– Так, так! – сказал старик. – Ну, а с братцем Дмитрием Власовичем как? С имением?
– Что же? Мое при мне остается, – ответил Брыков, чувствуя, как краснеет под пытливым взглядом старика.
Тот покачал головой, пожевал губами, а потом решительно произнес:
– Только знай одно, сударь мой: пока ты этих дел своих не окончишь, не невеста тебе моя Маша. И до той поры ты и дорогу сюда забудь, потому для чего тень на нее бросать? А когда снова в права войдешь – милости просим!
Брыков побледнел и хотел возражать, но Маша незаметно стиснула его руку. Тогда Брыков поднялся и, сухо поклонившись старику, сказал:
– Благодарю, Сергей Ипполитович! Всего ждал я от людской злобы, только от вас таких слов не ждал. Думал, вы по – родственному.
– Не обессудь! – сказал старик, покачав головой. – Сам видишь: дело несуразное. Не могу же я дочь за покойника выдавать. Иди, иди, не гневайся! Маша, Машенька! Где ты? А, вот видишь: она даже убежала от стыда. Иди, иди, друг Семен Павлович, и на меня не сердись! Я дочку жалеючи говорю так?то!
Смущенный и растерянный, Семен Павлович вышел из дома Федулова, но в темном палисаднике его схватила за руку Маша, и он тотчас ожил, хотя предчувствие беды еще сильнее сжало его сердце.
– Сюда иди, милый, на зады! – шепнула девушка.
Они крадучись обошли дом и сели в беседку, устроенную над ледником.
– Что случилось? Отчего старик изменился? – спросил Брыков.
– Ах, милый! – прижимаясь к жениху, ответила Маша. – Ведь за меня сватался твой брат, Дмитрий.
– Кто?
– Тсс! – остановила его Маша. – Кто? Брат твой! Ты ему всегда верил, а он – первый твой враг. И вот привязался он ко мне, а теперь отец меня за него выйти заставляет. Милый, они все против тебя!
– Как, Маша? Я ничего не понимаю!
– Где же понять, милый. Я сама ничего не понимаю тут. К папаше ходит Воронов, такой поганый подьячий. Папаша во всем его наставляет, а он к Дмитрию идет и того учит. Они говорят, что ты теперь мертвый.
– А царь?
– Они говорят, что до царя далеко. Милый! Сеня! Что с нами будет? Я за этого Дмитрия не пойду и лучше убью себя!.. Ведь я люблю тебя, Сеня! – И девушка залилась горькими слезами.
Брыков обнял ее и осыпал ее лицо поцелуями.
– Перестань, Маша! Никогда не может случиться, чтобы правда потонула. Ведь я – не вор, не злодей. За меня и товарищи, и друзья. Разве можно лишить меня жизни, если я жив, из?за одной ошибки? Царь исправит эту ошибку и все… Не бойся, моя крошечка! – И Семен Павлович стал целовать заплаканное лицо невесты. – Мы как решили, так и сделаем – поженимся и заживем тихо да мирно. Только как мы с тобою венчаться будем?
Маша немного успокоилась и вытерла слезы.
– Обдумаем мы это сообща, Сенечка! Ты приходи сюда по вечерам в девять часов. Я перед сном всегда буду заглядывать сюда. А если что спешное, я оповещу тебя тотчас. – Она совершенно оправилась и решительно сказала: – Только знай: женой твоего брата я никогда не буду! Лучше смерть. Пусть отец проклянет – мне все равно… Да!
Семен Павлович крепко обнял ее, и они на миг замерли в поцелуе.
«Если бы кто?либо стал рассказывать мне такую историю, что случилась со мной, я не поверил бы», – думал Брыков, медленным шагом возвращаясь в свой разоренный дом.
В этот миг он услышал пьяный оклик. Он поднял голову и увидел верхом на коне вдребезги пьяного Башилова, того самого, что был отличен императором на смотру.
– Смотри, тебя Гессе увидит такого, – сказал ему Брыков, – живо на гауптвахте будешь!
– Не бойсь! – ответил Башилов. – Не таковский я! Меня ныне сам государь отличил! Слышь, получен приказ. Меня в Питер, в семеновцы! Ха – ха – ха! Завтра еду. Приходи провожать!
– Спасибо!
– А ты когда женишься?
– Где там жениться! Хлопот у меня полон рот, братец мой! Ограбили меня, имени лишили.
– А ты к царю! – качаясь в седле, сказал Башилов.
– Я так и думаю!
– А будешь в Питере, ко мне! Сперва прямо в полк, спроси: «Где Башилов?», а потом прямо ко мне!
– Спасибо! Только, я думаю, мы и здесь все сделаем, – ответил Семен Павлович и, простившись с приятелем, пошел своей дорогой, а Башилов поправился на коне и затянул тонким голосом:
Не пастух в свирель играет
На прекрасных сих лугах…
X
Живой мертвец
Для Семена Павловича потянулись тяжелые дни надежд, сомнений и душевных терзаний. Ограбленный братом, он существовал только благодаря товарищам, которые охотно снабжали его деньгами.
– Бери, – говорил Ермолин, – есть о чем говорить! Будут у тебя опять деньги, ну и отдашь мне.
– Эх, будут ли?! – падая духом, говорил Брыков.
– А как же? Царь у нас строг и взбалмошен, а справедлив. Это всякий скажет!
Брыков оживал надеждою и томился в ожидании царского проезда. В городе ходили слухи, что государь уже тронулся из Казани, что он только ждал, когда уедут в Петербург Лопухины. Прошение на высочайшее имя было уже написано» живым мертвецом» и подано шефу полка, который обещал и от себя замолвить слово, так же как и Архаров, хотя никто не знал, в каком настроении будет император.
– Никто, как Бог! – говорил Брыкову тот или другой из старших офицеров. – Правда – правдою, но и настроение много значит!
Слушая подобные речи, Семен Павлович вновь падал духом. Что если почему?либо не удастся его дело, то есть государь не изменит своего приказа? Ведь тогда полная гражданская смерть: ни имени, ни денег, ни Маши… Но нет, этого не может быть!
– Есть же правда на земле, – с убеждением говорила ему Маша, когда они украдкой виделись в беседке над ледником, – а здесь даже и дела нет. Ошибкою тебя мертвым назвали. Смешно даже! Только все?таки торопиться надо, а то – смотри – твой братец уже о вводе во владение твоим имением хлопочет. Я слышала, как папаша с этим подьячим говорил.
– А Дмитрий у вас бывает? – глухо спросил Семен Павлович.
– Каждый день! А я прячусь. Уйду к себе, да и все! Отец сердится, грозит, а я так и сказала ему: «Убейте, а за него не выйду».
– Я готов убить его, – с ненавистью прошептал Брыков.
– Что ты, что ты, Сеня! Ведь он же – твой двоюродный брат! Потерпи, а тогда мы оба посмеемся над ним! – И Маша ласками утешала своего жениха, стараясь вселить в него бодрость.