Эффект безмолвия

– Я подумаю, куда тебя пересадить, – ответил Алик. – Сядешь, в конце-концов, в моем кабинете. Здесь есть еще один стол. Поставим компьютер.

– Нет, вы просто не представляете себе, как это происходит, – продолжила Эльвира. – Они постоянно дергают меня, спрашивают, подписалась ли я против вас. Я в первый раз подписалась, о чем пожалела. А сейчас не хочу. И они меня достают, как могут. Ты, что против нас? – спрашивают. Ты его шестерка, – говорят. Я сижу, работаю, а им будто и заняться нечем. Только и ходят, и всякую грязь разносят. Я так больше не могу. И я вам скажу, что они всех в этом коллективе очень профессионально обрабатывают.

– Эльвира, ты же видишь, я ничем не могу помочь, только посадить в своем кабинете, – ответил Алик.

– Вы знаете, я долго работала в Уфе и видела разных редакторов, – разоткровенничалась Эльвира. – И все четверо – такие сволочи. Мне как-то нужен был отгул, так редактор пригласил меня и двух своих заместителей. Они включили телекамеры. И главный редактор мне сказал: «раздевайся догола, мы снимем с тобой порнушку, а потом я подпишу твое заявление» …

Под глазами Эльвиры показались дорожки слез.

– И вот только, когда я попала к вам в телерадиокомпанию, то поняла, что такое настоящий редактор, – продолжила исповедь Эльвира. – Я была невероятно счастлива, позвонила домой и сообщила маме: «Мне так повезло, так повезло».

– Почему у коллектива такая ненависть ко мне? – спросил Алик.

– Я не знаю, – ответила Эльвира. – Но с самого первого дня работы Букова настраивала меня против вас, говорила, что вы очень жесткий человек, что мне трудно будет здесь работать, что я долго не продержусь. Говорила, что вы не совсем нормальный, что даже мальчика в каком-то детском саду побили и много еще чего. Ну, я эти все истории не знаю, и знать не хочу, мне с вами нормально работается.

«Про мальчика – это работа Бредятина, – сразу понял Алик. – Я тогда был депутатом, и эта сволочь использовала тогда пустяковый бытовой случай, чтобы очернить меня. Бредятин рассказал Задрину. Задрин разнес всем. Тогда здесь должна витать бредятинская идея о моей жадности до денег».

– Эльвира, давайте сделаем так. Вы приходите на работу, когда у вас есть необходимость. Остальное – дома: текст, сценарный план, – ответил Алик. – Отсюда – только на съемки, на раскадровку и монтаж. Сейчас у вас все сделано?

– Да, – ответила Эльвира.

– Тогда идите домой, – разрешил Алик. – Иначе не выдержите.

О ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

«Отстраняясь от земли, пусть даже по небесным надобностям, легко стать гонимым».

Алик быстро поднялся на второй этаж.

– Задрин, вы зачем доводите людей до увольнения? – спросил он прямо.

– Я? – придав своему дебильному лицу удивление, театрально возмутился Задрин. – Я никого не довожу до увольнения. Вы что-то путаете.

Алик едва сдерживал ярость. Он явно недооценил заместителя.

– Да, ты, – подтвердил Алик. – И твоя команда – что одно и то же.

Тихо подплыла Публяшникова.

– Вы нас оскорбляете? – спросила она, поблескивая диктофоном.

Публяшникова имела юридическое образование, а сейчас еще и очень яркий командный образ.

– Вы сами себя оскорбляете, – ответил Алик, сбавляя темп речи ввиду того, что все сотрудники телерадиокомпании подтягивались к месту словесной перепалки, и в их лицах не было доброты.

Ситуация уже походила на ночную встречу с бандитами в тихом укромном уголке.

Вокруг Алика собралось множество ненужных ушей и незваных глаз. Тут был и однорукий монтажер Кони

лов, и Пискин, и Букова, и все остальные, что у Алика воплощалось в одно единственное сравнение: публика напоминала громадных тараканов с ощипанными усами.

«Что мы тут создаем, коль привлекаем стольких насекомых?» – спросил сам себя Алик и, чтобы разрядить обстановку, скомандовал:

– Задрин и Публяшникова, спуститесь ко мне.

Он зашел к себе в кабинет, за ним вошли Задрин и Публяшникова, а следом проник весь тараканий коллектив.

«Кошмар!», – оценил Алик и попросил:

– Я звал только Задрина и Публяшникову, остальные могут идти.

Однако коллектив телерадиокомпании выразил полную глухоту. Алику показалось, что он обратился к череде ссохшихся молчаливых коряг.

– Вы что, забыли? Вы позвали меня с Задриным и весь коллектив, – нагло глядя ему в глаза, ответила Публяшникова.

Коллектив молчал, молчал угрюмо и агрессивно, как молчит забор, обнесенный колючей проволокой.

Подобного Алик не ожидал. Публяшникова выставляла его дураком, прямо у него на глазах. Его вызывали на агрессивное поведение, готовые записывать каждое его слово. Он чувствовал, что проигрывает.

– Меня интересуют только два человека: Задрин и Публяшникова. Остальных прошу выйти из кабинета, – еще раз спокойно попросил Алик.

Народ медленно среагировал, дверь закрылась.

– Я прошу вас не доводить Эльвиру, – сдерживаясь из последних сил, чтобы не ударить Задрина в лицо, сказал Алик.

– Ее никто не трогает, – состроив хитро-дебильную рожу ответил Задрин.

– Мы никого не трогаем, – подшакалила Публяшникова.

– Выйдите из кабинета, – приказал Алик, испытывавший уже отвращение к этим лицам.

***

Когда слепой поведет слепого, то оба упадут,… но как часто мудрость идет на поводу у неопытности, а неопытность приобретает способность поучать мудрость. Когда птенцы будут учить летать взрослых птиц, то они умрут с голоду. А у мудрости часто не хватает твердости укротить неопытность. И тогда неопытность получает свой опыт, который является лишь штрафным кругом возле трассы судьбы.

«Хамовский борется со мной через энергию неопытности и властолюбие, – рассуждал Алик. – Я никогда не видел мелких шавок, заставляющих танцевать больших псов, но вот клопы могут заставить нервничать человека».

***

– Да они и со мной так же поступают, – проинформировал первый водитель телерадиокомпании Василий, когда Алик рассказал ему об Эльвире. – Подходят и шпыняют всяко. Шестеркой называют. Но не на того напали. Я говорю, мне есть у кого учиться. Вы сами стучите, куда можете.

– Так они и тебя дергают? – удивился Алик.

– А вы как думали? – упрекнул Василий. – А я сел у Задрина в кабинете и говорю: а сам-то ты кто? Все докладываешь наверх, ты и есть первый стукач. Теперь он меня не трогает.

– Молодец, – похвалил Алик.

– И вот Зябильник, секретарша, еще держится, – напомнил Василий. – Ей тоже тяжело. Только потому, что вы рядом, они ее не так сильно давят.