Брат без брата
Дмитрий Брыков торжествовал, и его жесткое лицо теперь постоянно освещала зловещая, торжествующая улыбка. Дня три спустя после болезни Семена Павловича, он при деятельной помощи денег и Воронова был уже введен в наследство и из полунищего, жившего от щедрот брата, превратился в богача.
«Все мое!» – усмехался он, думая об имуществе брата, о его имениях и людях.
Повар Степан, конюх Антон и казачок Павел, бывшие слуги Семена Павловича, стояли, переминаясь с ноги на ногу, в прихожей Брыкова, и он грозно говорил им:
– Теперь я – ваш барин! Запомните это! Брат был вам потатчик, ну, а меня вы немножко знаете, так смотрите! – И он внушительно погрозил им пальцем. – Что же там насчет всяких глупостей, что вам Сидор наговаривал, так я его, старого хрыча, на днях потребую и на его шкуре покажу вам, кто теперь у вас настоящий барин! Идите! Федька вам покажет и место и дело.
Слуги Семена Павловича пошли, угрюмо почесывая затылки, а Федька сказал им в виде утешения:
– Еремей теперь над вами главой будет. Он вам покажет! Злой то исть, как пес…
Дмитрий Брыков торжествовал. В подмосковное имение он явился в сопровождении исправника и, собрав сход, нагнал на всех такого страха, что мужики с воем повалились ему в ноги. Однако он не терял времени и изо всех сил торопился выбраться из Москвы, где чувствовал себя далеко не спокойно.
Со стариком Федуловым он сговорился скоро.
– Теперь я еду, а вы, значит, ко мне так через месяц, – сказал он старику, – я там уже и домик вам, и все хозяйство изготовлю. Прямо на готовое.
Жадный старик широко улыбался и кивал головой.
– Только домик продам и сейчас же! Наши сборы какие! Раз, два – и готово. Только домик продам.
– И отлично! Чем скорее, тем лучше. А я так завтра и в дорогу.
– С Богом!
На другой день Дмитрий Брыков пришел проститься. Маша не хотела спуститься к нему из своей светелки, но старик поднялся к ней и, грозно хмуря брови, сказал:
– Ты у меня не дури! Я этих шуток, знаешь, не люблю! За косы вниз потащу. Ну, иди! Живо!
Бледная, с глазами, припухшими и красными от слез, Маша сошла вниз и покорно сказала отцу, не взглянув даже в сторону ненавистного Дмитрия:
– Вы меня звали, батюшка?
– Звал! – сухо ответил старик. – Вот наш благодетель, Дмитрий Власьевич, уезжает, так проститься хотел!
Маша не двинулась с места, не подняла головы, зато у Дмитрия горячей страстью вспыхнул взор, и он, быстро приблизившись к Маше, взял ее руку, после чего глухо сказал:
– Марья Сергеевна, я не хочу быть для вас пугалом, потому что люблю вас! И, Бог даст, вы оцените мою любовь!
– Никогда! – пылко ответила Маша.
Дмитрий вздрогнул, и его глаза полыхнули недобрым огнем.
– Не давайте зарока! – сказал он. – Я всегда добивался своего. Смотрите, брат шел против меня и умирает.
Маша подняла голову и с презрением взглянула на Дмитрия.
– От вашей подлости! – сказала она резко и вышла из горницы.
Старик испуганно посмотрел на своего гостя, но тот только пожал плечами и произнес:
– Объездится!
– Хи – хи – хи! – засмеялся старик. – Вестимо, не в девках же ей сидеть. А за грубости уж простите. Совсем не в себе она теперь.
Дмитрий беспечно махнул рукой, но, возвращаясь домой, в бессильной ярости кусал себе губы.
«Поганая девчонка! Другая радовалась бы, а эта… Ну да подождем! Обломается, и тогда… – И он злобно улыбнулся. – Я покажу ей себя!..»
– Совсем уезжаем! – сказал он Еремею, вернувшись домой. – Поезжай в имение и вышли из него шесть подвод для имущества, а я здесь укладкой займусь!..
В тот же вечер Еремей уехал, а шустрый Павел выскользнул и осторожно прибежал к Ермолину, где тогда лежал больной Семен Павлович, вызвал старого Сидора и сказал ему:
– Еремея сейчас в усадьбу ирод наш послал. Переезжать туда навовсе собирается.
Старик тряхнул головой.
– Пусть! Не надолго уедет. Лишь бы барину нашему Бог здоровьице дал!
– Подай ему Господи! – повторил за ним и Павлушка.
– Ну, а еще что?
– Да сейчас только и есть. Как поедем, я прибегу сказать!
– Прибеги, Павлуша, прибеги! Да еще вот что: староста?то там у нас грамотный. Так ты к нему ходи да нам отписки давай: как и что. Понял?
– Чего не понять? Прощения просим, Сидор Карпович!
Семен Павлович медленно выздоравливал, а Дмитрий Власьевич спешно собирался в дорогу. Его слуги складывали вещи, увязывали узлы, упаковывали мебель, а сам он ходил по комнатам и улыбался, думая о своей беспечной жизни. Вот он женится на Маше и тогда что ему? Черт не брат!.. Богат, обеспечен, женат на любимой девушке. Ха – ха – ха! И никакого не сделано преступления. Он даже рад, что отравление не удалось. Ведь теперь его брата нет в живых по указу самого императора!
– Кх, кх! – послышалось позади него, и он быстро обернулся.
– Честь имею! – сказал сладким голосом Воронов, который стоял в дверях и, потирая потные красные руки, неуклюже кланялся своим чурбанообразным туловищем.
– А! Дмитрий Авдеевич! – небрежно сказал Брыков. – Чего тебе?
Воронов сделал два крадущихся шага к нему и, обнажив улыбкой черные корешки вместо зубов, сказал:
– Кх, кх! Прослышал я, что в отъезд собираетесь?
– Да! Что мне тут делать?
– Кх, кх! – Воронов усиленно стал тереть руки, словно мыл их мылом. – А как же насчет меня, насчет, то есть, расплаты со мною?.. А?..
Дмитрий нахмурился. Никогда он не был охотником платить, а теперь, когда стал богат, еще менее.