Живой мертвец

Башилов покачал головой.

– Продулся я вдребезги! – сказал он. – Но как ты изменился! Я не узнал тебя!

– Немудрено, – ответил Брыков и коротко рассказал свою историю.

Башилов бросил есть и вскочил со стула.

– Ах он негодяй! Ах подлая душа! – восклицал он во время рассказа. – И ты не отвел души, не побил его? Да я бы… да он бы… – И Башилов замахал кулаками.

– Этим не вернуть своего, – сказал Брыков. – Сюда я хлопотать приехал. Позволишь у тебя жить?

– Да сделай милость! За удовольствие! Здесь, брат, такая казенщина! Брр! Я вот тебя сегодня познакомлю. В гости пойдем.

– Куда?

– К товарищу! Деньги у тебя есть?

– Деньги? Рублей семьсот есть.

– Семьсот! – радостно воскликнул Башилов. – Дай двести, голубчик!

– С удовольствием!

Башилов сразу просветлел и оживленно, самоуверенно заговорил:

– Ты отдохни немного, а потом пойдем гулять. Я тебе Петербург покажу. В аглицкий трактир зайдем, потом пойдем к Грекову. Славные ребята есть у нас, только все же не Москва! Куда им! А дело твое поведем. Не унывай! Подстроим так, что государь сам о тебе спросит! Ивашка, трубку!

Когда денщик подал ее, Башилов напустил полную горницу дыма, пил вино, привезенное Брыковым, и говорил без умолку, пока вдруг не откинулся к спинке стула и не захрапел. В горницу тотчас вошел Ивашка, приподнял своего барина и ловко свалил его на узкую кровать. Брыков последовал его примеру, и скоро в горнице раздался дружный храп.

Было часа три, когда Брыков проснулся от толчков в плечо.

– Вставай! – весело говорил ему Башилов. – Идем Питер смотреть, а там и к Грекову!

Семен Павлович встал и начал одеваться.

– Ну, ты клок этот уничтожь! – сказал ему Башилов, оглядев его статский костюм. – У нас он строго воспрещен!

Брыков торопливо зачесал спущенный на лоб клок волос.

– Теперь ладно! Идем! Бери деньги, – сказал Башилов и прибавил: – И забавный же ты в этой одежде! Словно приказный какой!

Они вышли. Прямо из ворот открывалась Конная площадь и на ней самую середину занимал высокий эшафот.

– Часто? – спросил Брыков, кивая на это мрачное сооружение.

– Каждый день! – ответил Башилов. – Смертных казней нет, а так, торговые: одного плетью, другого кнутом, клеймят, прав лишают… Теперь и дворян, братец! Недавно здесь из?за одного дворянина разговор поднялся, а император решил: так как за свой поступок дворянин своего звания лишен, то и подвержен телесному наказанию наравне с прочими. Вот как у нас!

– А красоты в городе нет!

– Дура голова! Мы еще до города не дошли! Вот подожди, увидишь Невскую перспективу, Гостиный двор, дворец!..

Они через огород вышли за нынешний Загородный проспект и шли, осторожно ступая по узким тропинкам, протоптанным в грязи. Справа и слева виднелись деревянные дома, окруженные то огородами, то садами. По дороге стали попадаться прохожие и извозчики, изредка проезжал собственный экипаж, и Башилов тотчас говорил, кто проехал.

– Откуда ты узнал всех?

– Эх, – ответил Башилов, – московская, братец мой, привычка. Всех знаю! Ну, вот и Невский.

Они вышли на Невскую перспективу, и Башилов показал приятелю Аничков мост, в то время деревянный, окрашенный в зеленую краску. Справа и слева стояли дома, перемежаясь с садами. Широкая улица, с двух сторон осененная густыми деревьями, шум движения по ней прохожих и экипажей, крики торговцев, длинное здание Гостиного двора и в конце высокий шпиль Адмиралтейства очень понравились Брыкову.

– Барин, пожалте! Подвезу! – предложил лихо подкативший извозчик.

– Садись! – сказал Брыков.

– Мы не имеем права! – махнул рукой Башилов. – Пойдем лучше! – И они пошли по улице, причем Башилов то и дело раскланивался со знакомыми.

Вдруг на улице произошло волнение.

– Смотри, смотри! – сказал Брьпсов.

Посреди улицы остановилась карета, из нее вышла богато одетая дама и стала в грязь ногами.

– Тсс! – прошипел Башилов. – Нa колени! – и сам вытянулся так, словно хотел дотянуться до неба.

Семен Павлович оглянулся и торопливо опустился на колени. Посреди улицы на своем Помпоне колыхающейся рысью ехал император. Брыков смотрел ему вслед, пока он не скрылся, и поднялся с колен

– Это он к Лопухиной поехал, оттуда на постройку дворца, а потом домой и опять к ней чай пить! – пояснил Башилов.

Движение возобновилось снова.

Друзья прошли на Неву, где по набережной катились нарядные экипажи запряженные богатыми конями, и Башилов с гордостью называл Семену Павловичу всех знатных владельцев.

– Это – Зубов, – сказал он, указывая на красивого всадника, – он думал, что его император ушлет Бог весть куда, а государь приблизил его и, слышь, Кутайсов за него дочь выдает. Вон она с матерью идет!

– А вот братья Орловы, а вон Ростопчин едет. Государь его так и осыпает всякими милостями! Ну, а теперь вот сенат, площадь, вот памятник, это покойная императрица Петру поставила, а вот и аглицкий трактир. Зайдем!

Они вошли в низкие комнаты нижнего этажа и сразу очутились в тусклой атмосфере табачного дыма. У прилавка суетился человек в белом колпаке, за отдельными столиками сидели группы мужчин, прислуживающие проворно ныряли в толпе и среди общего шума из ее бедной комнаты раздавался сухой стук биллиардных шаров.

– Пройдем туда, – сказал Башилов.

На узких диванах вдоль стен сидели мужчины с длинными чубуками в руках и оценивали удары игроков, игравших на двух биллиардах.

– А, Башилов! – закричал один из сидевших, и этот возглас подхватил другой, третий.

Капитан начал оживленно здороваться то с одним, то с другим, а потом бойко закричал:

– Гарсон! Два пунша и две трубки! Брыков, садись!

Семен Павлович подошел и скоро познакомился со всеми.