Человек внутри

– За такое спасибо не говорят. Это обычное дело, – ответил я, не задумываясь.

– Но вы не убежали так, что пятки сверкают. На вашем месте многие бы даже их, – Анна показала на документы, – не забрали, потому что ни при чём.

– Глядите-ка, лестницу поднимают!

– Да… Ну где же, где они? – заволновалась Анна и быстро отвлеклась от меня. Слёзы благодарности всё ещё наворачивались у неё на глаза.

Мгновение длилось, как целый час. Ещё одно, и из окна навстречу пожарным выполз помощник с опаленной шевелюрой. Он был густо перемазан в саже. Белки глаз сверкали победно. Довольный и внешне совершенно беззаботный, он беспрерывно щебетал, тыкал пальцем куда-то в чернеющее небо, будто стараясь объяснить людям, какой урок только что усвоил. Его явно никто не понимал. На руках помощника, стиснув кулачки, хныкала беспомощно Сонечка, укрытая плотным жилетом, и вопила:

– Мама! Мамочка!

Глава седьмая.

Неоднозначное решение

Сонечка отделалась испугом и в отличие от своего спасителя, пролежавшего шесть дней в больнице, предназначенной только для помощников, не обгорела. Неделю она не отходила ни на шаг от матери, тихонько расспрашивала отца, куда делся медвежонок, и рыдала бурно. Сорок пятая квартира, к сожалению, была полностью уничтожена.

Пустыркины, пересчитав деньги, прописались в запущенной комнате в коммуналке с семьёй Улиткиных. Впоследствии здорово сдружились с ними, а перед этим позвали меня, чтобы обсудить одну нерешённую проблему, которая их сильно тревожила.

В кухне, пахнущей жиром и варёным мясом, толкались дети, мигала беспрерывно лампочка, копошились мухи. Василий, хлебая куриный бульон, ломал хлеб на крупные серые куски. Отогнав от лица комара, залетевшего в форточку, он спросил, смущённо улыбаясь:

– У тебя нету свободного места?

– А что? Хотите ко мне переселиться? Домик у нас большой. Боюсь, Дарья Сергеевна не пустит.

– Не переселимся, не надо, – пробормотал Василий и набил рот хлебом. Прожевав, добавил слишком серьёзно: – Ребёнок ведь у нас есть. Скоро школа, покупать рюкзак, тетради, пенал, туфли, юбку с блузкой придётся. Половина зарплаты уйдёт на сборы. Бесплатное-то образование бесплатно на словах.

– И?

– В общем, ты видишь, как нам живётся. Не сказать, чтобы ужасно, грех жаловаться, но почти на всё денег не хватает. Аня тут предложила продать помощника, так как он теперь нам обуза. Я в любой другой ситуации, естественно, не продал бы его. Он ходил к тебе в магазин, вроде бы, работал, но толку в этом мало. Если бы мы продали его на какое-то время, не навсегда, а потом, как переменится положение, вернули в семью, то он, наверное, понял бы нас. Сонечке страшно отдавать его в чужие руки. Она не хочет, чтобы помощника обижали. Я тоже не хочу. Поэтому я спросил тебя, есть ли свободное место. Не мог бы ты взять помощника к себе, например? Понимаю, понимаю… не можешь. Но ты подумай!.. – повысил неуверенный тон Василий и, оставив тарелку с бульоном, отряхнулся от липких крошек. – Мы не навязываемся, если так считаешь. Ты единственный, кому я могу доверить помощника, вижу, между вами есть какая-то связь.

– О чём вы? Мы едва знакомы, на самом-то деле.

– Не спорь, не спорь, – попросил настоятельно Василий и съел кусочек подтаявшего масла. – Он привязался к тебе, будто ты его первый в мире хозяин, а не начальник. Что-то чувствует к тебе он, что-то очень хорошее.

– Помощник так со всеми, – возразил я решительно. – Он ко всем чувствует только хорошее. Создан таким.

– Не-е-ет, – протянул Василий, зажмурился, вспоминая нечто лихорадочно. – Не со всеми. Он тебя когда-нибудь точно восхитит, иголочки-то покажет. Ну, заберёшь его?

– Заберу, если иголочки не очень острые. Дайте два денька на подумать.

– Ладно, решайся, – согласился Василий и, подозвав Анну, успокоил её ласковым словом.

Она хлопнула весело в розово-жёлтые ладоши, вынула из холодильника пластиковый контейнер и открыла селёдку с луком. Дети столпились вокруг стола и заканючили жалобно рыбу. Извозились все в масле с укропом и, облизав перепачканные пальцы, побежали к раковине пенить руки в жидком ромашковом мыле. После подпустили к раковине и меня, обрызгали шаловливо пахучей водой, надули парочку мелких пузырей.

С помощником я давно не разговаривал. Он вышел за мной на улицу, остановил, легонько ущипнув за локоть.

– Как вы?

– Ничего. Так себе.

– Владимир, не злитесь на меня. Вы и впрямь злитесь? Но за что? – спросил помощник, перекривился, собирая слёзы широченным рукавом. – Кажется, есть много поводов.

– Не злюсь. С чего взял? Я горжусь тобой, как никогда никем не гордился!

– Вы-то?

– Удивлён?

Он просиял, повис на моей шее и залепетал обычным своим мальчишеским голосом:

– Не знали, что приходил Костя? Он извинился, и я его простил. Объясните, что с вами не так.

– Да не души, отпусти! Вот так, дай отдышаться… Пустыркины мне кое-что предложили. Ни разу не догадаешься, что же.

– Но у них ничего нет, – сказал растерянно помощник.

– Забыл, что у них есть ты? Я предупреждаю сейчас, чтобы ты был готов переехать ко мне. Переедешь или нет?

– Думаю, у меня нет выбора. Если так будет удобнее всем, то перееду. Но для чего? Я настолько мешаюсь у них под ногами? Нет, это же не причина! Всё упирается в деньги, Владимир, мне ясно, что деньги ставят во главу угла. Пообещайте только, что вернёте Пустыркиным, когда они разбогатеют. Я уже тоскую без них, словно уехал на край света.

– Верну в целости и сохранности, – пообещал я под ярким фонарём.

Он махнул ладонью на прощание и скрылся в подъезде.

В среду, как я определился с выбором, Василий подал заявку на переоформление прав на помощника. Она рассматривалась в течение пяти рабочих дней. После того, как заявка была удовлетворена, мы приехали в многофункциональный центр. Помощник подтвердил, что ни я, ни Василий не принуждаем его расписываться в предоставленном ему стандартном бланке, и он полностью готов к тому, чтобы стать моей собственностью. В договоре были прописаны условия, которые я должен был строго выполнять; насчитывалось не менее пятнадцати пунктов, предусмотренных и для помощника, главной обязанностью которого являлось преданное, самоотверженное (и не смотря ни на что, всё же добровольное, если так правильно выразиться!) служение хозяину. Я допустил мысль, что он товар, но говорящий, живой.

– Где его браслет?

Василий подписал соглашение в полупрозрачной кабинке, стены которой прекрасно пропускали звуки, и ответил за уже официально чужого ему помощника:

– Проворонил браслетик-то. Вот досада! Ну, это не страшно, я прав?

– Жаль, конечно, что потерял. Владимир Беркутов, вы всё же купите новый, заказной. Если вы много времени проводите вне дома, специалист порекомендует браслет со встроенной функцией, с помощью которой вам легко удастся определить местоположение помощника.

– Он ему ни к чему.

– Ни к чему! – изумилась подслушивавшая девушка с проколотым носом. – А понимать? Вы их понимаете вот так, сходу? Они же, – понизила она голос до шёпота, – другие.

Василий, сердясь, крутанул у виска, и замахал папкой.

– Думай, что болтаешь. Брысь!

– Вы не бросайтесь, если не понимаете так, как понимает этот мужчина. – Она указала некрасиво пальцем на меня. – Мой бы давно загнулся. Знаете, как оно бывает, забегаешься как белка в колесе, не покормишь помощника, не погуляешь с ним, не отведёшь на консультацию. Он хворает бедненький, мучается чего-то, сам не понимает чего, а ты гадаешь. Вот тут-то и пригождается браслет. Глядишь, горит коричневым, значит, тоскует без дела, даёшь ему работы, да побольше, чтоб на неделю хватило!

Помощник слушал очень внимательно. Он повернул голову, улыбнулся ласково и вдруг сказал жёстко:

– А помощник, с которым вы обходитесь, как с домашним питомцем, явно думает про вас точно также. Не ложитесь сегодня спать, проверьте, чем он занимается ночью, – намекнул он с лёгкой усмешкой. – Кидает ли в стену браслет, который натирает запястье до крови, или разрабатывает план побега. Брысь! – повторил он громко, в точности, как Василий. – Пока я терпелив с вами, но это ненадолго.