В поисках убийцы

– Совершенно верно, Махрушину, Николаю Степановичу, за тридцать тысяч.

– Вот – вот! Он вам знаком?

– Он?то? Приятели, можно сказать. У нас по купечеству никак иначе нельзя, все одним делом занимаемся, по одним трактирам работаем. Ну, так что же надо?

– Напишите ему письмо… Человек?то ведь он деловой?

– И очень даже…

– Так, может быть, он помнит, какими деньгами заплатил эти тридцать тысяч рублей госпоже Коровиной. Не могут быть это все трехрублевые ассигнации, или сотенные, или даже пятисотенные!

– Да, так.

– Может быть, акции какие?нибудь, бумаги, закладные листы. Вот вы бы это и узнали. А это может нам послужить на пользу.

– Так! – раздумчиво произнес Семечкин. – А какая же польза?

– Да как же вы этого не соображаете! Я во все банкирские конторы сделаю дружеские сообщения, что если кто придет менять билеты за такими?то номерами, акции такого?то общества, то прошу сообщить мне немедленно. Не будет же человек держать у себя акции до второго пришествия; придется менять!

– Да, это так, – согласился Семечкин. – А где? Может быть, в Таганроге, может – в Варшаве. Ему. негодяю этому, пути не указаны.

– Совершенно верно. Но я могу оповестить все более или менее значительные города. Вы сделаете то, о чем я вас прошу?

– Непременно! Как только домой приду, так пропишу Махрушину: «Так и так, Николай Степанович, расскажи мне, какими деньгами ты заплатил Коровиной за имущество».

– Великолепно! Ну, а вы чем занимаетесь? – спросил Патмосов.

– Мысли от себя гоню, Борис Романович. То есть так тоскую, – сказать вам по совести, – что один оставаться совершенно не могу. Как останусь один у себя в номере, так мне все Настасья Петровна представляется. Голова эта, вся изодранная!.. Господи Боже мой! И за что она полюбила этого разбойника? Вот я и не могу. Места себе не нахожу, червь точит сердце. Сейчас я к своему, значит, приятелю – и с ним кутеж.

Патмосов покачал головою.

– Ну, это, знаете ли, не важно. Вы лучше бы ехали опять в Саратов и взялись за дело.

– Пропадай все! Теперь я как к вам прицепился, так и не отстану. Разве что скажете: «Егор Егорович, ничего не нашел. Пропал, мерзавец, как в воду канул».

– Нет, – Патмосов похлопал пальцем по столу. – Не бывало такого со мной случая, чтобы я, имея хоть маленький кончик, не распутал всего клубка. Есть у нас браслетка, может быть, узнаем деньги, да и на коробке тоже след есть… Нет, нет, Егор Егорыч, унывать не надо!

Лицо Семечкина просветлело.

– Вот обрадовали!.. Истинно, можно сказать. Теперь я как именинник. Денег не надо?

– Нет, – засмеялся Патмосов. – Затоскуете, опять загляните.

– Ваши гости! – ответил Семечкин и вышел от гостеприимного хозяина, обрадовавшего его.

Погода была светлая, ясная. Егор Егорович пошел по улице, весь под впечатлением радостной надежды, и с удовольствием поглядывал на встречных.

– Э, Сергей Филиппович! – вдруг воскликнул он, встречая возле Гостиного двора Прохорова, шедшего с портфелем под мышкой. – Вот приятная встреча! Вы куда?

– Собственно говоря, сейчас возвращался с одного поганого дела. Сегодня описывал имущество.

– Ну, что же, коли кто не платит, а должен, так надо имущество описать. У нас закон такой.

– Неприятное занятие! – сказал Прохоров. – Вы завтракали? Нет! Тогда поедем вместе. Мне тоскливо одному. Хотите – к» Контану», хотите – в» Европейскую».

Семечкин подумал.

– К» Контану». Люблю я его. Хорошо кормят и музыка. – Он повертел пальцами и подозвал извозчика. Они сели в сани. – К» Контану»!

Извозчик дернул вожжами, и собеседники помчались.

– То есть места себе не нахожу, Сергей Филиппович, – дружески заговорил Семечкин. – Ни торговля, ни дела – хоть разорись, глазом не моргну! Вся душа моя теперь в этом деле. Найти бы мне того мерзавца, что назвался Кругликовым, и посмотреть, как его в каторгу засудят. Тогда моя задача, можно сказать, будет исполнена и я успокоюсь. А то такая тоска!..

– Я – вам компаньон, – отозвался Прохоров. – У меня тоже большая заноза в сердце, и я тоже рад забыться.

Они вошли в роскошный зал ресторана. К ним подошел метрдотель и почтительно подал карту.

– Попервоначалу беленькой – похолоднее – и закусить, – распорядился Егор Егорович.

Метрдотель поклонился, и лакеи быстро побежали исполнять приказание.

Прохоров огляделся и вдруг вздрогнул. Недалеко от них сидел Чемизов; против него сидела красивая дама в собольей шапке, с горжеткой и огромной муфтой. Григорий Владимирович глядел на нее и вполголоса говорил что?то, а она широко улыбалась, обнажая белые зубы.

«Вот этот Чемизов! Дьякову сватает, а здесь с новой путается», – подумал Сергей Филиппович, и у него даже на мгновение мелькнула злая мысль вызвать по телефону Дьякову, но он тотчас отказался от нее. – Эх, плохие наши дела! Выпьем по единой! – Семечкин поднял рюмку.

Они заказали завтрак.

Семечкин потребовал вина, а затем шампанское и ликеры. Лицо его раскраснелось, глаза заблестели.

– Ну, Сергей Филиппович, – заговорил он, переходя на» ты», – позовем сейчас моего приятеля, Савелия Кузмича, и учиним питру с тройкою.

– Неловко. У меня прием, – попробовал отказаться Прохоров.

– Пустое! Ты его побоку; скажи, что у тебя консультации, – засмеялся Семечкин. – Ей – Богу!

– Ну, что же, зови Авдахова!

– Вот это люблю, – обрадовался Егор Егорович. – Эй, малый! – крикнул он лакею. – Пойди к телефону, соедини с купцом Авдаховым. Понял? Контора, хлебная торговля на Калашниковской.

Лакей записал и отошел.

– Вот это у нас будет дело первый сорт! – в предвкушении хорошей попойки воскликнул Егор Егорович.

– Пожалуйте, – сказал, подходя, лакей.

Семечкин неровной походкой пошел к телефону, а Прохоров откинулся в кресле и не спускал взора с Чемизова. Тот почувствовал устремленный на него взгляд и быстро обернулся. Взгляды их встретились. Чемизов, вероятно, прочел во взгляде Прохорова злобу и ненависть и в свою очередь ответил ему насмешливой улыбкой. Сергей Филиппович отвернулся, поеживаясь. В это время вернулся и Семечкин.

– Готово! – радостно объявил он. – Сейчас прикатит сюда, а там уж что выдумает, то и хорошо будет.