблюдены и к ним не должно быть претензий. Никакого расследования, никаких вопросов. А может, и вообще все ложь? Может, и не читал, а в урну бросил? Как проверить?

«Даже если материалы на Семеныча уйдут этому Язеву, то для Семеныча это идеальный вариант, чтобы лишний раз выпить со своим начальником, – размышлял Алик. – Они ж на сто процентов одна команда. Что, помощник Президента это не понимает? Конечно, понимает. Просто ему дела нет. Семеныч, похоже, нужный человек. Видимо, он попал в родственную обойму, заряженную патронами одного калибра. Власти он выгоден только в одном случае, если вся тамошняя команда собрана из Семенычей…»

Семеныч, Тыренко, Братовняк, Хамовский, Сирова, СМИ, …, помощник президента, Президент, – все властные люди и организации слились для Алика в одну фигуру, на голове которой проглядывали вполне различимые рожки.

«А кто ныне чист, чья работа не направлена на разрушение России? – спросил Алик сам себя и не нашел ответа. – Я и сам никогда не был примером для подражания. Хорошую честную работу любого человека перехватывает его начальник, начальник начальника и так далее для усиления статуса организации, утяжеления своего личного политического веса, для роста своих доходов, для должностного роста. Рабочий добывает нефть, чтобы прокормить семью, а на что тратит прибыль его хозяин, не знает. Может, он работает в конечном счете на покупку оружия террористам, на войну и разрушение. Предприниматель привозит импортную одежду или технику и вымывает деньги из страны…

Ты обращаешься к одному звену власти, думая, что оно подействует на другое, а вся эта цепь вдруг вздымается и, как нагайка, хлещет тебя по спине. Благо хоть меня не смертельно хлестнула. А вообще, все это мы уже проходили. Они ж в одной бане моются. Ради чего я вообще затеял все это дело с Семенычем? Стучал, стучал в это пол-литровое народное сердце, не достучался. Книжек в детстве про справедливость начитался и не вырос из детских штанишек…» Алик еще более загрустил и вспомнил стишок, подписанный как обычно его псевдонимом Женя Рифмоплетов:

В этот день, в этот час мне так хочется жить,

Но о смерти никак не могу позабыть.

Как остаться с веселой улыбкой, никем

Быть не узнанным вскоре в больном старике?

В этот день, в этот час мне так хочется жить,

Что хочу я хоть раз до безумья любить,

Этот миг стал бы крайней ступенькой в судьбе,

А потом я отдался бы телом тебе,

Пистолет. Я приставил бы жало к виску

И с трудом бы шагнул через страх, «не могу».

ДЕЖАВЮ

«Когда человек красит место, подсиживать его не рекомендуется»

От мягкого места начальника налоговой полиции, здесь имеется в виду исключительно кресло, Тыренко ощутил прилив сил и какую-то невероятную легкость, будто обернулся птицей, которая может клевать зерно там, где захочет, и беспрепятственно. Власть распахнула дверцы клетки его затаенных желаний. Он принялся регулярно наведываться к владельцам магазинов с разными просьбами, имевшими, правда, один и тот же смысл:

– Мил друг, займи денег до зарплаты.

– Мне надо бы несколько тысяч на время. Ремонтик затеял.

– Дай денег на время. Если нет денег, то могу стиральными машинами взять.

Отказа не было ни сразу, ни через месяц, ни через какое другое время, несмотря на то что взятое взаймы Тыренко никогда не возвращал. Кредиторы втайне ругали его, но в лицо улыбались, и еще как.

В общем, пока народ ел, пил и орал на улицах пьяные песни, теснимые из груди водкой, которую щедро поставляли в маленький нефтяной город чиновники городской администрации, отдавая свои деньги на прокрутку предпринимателям, пока мэр реализовывал свои политические амбиции, а Алик отбивался от нападок растревоженных им чиновников, Тыренко придумывал всякие такие штуки по отъему денег. Причем только для себя. Такую ситуацию многие сотрудники налоговой полиции не одобряли и вспоминали добрым словом Семеныча, который и сам воровал, и другим давал возможность, но все недовольство гасилось Тыренко. Он каждое утро проводил инструктаж сотрудников и уточнял список магазинов, которые проверять воспрещалось.

– Налоговая полиция не богатая организация, и, видя нищенское наше положение, некоторые самаритяне нашего нефтяного городка, жертвенные человеко-граждане, дают нам всего понемногу. Их трогать нельзя. Это радушные предприниматели, – объяснял Тыренко. – Они нам покупают бумагу, канцелярские принадлежности. В общем, дают возможность работать…

– А при чем тут винно-водочные магазины? – спросил один из оперов.

– Да притом, что как только вы лезете в эти торговые точки, так из городской администрации поступают звонки, – ответил Тыренко. – Мы ж должны уважать городскую власть и не нервировать ее.

– Извините, я все же не понял, как связана власть и водка? – продолжил тот самый опер.

– Это не ваше дело, – ответил Тыренко, а про себя подумал: «Надо сокращать этих оперов, брать мужиков попроще. От оперов одни проблемы, их учили копать и вынюхивать, вот они все без разбора копают и вынюхивают».

Магазинов, в которых можно было проводить проверки, осталось все меньше и меньше, профессиональных оперов тоже.

***

Обучение Алика особенностям народного мировоззрения шло стремительно. Накануне перевыборов депутатов Думы маленького нефтяного города он позабыл о налоговой полиции и все силы положил, чтобы объяснить населению в «Дробинке», кто такая Сирова и почему не надо за нее голосовать. Личной предубежденности Алик не испытывал, как и не горел политическим фанатизмом, он стремился нести правду народу, которому раз в четыре года предстояло сделать выбор своих властителей на все четыре года. И результат его подстерегал удивительный: если унавоживать землю, она дает больший урожай не навоза, а вполне съедобных продуктов, распространение правдивой, но отрицательной информации про Сирову не дало ожидаемого Аликом результата: народ настолько массово проголосовал за главного учителя маленького нефтяного города, что она заняла первое место по числу полученных голосов избирателей.

РЕКОМЕНДАЦИЯ

«Чужие глаза в чужом огороде видят лучше»

– На мой взгляд, после своего проигрыша в выборах я не имею права выпускать «Дробинку», иначе буду поощрять народную халяву, – предположил Алик. – В противном случае получится, что у меня личные счеты с мэром, а это принципиально не так. По большому счету мэр ничего плохого мне не делал. Даже друзья иногда дерутся, хотя другом его, конечно, не назовешь. Я ж для людей старался. Рассчитывал на понимание.

– А знаешь, ты прав, – удивленный такой переменой, проговорил Сапа. – Твоя «Дробинка» – это предвыборное обещание. Тебя не переизбрали, и ты ничего не должен. Если ты дальше будешь продолжать борьбу, выпускать оппозиционную газету, то, кроме проблем, ничего не наживешь.

– Когда идут танки, любой психически нормальный солдат должен прятаться в укрытие, – подхватил Алик. – Народу я послужил как мог, народ меня кинул по всем позициям. Он только просил: «Давай, давай». Помочь – никого нет. Фронта нет. Есть театр одного актера. Хватит думать обо всех, пора подумать о себе. Так я решил.

– Ты опять прав, – еще раз грустно повторил Сапа. – Ты не бросал заявления об увольнении мэру на стол. Ты чист. Тебе можно.

– Конечно, работать в газете и хвалить муниципалитет после того, что я узнал и понял, будет нелегко, – продолжил Алик. – Но я решил попробовать себя в литературе. Буду писать рассказы.

– У тебя может получиться, – согласился Сапа. – Талант есть, только бы подучиться немного. Поступил бы ты в литературный институт.

***

После этого Алик стал спокойнее относиться к денежным махинациям власти, к журналистике как к разоблачительной трибуне и попробовал написать рассказ. Главным героем он выбрал своего деда, Федора, у которого жил в давно забытом детстве, потому что откуда брать героев, как не из числа хорошо знакомых близких людей, по крайней мере, для начала.

БАРС

«Иной раз мы всю жизнь стараемся вернуть своих друзей…»

Дед, бывший офицер-дальневосточник, лежал под теплым одеялом и тревожно прислушивался к сердцу, которое то замирало, то снова билось. Несмотря на свои восемьдесят три года и понимание близкого конца, желание жить не ослабло в нем и страх смерти нисколько не уменьшился. Ему нездоровилось, знобило. Неровно бившееся сердечко уже не согревало даже уменьшившееся в весе и росте, сморщившееся, как весеннее прошлогоднее яблоко, тело. Хорошо хоть бабка жила, ухаживала, но сейчас она ушла в магазин.

Рядом на стуле, с сиденья которого давно сошли краска и лак, покоились его затертые пластмассовые очки, оснащенные мощными линзами, но они мало что позволяли разглядеть.

В молодости, на одном из учений, ему в глаза залетели мелкие металлические стружки. Но кого беспокоят мелкие раны, когда энергии хоть отбавляй? Опомнился ближе к пенсии, а тогда не помогли даже две операции на глазах. Зрение неотвратимо гасло. Пришлось приспосабливать очки. Дед подмотал их на переносице клейкой лентой так, чтобы стекла располагались перед глазами наиболее выигрышно, и тогда, когда не болел, и освещение позволяло, он мог разглядеть своих внуков. От безнадежного уныния спасали только воспоминания. Вот и сейчас, в одиночестве, он лежал и вспоминал прошлое, свою любимую собаку, Барса, чье присутствие возле себя он ощущал и по сей день…

***

Восточноевропейскую овчарку он взял месячным щенком из специального питомника хабаровского клуба собаководства. Щенок был маленький, крошечный. Стоил по тем деньгам двести рублей, а когда вырос, то взамен его тамошние пограничники предлагали тысячу двести.