– Батюшка, – в тот же день вопил и плакал старик Сидор, прибежав к Ермолину и упав ему в ноги, – пособи барину моему! Вместе вы хлеб – соль водили!
– Что такое? Что с барином? – всполошился добрый адъютант.
– Да что! Из полка его, голубчика, без чувствия всякого привезли. Горячка, слышь. А у нас в доме?то и положить некуда. Да это еще полбеды. Был братец евонный, Митрий Власьевич, кричит: «Все мое!», из дома гонит. Говорит – барин?то наш мертвый! Хоть ты заступись, родимый!
– Как? – возмутился Ермолин. – Гонит из дома? Ах он негодяй! Постой, я сейчас! – И он, поспешно одевшись, пошел к Брыкову, кипя благородным негодованием.
Все офицеры знали историю двух братьев, догадывались о завистливой злобе Дмитрия, видели, что он без зазрения совести завладевает имуществом брата, и никто из них не мог бы допустить такую злобную жестокость, которую проявил Дмитрий Брыков.
– У себя твой барин? – входя в квартиру последнего, спросил Ермолин у Еремея, который с самого приезда из усадьбы водворился в прихожей нового барина.
– У себя, – лениво поднимаясь, ответил тот.
– Доложи, что капитан Ермолин!
Еремей ушел, и почти тотчас из комнаты выбежал Брыков, протягивая пришедшему обе руки.
– Что – ж это ты с докладами? – радушно заговорил он. – Ты всегда для меня гость дорогой! Иди! Сейчас пунш устроим!..
Но Ермолин не подал ему руки и холодно ответил:
– Вы уже в отставке, и мы – не товарищи.
Дмитрий Власьевич удивленно отшатнулся.
– Я пришел сказать, – продолжал Ермолин, – что ваш брат болен, ему нужен покой, уход! Можете вы оставить его в покое или нет?
Брыков вспыхнул, потом побледнел и резко произнес:
– Я не знаю, о ком вы говорите. Мой брат умер.
– Вы знаете, что это только на бумаге.
– Мне это все равно, и я никому не советую вмешиваться не в свое дело!
Ермолин не выдержал.
– Тогда вы, сударь, негодяй! – вскрикнул он. – Если вам угодно драться, я жду ваших секундантов!
Недобрый огонь блеснул в глазах Брыкова, но он только желчно засмеялся:
– Ха – ха – ха! Мне драться? С вами? Вот потеха! Вы глупите и все! – И с этими словами он быстро скрылся за дверями.
Ермолин в бешенстве потряс кулаком, а затем, выходя на двор, сказал Сидору:
– Я возьму к себе твоего барина!
Старый дворецкий всхлипнул и сказал с чувством:
– Пошли вам Бог всего хорошего!
Ермолин в тот же вечер перевез к себе несчастного Семена Павловича и поместил в одной из комнат. Старый Сидор не захотел расстаться с барином.
– Пусть тог разбойник волоком тащит меня – не пойду! Умру лучше!
– Не бойся, старик, – говорили ему заходившие офицеры, – мы не дадим тебя в обиду.
Семен Павлович вызывал общее сочувствие. Каждый день то тот, то другой офицер заходили справляться о его здоровье и вместе с этим выразить презрение к его корыстному брату.
А тот не терял времени. С помощью Воронова и подкупа он уже совершил ввод во владение и с ликующим видом путешествовал по Москве. Старый приказный Федулов принимал его снова с раскрытыми объятиями и шептался с ним целыми часами
– Сделаю! – говорил он. – Разве она посмеет выйти из послушания? Прокляну!..
При этих словах Дмитрий, как ни был жесток, вздрагивал. Он все же любил Машу, и ему хотелось жениться на ней без грубого насилия.
– Подождем! – отвечал он старику. – Мы лучше так сделаем. Вы с нею в Брыково переезжайте. Пройдет полгода, год и сама уломается!
– Можно и так, – соглашался старик, но все же по целым дням мучил бедную Машу. – Твой Семен умер, – твердил он ей, – возьми ты себе это в толк!
– Не возьму, – тихо, но настойчиво отвечала Маша, – я видела его, люблю его, он – мой жених!
– Дура! Он – покойник!
– Живой?то?
– Да, живой покойник! У нас царская воля – закон, матушка, вот что! Ежели царь говорит: «Ты умер», значит, так и есть!
– Здесь ошибка! Он к царю пойдет!
– Тьфу! Пускай идет! А ты пойдешь за Дмитрия!
– Никогда. Лучше смерть!..
Маша страдала невыносимо. Она знала теперь все: знала, что ее жених по бумагам считается мертвым, что он ограблен братом и что он действительно борется со смертью.
– Марфа! – со слезами говорила она старухе няньке. – Что я за несчастная? Что будет со мною?
– А что, голубка, не возьму я в толк, – шамкала нянька. – Мучает тебя барин?то, а ты плюнь. Вот как сокол твой выздоровеет, так и свадебку справим! Я сегодня у Иверской молилась.
– Ах няня, ведь он – мертвый.
– Как мертвый? С нами крестная сила! Убережет Господь, выздоровеет!
Маша не могла говорить с ней и оставалась одна со своим горем. Только раз, улучив час времени, она успела сбегать к Ермолину и взглянуть на своего жениха.
– Не волнуйтесь, – утешал ее славный Ермолин, – он поправится. А там мы его в Питер снарядим. До царя доберется и авось правду сыщет!
– Дай Господи! – набожно произнесла Маша.