Человек внутри

– Во-первых, убери страшные фигуры, которые находятся позади дома. (Забрось их в подвал, дальше я разберусь с ними.) Во-вторых, проведи влажную уборку. Ведро возьмёшь под ванной, там же тряпку и чистящее средство, – остановился он, хитро прищурившись. – Как вы без меня ещё не задохнулись-то в пыли, бедолаги? Кхм… В-третьих, почини ножку кухонного стола (инструменты в тумбе, в гостиной, где стоит глиняная свистулька и позолоченная копилка). В-четвёртых, засыпь колодец. В-пятых, избавься от дерева растущего перед домом. Оно неизвестно откуда появилось и мешает парковаться! Постскриптум, знаешь-ка, не срубай лиственницу. Я уже так привык к ней, так она понравилась! Мы с ней любим друг друга, потому что она не тревожит меня. Я её тоже. В общем, даже не бери топорик, не дай бог поранишься. Пост постскриптум, может, как-нибудь выстираешь плед Дарьи Сергеевны? Он такой же чумазый, как Дарья Сергеевна, и тонкий. Стирай вручную!

– Ну и что?

– Вам бы от забывчивости таблеточки пропить, – сказал помощник. – Как-то Анна заболела, и мы не предполагали, что с ней делать. Пошла она к доктору, бестактному доктору, не жалевшему своих пациентов. Он обвинил её в том, что она часто переутомляется и не спит по ночам, как спят здоровые люди. Но, впрочем, прописал хорошее лекарство. Анна пропила таблеточки и вновь стала бодрой и свежей. Познакомились вы бы с нею тогда и увидели, как она изменилась.

– Это из-за постскриптума?

– Причём он? Другое дело пост постскриптум!

– Пустыркина болезненная женщина… Она не плохая, просто мягкая по характеру.

– Ой, и не говорите. Наверное, смерть сестры повлияла. – Помощник коротко всхлипнул и промокнул салфеткой лицо. – Вот теперь представьте, как мне будет жалко, если и с вами беда приключится. Вы же ничего не скроете от меня? Вы мне доверяете, как самому себе?

На тот момент я не хранил тайн, но промолчал, так как не был уверен в ответе. Помощник взгрустнул, но через минуту вновь заметно оживился, когда я позвал его сыграть в домино.

– Костяшки? Вы бы ещё предложили шарады разгадать, – пристыдил он меня и напомнил почему-то радостно: – В самом деле, старик! Вы знаете, что есть компьютеры, игры с потрясающим сюжетом и красивой графикой? Мне как-то Сонечка сказала, что будет создавать компьютерные игры. Лучше уж компьютерные, чем настольные.

Глава девятая.

Имя

Лиственница молча собирала пыль косматой головой.

На залитом светом крыльце, под стрекот несмолкающих насекомых, помощник, поддразнивая меня, выкладывал кости на столике и качался в кресле. Оно противно стонало, отвлекало нарочно от игры. Всякий раз, когда я просил помощника успокоиться, он предлагал обратить внимание на травяных сверчков или совсем не тратить силы на пустяки.

– Как же надоело, что ты помощник! – неожиданно выдал я сам для себя вслух и взял кость из резерва.

– Я не могу быть кем-то другим, – улыбнулся он виновато.

– Ты не понял.

– А что?

– Вот меня зовут Владимиром, например, и мне приятно, когда меня окликают по имени. Но что насчёт тебя? Почему вам, помощникам, не дают имена?

Я затронул болезненную для него тему, но не пожалел о том, что спросил. Долго мне не давали покоя гнетущие воспоминания, и до сих пор смешила встреча с девушкой, которая находила речь помощников неясной и странной и потому (может, были и другие, более личные причины) не проявляла заботу к своему помощнику.

– Создатель считает, что так люди быстрее привязываются к нам. Я с ним не согласен. Нельзя привязаться, дав имя. Я же не пошёл за кошкой соседки сверху только потому, что прозвал её Чёртовой лентяйкой. И она даже не мяукнула, хотя должна была подать знак, – обиженно пробормотал помощник. Он пропустил ход, так как ему было нечем ходить, и продолжил говорить, не скрывая неприязни: – В меня тычут пальцем, спрашивают о браслетике, как ненормальные. Я не люблю его не потому, что он сдавливает руку (хотя, из-за этого тоже), а потому что он делает из меня бездушную марионетку, которая не имеет права чувствовать свободу. А мне так охота летать! Взмахнуть крыльями и унестись в небо. О, было бы здорово!

– Мы ошибаемся. Прости.

– Вы не виноваты. Таково наше бремя, наверное, – нахмурился он сердито. – Я не могу его сбросить. Некому облегчить мою ношу. Знаете, один глупый мудрец как-то ляпнул, что помощники не умеют любить. (Думаю, он не имел в виду любовь к семье, хозяину, хобби или к жизни.) Кто его надоумил на такую чушь? Всё ложь, неправда! Любим, ещё как любим! И я докажу, когда полюблю.

– Ты не любил ни разу?

– Нет. Вы объясните, что значит любить? – спросил он, слегка смутившись. – Я видел, как любят друг друга Анна с Василием. Они уже немолоды, но их любовь по-прежнему глубокая и сильная. Василий иногда долго смотрит на Анну, щиплет её за бок и хихикает. Готовит, когда она болеет или ходит за лекарствами и целует очень-очень легко в лоб, чтобы ободрить. Если надо, нянчится с Сонечкой, когда Анна засиживается допоздна в продуктовом.

– Тут ты не по адресу, дружище.

– У вас была несчастная любовь! – представил помощник, сочувственно промолвив: – Трагедия…

– Первая любовь не всегда несчастная, если ты об этом. У меня вообще не было несчастной, – признался я скромно. – Просто мне не интересно, я плохой советчик и объясняю туманно, не полагаюсь на опыт, а на образы, зачастую расплывчатые.

– Уверяю, что вы прекрасно рассказываете. Что такое любовь, Владимир?

– Если кратко, то всё! Банально, но верно… Ничего в мире не происходит без любви, не создаются творения, и города не строятся. Если полюбишь по-настоящему (не отдавайся бессмысленным мимолётным увлечениям), то почувствуешь сразу же уютное тепло. Куда бы ни пошёл, она последует за тобой, раскроет потенциал. Ты примешь свой талант, начнёшь развивать его, будешь готовым к исполнению мечты. Она творит чудо, когда сковывает безнадёга, делает крепким, если искажается реальность, поднимает с колен и оправляет после падения, заживляя раны. Думается, ты многое теряешь. Может, самого себя? Кто знает, кто знает… Есть кто на примете?

Помощник дёрнулся, будто его током ударило, и, сжав покрепче костяшку, рассмеялся в лицо натянуто. Наступила моя очередь брать кость из резерва.

– Не дурите, кого я сейчас найду? Не ходить же по улицам и присматриваться ко всем. То-то же, бред.

– А полюбить кого хочешь? Помощника… или человека?

– Без разницы, если он добр и честен со мной. Цвет же кожи, возраст, причёска, вера или пол не значат абсолютно ничего, если царит добро и справедливость. Важно проявлять гуманность (не путайте с терпимостью, доведённой до абсурда) в ней наше спасение, – возбудился помощник и воскликнул пылко: – Да, это настоящая любовь! А любовь есть принятие.

– Но что, если человек, в которого ты влюбишься, на самом деле презирает помощников или просто не хочет иметь с ними ничего общего?

– Не представляю, как я бы изменил его отношение к нам. В любом случае ему повезёт, потому что я не отступлю и не оставлю его в покое. Уж вы-то знаете, что я могу быть очень убедительным и надоедливым… Ладно, что мы о сложном болтаем?

– Оно не сложное, а жизненное.

– Допустим. Хватит! А то расстрою ненароком и вас, и будем вместе плакать над тем, что нельзя изменить.

– Ты от меня ни слезинки не дождёшься. Когда-нибудь говорил с создателем?

– Никогда. И для чего? Что бы я сказал, когда встретился с ним взглядом? Кстати, перед тем, как меня забрали Пустыркины, мы не виделись больше пяти дней. Подозреваю, что мы совсем его доконали.

– Ты победил, – перебил я помощника мягко.

– Уже?

– Набрал сто очков. Мы ведь до ста договаривались?

– Конечно.

Он качнулся ещё разок в кресле, скинул тёплое одеяло, в котором был укутан и, задрожав, покрылся мурашками. Запрыгав резво, чтобы согреться, он подул на руки, затёр их яростно и, наконец, произнёс:

– Собирайте домино и пойдёмте в дом. Холодно-то как!

– Это от усталости бывает. Знобит?

– Сильно.

– Что ж ты раньше не сказал? – спросил я, недовольно убирая костяшки со столика. – Поздно.

– Мне понравилось играть, – прошептал помощник восторженно. – Вы слушали, что я говорю… Спасибо. – Он поклонился мне, как при нашей первой встрече и скрылся за дверью.

Я поспешил нагнать его на лестнице. Он споткнулся от усталости и, потянувшись навстречу, потрепал меня шутливо по щеке, отчего она заметно порозовела.